- Сережа!

- Вали, откуда пришел.

Однако! Этот хоть огрызается, но узнает.

- Где Лешка? - Они стояли рядом, оба с трудом справляясь с дыханием и оттого особенно злые.

- Где? Где нас с тобой нет!

- Качалава и Крайц где?

- Справочная в корпусе. Третий ярус, вторая дверь налево.

- Благодарствую.

- Не стоит благодарности, - расшаркался Сережа.

- Драть тебя надо.

- Вали-вали.

Справку о состоянии ребенка Кайдалова Алексея Робертовича выдали мгновенно. Роберт пробежал стандартный текст и снова постучал в окошко. Мальчик, во всяком случае, жив. И Ариша. Ариша тоже.

- А где он сейчас?

Дежурный посмотрел на часы:

- В спальном корпусе.

- Но его там нет.

- Стало быть, в игровой.

- Там закрыто.

- Открыли уже.

Стеклянной галерейкой Роберт прошел в игровую. Сегодня здесь был альпийский луг. Обходя журчащие ручейки и заросли цветов, Роберт выискивал знакомых. "Где Лешка?" - все повторял он. Дети терялись от этого вопроса так, что Роберту стало жутко.

Наконец кто-то из младших, толстый, в тельняшке, объявил, что Лешка, мол, не здесь. Не здесь он.

- А Григорий?

Морячка оттерли, и Роберт не успел услышать ответ. Где-то просигналили, и дети ринулись наверх. С облегчением ринулись. Он схватил чью-то тонкую руку:

- Слышь, парень, где Леха с Гришкой?

- Я не парень, - хихикнули с лесенки.

- Папаша, оставьте ребенка в покое, - распорядился дежурный.

- Где Кайдалов Алексей, Качалава Григорий, Крайц Анна? - крикнул Роберт, но его крик потонул в пении флейты. Ее одинокий голос подхватили ударные. "Музыкальный час!" - сообразил Роберт. "Форсмажор!" Альпийский луг из-под ног проворно скатывался в рулон. Ему пришлось отступить в коридор. Дверь закрылась. Он вернулся в справочную.

- Где мой мальчик? - закричал он.

- Мальчик здесь, - ответили оттуда. А ведь он не назвал ни имени, ни диагноза. Стало быть, его узнали. Стало быть, от него шарахались именно потому, что узнали.

- Это где - здесь?

- Здесь, но не тут. Убытием не числится. Впрочем, спросите на проходной.

Окошко в проходной было закрыто. Роберт сделал шаг вперед, ворота открылись, мягко втянули его в проем и мягко вытолкнули. Он рванулся назад, ворота сомкнулись. Роберт постучал раз, другой, третий. Нажал на кнопку звонка. Все молчало. Сейчас он этой сонной Настене выдаст по первое число. Он сунулся к окошку справочной. Оно исчезло. Не захлопнулось, нет, гладкая серая стена была перед ним. С тусклыми разводами искусственного мрамора. А он помнил, что окошко справочной было украшено резным наличником, да и комнатенка внутри была "отделана под сказочную избушку, как и все наши служебные помещения". Путешествие каждого ребенка по корпусам Лесного дома было замаскировано под путешествие в страну сказок. Работники ворчали; обычная в детских учреждениях текучка у них усугубляется тем, что персоналу предписано вживаться в образы сказочных персонажей.

"Полдня зайцем проскачешь, так хоть волком вой... Гномы вообще на вторую неделю заявление швыряют. Ставка Белоснежки пустует второй год. Баба Яга уволилась. Леших бригаду пришлось разукомплектовать. Один остался. Лучше всего, мил человек, здесь в стеклянном гробу качаться. Не держится здесь персонал, не держится. С утра слоном труби, с ночи соловьем щелкай. Конечно, надбавки, стаж, коэффициент..." Дежурная сидела в справочной в нетрудной роли красавицы. Румянец свой, коса накладная, перевита жемчугом, сарафан парчовый, рубаха шелком шитая. И вот и окошко ее, и светелка, и сама она куда-то делись. Может, он не через те ворота выскочил? Роберт вгляделся. Арки ворот тоже не было. Узор серого мрамора расплывался, дробился, мельчал. Роберт пошел вдоль стены искать главный вход. Стена не кончалась. Лес вокруг изменился. Тумана как не бывало. Сушняк, белый выцветший мох, лишайник, жидкие сосенки да рыжие кусты можжевельника. Болото тоже исчезло, лесная подстилка была сухой и колкой. Слева - лес, справа - стена, не карабкаться же в самом деле на каменную стену.

Роберт провел рукой по холодной поверхности. Легко прощупывались швы между плитками, но ни выемки, ни зазубрины, ни впадины. Он постучал, крикнул, снова постучал по камню, но звуки как-то уходили в стену. А раньше тут было такое эхо! Уходя он еще долго слышал Алешкин смех, и голос Ариши, и еще чьи-то голоса... Роберт побрел по лесу. Спешить ему было некуда. Семья неизвестно где, а Спайсы отторгли его со всей бесстрастностью казенного учреждения. Казенный дом и есть казенный дом. Что теперь? Идти по лесу или броситься на стену, пытаясь разбить голову? "Ох, грех, - выдохнул внутри тот, кто пытался молиться. - Отче, смилуйся и спаси! - попросил Роберт. - Дай насущный урок мне днесь. Укажи путь, сжалобись и наставь!" Легкий ветер осушил взмокший лоб. Он сделал неуверенный шаг и чуть не раздавил кустик земляники. Роберт нагнулся и смиренно принял этот дар. Несвязная молитва настроила его жить. Он давно хотел уйти, уйти ото всего, что было его жизнью, неудавшейся жизнью. И вот бездомный, отброшенный стеной, отгороженный от семьи, он мог стать теперь отшельником или вольным лесным братом. Он предавался мечтам и все набредал на кустики ягод. Грибы здесь тоже были. Поганые грибы. Осклизлые, на бледных ножках и вовсе без ножек, черно-белыми конусами рвущиеся из земли, опутанные бахромой лопнувшей кожи. "Отравиться всегда успею", - подумал Роберт легко. Но голос внутри сказал: "Ох, грех!" "Ох, грех!" - повторяли рядом, и тут Роберт ее и увидел. Махонькая кривобокая такая старушонка, она стояла плотно, как грибок, а большая ее корзина была укрыта белым платком. Голова же обмотана зеленой тканью - Роберт поначалу принял косынку за лопух, да я платье ее сборчатое было лопушиного цвета. Он потянулся за очками. Их не было. Очки, пропуск, нитроглицерин - все осталось за стеной.

- А чего меня разглядывать? И нечего меня разглядывать. Молоденьких себе выглядывай, а мое времечко ушло, - пропела она, шустро нагнулась и у самых ног Роберта срезала большой поганый гриб.

- А боровиков и нету тут, боровик, он дубраву любит, а здесь сам видишь, какие дубы. А мне этих боровиков не больно-то и хотелось. Мы люди простые. А ты откуда взялся? Охотник?