Пожилой санитар с привычным проворством упал и закатился за чёрный блин колеса.

Затрещал гравий под ботинками и сапогами пассажиров, выпрыгивающих в окна пульмановского вагона и в распахнутые двери соседских теплушек.

Ещё миг воющей тишины, от которой Кирилл невольно попятился в сторону дебаркадера, – и…

…с грохотом пламя выбросило из тамбура кавалериста.

Вздыбленный щебень с той стороны взлетел выше покатой крыши, её зелёная жесть мгновение спустя заскрипела и взлохматилась краями дыр.

Затрещали и дощатые потолки теплушек, покрываясь изнутри блёстками просветов.

Молча осел на землю грузный полковник, громоздя поверх фуражки французского образца каску, потерянную молодым солдатиком.

Тот истошно выл подле, лихорадочно ощупывая на плече железное оперение стрелы…

Напророченный налёт германского моноплана, к счастью, – дело было привычное и недолгое.

«Как всегда…» – понял Кирилл по довольно флегматичной реакции обитателей привокзального майдана и путейцев, с привычной ленцой собиравшихся тут же в обход и, поэтому, не дожидаясь пока птичья тень «голубя» уползёт вовсе, только глубже натянул фуражку. И зашагал по свободному пути, в обход эшелона, где, являя предписанную уставом стойкость, оставались на местах часовые. Видимо, тот самый эшелон, «особый», и охраны требовал особо тщательной.

– Что за особый такой? Литерный? – мимоходом поинтересовался лейтенант у обходчика, огибая железное рыло паровоза, поданного к привилегированному составу.

– Да по нынешним временам и попородистей литерного будет, – глухо буркнул усталый обходчик. – Не знаю, как и назвать, но велено пропускать вперёд всех прочих. Хотя мы тут и литерный видали… – вздохнул он. И отчего-то даже перекрестился: – Романовский.

– Царский, что ли? – недоверчиво удивился авиатор и даже приостановился. – Не припомню что-то, чтобы император сюда выезжал.

– Не император, – помотал головой обходчик. – Великий князь. И не выезжал, а отъезжал, пожалуй…

– Это ж который? – вопросительно наморщил лоб Иванов (второй).

Кабинетные разговоры.

Петроград. Кабинет статского советника А. И. Иванова

Ротмистр Буровский, подождав, пока последний из непременных участников совещания 4-го отдела аппарата МИД, капитан 1-го ранга Глеб Михайлович Садовский, устроится в вольтеровском кресле, обратился к старшему по рангу, статскому советнику Иванову:

– Не перестаю удивляться вашему пророческому дару, Алексей Иванович! Никто и не подумал тогда, в октябре, что турки остановят нашу Кавказскую армию.

Статский советник характерным «Ивановским» движением потёр лоб у самого края заметно редеющих волос. И сказал:

– Если бы только остановили. А то почти что опрокинули. Не будь там такого… рельефа, – Алексей Иванович сделал паузу, то ли подбирая слово, заменяющее оборот «труднопроходимая горная местность с неразвитыми коммуникациями и естественными преградами, позволяющими малыми силами останавливать наступление мощных группировок противника», то ли приличный эпитет к нему, – то потери живой силы и территорий были б куда больше.

Каперанг Садовский даже привстал, очерчивая на карте волнистую линию и полукружие между морем и Михайловской крепостью, и в чрезвычайной близости от Батума.

– Почти что к самому Батуму прорвались басурмане! К левому берегу Чороха вышли. Только и осталось, что Михайловская крепость да собственно Батумский крепостной район.

– Но всё-таки казаки генерала Ляхова их остановили, – подал голос штабс-капитан Иван Венцель. – И если бы не восстание аджарцев – опять-таки поклон в вашу сторону, Алексей Иванович, это о вашей сентенции о «мусульманском факторе», – остановили бы их куда раньше.

– Да уж, на самом краешке удерживаем, – покачал седой головой Глеб Михайлович Садовский. – Чуть дальше, чем на ружейный выстрел. А в Батуме – все запасы нефти Черноморского флота. То всё с моря беды ждали, от проклятущего «Гебена», береговые батареи новыми десятидюймовками оснастили – а беда по суше пришла.

Алексей Иванович несколько раз кивнул и обронил, как бы немного рассеянно:

– Уверен, Эбергард тоже понимает значение Батума. Равно как Трапезунда – для турок.

Наблюдательный ротмистр Буровский почувствовал, что статский советник поглощён некоей мыслью. Такой, что по сравнению с ней понимание реальной опасности для Батума, главной нефтегавани флота – туда подходит нефтепровод из Баку, – волнует его в меньшей степени.

А тем временем каперанг Садовский, более всех осведомлённый о ситуации в штабе Черноморского флота, продолжал:

– Да, сейчас решается вопрос: или выбросить в тылу турецкой группировки, противостоящей Приморскому отряду Ельшина, большой десант, или организовать наступлению казаков мощную артиллерийскую поддержку с моря.

– И когда же они примут решение? – поинтересовался штабс-капитан Венцель. – Не с опозданием ли?

– Побойтесь бога, Иван Артурович, – отмахнулся Садовский. – Дня два, не больше. Там уже есть несколько бортов артиллерийской поддержки, а третьего дня придёт большая эскадра, все пять линкоров, крейсера и два соединения миноносцев. А пока будут идти, то и решат окончательно, что и как делать.

Подал голос и ротмистр Буровский – вроде как успокоить встревоженного Венцеля, но ещё более – попытаться угадать, какие мысли одолевают главного контрразведчика.

– Сил там, на побережье, у османов не так много. Они главный удар нацеливают на Тифлис.

В общем-то ротмистр правильно угадал основное направление мыслей статского советника. Но только в первом приближении.

– Необязательно… – сказал Алексей Иванович. – Даже, думаю, обязательно не. Энвер-паша сам же лично принял командование 3-й армией. И усилил её лучшими частями.

– Константинопольской гвардией, – уточнил штабс-капитан Венцель. – И дикой курдской кавалерией. Головорезы, говорят, отчаянные. Так что опасения насчёт столицы Закавказья приобретают реальные очертания.

– Для него Тифлис – это наверняка лишь промежуточная цель, – отрицательно покачал головой статский советник. – У сего «великого полководца» (иронию почувствовали не все) и масштабы великие. Ему надо всё Закавказье, от моря Чёрного до Каспия. Устроить там мусульманскую революцию, ну и заодно отрезать нас от нефти.

В числе не уловивших иронию оказался, как ни странно, весьма наблюдательный ротмистр. Во всяком случае, Буровский воскликнул почти что возмущённо:

– Какой там «великий полководец»! Что там у него особого боевого опыта? Военный министр и полководец – это, знаете, не одно и то же.

– Ну, какая-то подготовка у него есть, – признал Садовский.

– Он окончил германскую военную академию, – подтвердил штабс-капитан Венцель. – Даже, кажется, в числе лучших.

Алексею Ивановичу эта реплика явно пришлась по душе. Он и сказал, будто в продолжение слов штабс-капитана:

– Да, и собрал подходящих помощников: начальники штаба – немцы майор Гюзе, генерал Бронзарт фон Шеллендорф, начальник оперативного отдела – майор Фельдман. «Оборонца» Хасан-Изет-пашу, как помеху своим планам, Энвер-паша отстранил от командования.

Но закончил совсем неожиданно:

– И это даёт нам большой шанс.

Капитан 1-го ранга Садовский честно признался:

– Не улавливаю… Это почему же?

– Потому что действовать будет он по немецкому шаблону, – пояснил разведчик. – Попытается повторить то, что сделал Гинденбург в Восточной Пруссии, в августе.

И продолжил, слегка повысив голос:

– А то, что в Лазистане не то, что железных, обычных дорог нет, и морозы под Сарыкамышем – как раз для «константинопольцев», чтобы вымерзли к чертям, и сил у него на первый удар, может быть, и хватит, а на второй – один замах останется, потому что от Эрзрума разве что винтовочные патроны успеют довезти, – не учитывает.

– То есть он планирует окружить главные силы нашей Кавказской армии под Сарыкамышем, – сообразил ротмистр Буровский, – тем самым оголив свои фланги и без серьёзных тылов. А немцы ему не подскажут, что это не риск, а скорее авантюра?