Оказывается, после двух неудач старшина Сергей Кораблев повел разведчиков другим путем. Они пересекли передний край в двух километрах южнее Саур-Могилы. Там встретились с группой младшего лейтенанта Шевченко, объединились. По дороге к горе сняли пулеметный расчет и с тыла без единого выстрела вышли на ее вершину. А с рассветом подняли флаг.
Мы увидели его около шести утра. До сигнала атаки было еще четыре часа. За это время враг мог уничтожить наших разведчиков. Они вели неравный бой. Как быть? Пытаюсь связаться с полковником Левиным. Но его нет на месте. Уехал к артиллеристам. Ищу начальника штаба дивизии. Тот сказал, что час атаки согласован с соседями.
— Я не могу отменить приказ командарма…
А без артподготовки и взаимодействия с другими частями нечего было и думать о выполнении задачи. Пришлось ждать условленного сигнала. Разведчики пока держались. Они уже пустили в ход гранаты.
Враг теперь уже, конечно, догадался, что вершину захватили смельчаки и их немного. Поэтому все внимание приковал не к ним, а к подножию горы, где сосредоточилась целая дивизия. Немцы, видимо, не сомневались, что мы полезем по отлогой части Саур-Могилы. Они ждали нас там.
Наконец над нашей головой прошумели реактивные снаряды. По кургану заметались огненные молнии. К залпам «катюш» присоединили свой голос наши пушки и минометы. В дыму и вспышках курган словно закачался…
И вот настал долгожданный миг — пехота поднялась в атаку. Удар гвардейцев был стремительным. Он пришелся по самому уязвимому месту неприятельской обороны. Это вызвало в его рядах замешательство. Гитлеровцы сопротивлялись недолго. После первого же сильного нажима они дрогнули и побежали.
1-й и 3-й батальоны ворвались на высоту. Разведчики спасены. Оставив Алехина на КП, у подножия восточного ската, и забрав с собой Кучерявого, секретаря комсомольской организации Мартынова и телефониста, я отправился на курган. Ровно в полдень по телефону доложил оттуда комдиву:
— Товарищ полковник, говорит Саур-Могила… Мы на высоте 277.7.
— Не может этого быть! — засомневался Левин. — После залпа эрэсов прошел всего один час. Где вы на самом деле?
— На горе, товарищ полковник. Здесь наши разведчики с четырех часов утра.
— Свиридов, мне видна высота, по флага не вижу. Подними его так, чтобы я разглядел.
Короткими перебежками пробираюсь среди камней и воронок к вершине. За мной неотступно следуют Василий с телефоном и телефонист с катушкой кабеля. За ними с автоматом в руке — старший лейтенант Мартынов — долговязый двадцатилетний парень с голубыми, всегда широко открытыми глазами. Он умел всегда вовремя появиться там, где больше всего нужен.
Худощавую фигуру комсорга полка видели то в стрелковом батальоне, то у разведчиков, то у артиллеристов. Его всегда окружали люди. И по веселому смеху, улыбкам солдат чувствовалось, что его присутствие здесь не бесполезно.
Однажды он зашел ко мне в блиндаж. Это было, кажется, в балке Кирико. У меня как раз сидел замполит. Покосившись на него, Петя шепотом обратился ко мне:
— Товарищ майор, наши разведчики идут на поиск. Разрешите мне с ними?
— Куда-а-а? — вскочил политработник и двинулся на оторопевшего лейтенанта. — Марш отсюда! И чтоб я больше не слышал этого!
А когда Мартынов выскочил из блиндажа, замполит устало опустился на табурет и расхохотался…
— Он дважды уже приходил ко мне за этим же. А я — наотрез. Так хотел обойти. Вот неугомонный комсомол!..
На сей раз Мартынов попал в самое пекло. Я поручил ему помахать флагом. Петр бросился к нему. Там на каменной плите лежал младший лейтенант Шевченко. Это он из нательной рубахи сделал флаг. Раненный, он своей кровью окрасил его и укрепил на вершине. Не успел застегнуть гимнастерку, как осколок мины свалил разведчика. Посмертно он был награжден орденом Красного Знамени.
Мартынов поднял истерзанный пулями и осколками самодельный флаг и, вскочив на камень, под выстрелами замахал им. Связист подключил телефон к проводу катушки. Почти тотчас же в трубке послышался голос комдива:
— Вижу, вижу… Молодцы! Держитесь! И командный пункт переносите на гору.
Поднимаюсь к Мартынову. Адъютант принес новый большой флаг, мы установили его на самой высокой точке. Под победным стягом расположились разведчики. Старшина Сергей Кораблев был ранен, но он отказался покинуть Саур-Могилу.
Возле пожилого разведчика, действуя бинтом, согнулась тонкая фигура. Это старшина медицинской службы Лидия Соболева. Московская комсомолка добровольно пошла на фронт. Она бесстрашно переползала от одного раненого к другому, оказывая им помощь. Осколок задел и ее, но девушка продолжала перевязывать раны бойцов, пока не потеряла сознание. Легкораненые на руках принесли Лиду на медицинский пункт.
Захватить гору — одно, а удержать ее — другое. Немцы, подтянув артиллерию, буквально засыпали курган снарядами. Кругом звенели куски металла, камни. Головы не поднять. Губительный огонь вынудил батальоны сползти вниз к подошве. Наверху остались лишь бойцы Смолякова, рота из батальона Замукашвили, разведчики, Мартынов, телефонист и я с адъютантом.
Кругом все дымилось. Нещадно пекло солнце. Нестерпимо хотелось пить, а воды взять негде, и враг бьет, бьет без передышки.
Затем немцы пошли в атаку. Стреляя на ходу, подбадривая себя возгласами, они надвигались на нас огромной мышастой массой. По отлогому склону двинулись танки. Они были необычные — изрыгали пламя, густой, как деготь, дым заволакивал местность там, где проходили машины. Картина страшная. Огнеметные струи плавили камни, все живое превращали в уголь.
Я оставил Мартынова и пулеметный расчет Иванова у знамени, а противотанковую батарею Овтина и разведчиков во главе с Кораблевым бросил на борьбу с огнеметными установками. Сергей Кораблев на своем веку встречался и с мнимыми полями, и отравляющими газами, и гигантской пушкой «Берта», и огнеметами. Я был уверен, что этот опытный воин не оробеет и на этот раз. Так оно и вышло. Вместе с артиллеристами разведчики вступили в борьбу с вражескими машинами и победили. Кораблев лично уничтожил один танк. Когда он проходил мимо щели, на дне которой укрывался Кораблев, старшина неожиданно вскочил на ноги и метнул бутылку с горючей смесью. Без орудий и броневой защиты, атакующие сразу сбавили шаг. Цепи противника заметно редели.
Метко стрелял из своего «максима» Николай Иванов. Он косил тех, кто лез к нам по пологому склону. Немцы откатывались. Но потом шли снова. Атаки следовали одна за другой до вечера. Всего их было двенадцать. К запаху дыма стал примешиваться трупный запах: в жару тела убитых быстро разлагались.
Воды по-прежнему не было. Ни ветерочка, ни дождя. Скорей бы ночь!
Только с сумерками бой затих. Кругом догорало все, что могло гореть. Над Саур-Могилой неподвижно висел горьковатый чад.
Я навестил пулеметный расчет Иванова. Мои боевые друзья все уцелели, но узнать их удалось не сразу— такие они были черные от копоти, пыли и пепла. У Березникова не лицо, а маска с воспаленными красными глазами. Лебедь беззвучно смеялся: потерял голос. Иванов, всегда тяжело переносивший жару, предстал передо мной по пояс голый. В этот момент он меньше всего походил на бравого солдата. Но пусть бы все защитники Саур-Могилы сбросили гимнастерки, лишь бы били врага по-ивановски. На его счету — сотни фашистов.
Николая Иванова я не только похвалил, но и порадовал:
— Нашего полку прибыло!..
И я рассказал, что ночью сюда придет подмога и в числе других — братья Кругловы. Иванов сразу ожил и забыл про жару. Он стал рассказывать товарищам о Кругловых, а я пошел налаживать связь с КП полка. Только с восходом луны смог по телефону приказать Алехину:
— Немедленно ко мне всю артиллерию, минометы и две роты автоматчиков!
Пока ночь, спешу собрать весь полк на горе. Утром наверняка бой разгорится пуще прежнего. Германское командование ни за что не смирится с потерей такой важной позиции. Командир дивизии полковник Левин не отходил от трубки:
