— Ной! — окликнула его козочка и, опасливо озираясь, подползла ближе. — Ной! — позвала еще и, откинув верхние крылья, потрясла за плечо.

Цесаревич подскочил, как ошпаренный и, едва ли проснувшись, закричал:

— Где Ева?! — заметался по берегу, едва не подпалив крылья. — Где она?!

Аньель огляделась, и, не найдя паучиху, пожала плечами. Ей с трудом верилось, что Ева вообще была с ними. Вокруг ни следов, ничего, что могло бы рассказать о гостье.

— Ты тоже помнишь, что она провела с нами вечер? — осторожно спросила козочка, усаживаясь и подбирая ноги поближе к груди.

— И ночь. Она всю ночь рассказывала мне о том, что видела там, за океаном, — Нойко остановился и, вдруг осознав, рухнул на колени. Крылья задрожали, Аньель тут же сорвалась с места и встала перед ним. Вытерла руки о штаны и обняла его за шею.

— Ну? Ну чего ты? Ты ведь все узнал, вот вернешь свою маму, найдете Еву снова и будете вместе, ну? — шептала она, поглаживая его по крыльям. Нойко осел, и Аньель опустилась рядом.

— Может, Евы и не было. Может, она мне приснилась. Как думаешь, Ань? — пробормотал Нойко, сжимая через мешочек крылатую куклу. — Она могла мне просто присниться? Я ведь так хотел ее увидеть.

Аньель тронула шею, шероховатое кружево ощущалось под пальцами так же явно, как ощущалось все остальное.

— Значит, мне она приснилась тоже, — козочка пожала плечами и улыбнулась цесаревичу.

— Тогда я полный кретин. Я не спросил самую лучшую провидицу о Люцифере, а только слушал ее рассказы, — пробормотал он, прячась в пологе крыльев.

— Да уж, Ной, ты — полный кретин!

#16. И позади фактотума сидит мрачная забота

Сердце горы встретило Рауна холодом каменных коридоров, не знающих солнечного света. Мрак переходов был практически осязаем — воздух будто стоял, изредка клубясь в тусклом свете фонаря. Ворон еще раз протер тот рукавом, но лучше не стало — света едва хватало на пару метров вокруг.

Но ошибиться было невозможно. Темноту огромного грота взрезал лиловый луч. Куда ярче фонаря. Куда теплее. Раун повел рукой, ловя пальцами блики. Все никак не удавалось отделаться от чувства, будто и свет осязаем тоже.

Сердце билось медленно, пропуская удары. Будто не верило. Раун шел по лучу, ничего не освещающему вокруг, слепо водил перед собой рукой, боясь наткнуться на кумо. Кошачьи легенды гласили, что храмы охраняли самые кровожадные существа на свете, коим мало было чужой плоти, они питались душами. Легенды не то что бы не лгали — кумо действительно охраняли подземелья под ангельским градом, клубились лиловыми облаками, щерились, издавали потусторонние звуки, похожие на стрекот, и словно наблюдали за каждым, не имея глаз. Но они не нападали просто так. Чего не скажешь о стражах — черных кумо, поглощающих свет и готовых уничтожить любого гостя без разбору. Они слушались только шисаи, и Раун прекрасно понимал, что если вдруг мрак окажется не просто темнотой, а стаей озверелых стражей — ему не жить. Однако любопытство было сильнее.

Лиловый луч закончился у стальных дверей. Раун поднял фонарь повыше, пытаясь разглядеть их лучше. Черный полукруг на уровне груди отдавал леденящим холодом. От него расходились трещины, ровно десять. Каждая вела в самый верх, к едва различимым во мраке символам. Раун смог углядеть лишь Скалу и Песочные часы. Но все символы объединял собой силуэт огромного раскидистого дерева, прячущего в своей кроне лиловое яблоко, рассеченное надвое просветом меж створок.

Сам вход перекрывала огромная деревянная балка, когда-то она служила засовом, но теперь просто не давала двери закрыться. Раун прикусил губу и, положив руку на стальную створку, задержался. Сколько он себя помнил, ему всегда твердили, что Райский сад заперт. Он с самого начала заперт. Он всегда был заперт.

Вот только Лион утверждал, что хозяин Райского сада, Самсавеил, когда-то ходил по империи, будто странник, путник. Он учил кошек, писал книги. Он не всегда был узником своего сада. Самсавеил стал им, когда кошки воссоздали крылатых, а их крылатые отобрали у них все. Лион говорил, что кошки в отместку запечатали сад. А в последнюю войну еще и заперли на засов.

Но засов лежал на мраморных плитах пола, а одна из створок двери была приоткрыта. Как давно?

Впервые за последние недели Рауну пришла в голову мысль, что он ошибся. Быть может, Самсавеил никуда не исчезал, просто ему самому все привиделось, как привиделась и рана на ладони. Быть может, Самсавеил все еще в своем саду.

Раун надавил на тяжелую дверь и осторожно протиснулся, боясь, что скрип старых петель его выдаст. Его ослепило практически сразу, яркий лиловый свет проникал даже сквозь сжатые веки, ощущался на коже. Ворон поставил ненужный фонарь под ноги на ощупь, с опаской раскрыл крылья, проверяя ими, как много свободного места вокруг. Те распахнулись по суставам полностью и сложились обратно. Места было явно достаточно.

Когда глаза привыкли, Раун смог их приоткрыть. Просторный грот целиком состоят из кристаллов, они будто наросли, спрятали под собою камни. Ни верх, ни низ не отличались друг от друга — всюду были выросты, играющие острыми гранями. Под ногами крохотные камешки уводили дорожкой к следующему гроту. Казалось бы, внутри горы должно было быть холодно, хотя бы точно так же, как и во всех катакомбах. Но здесь было тепло и светло. Воздух не двигался даже — перетекал, лаская кожу, будто гладил. Раун подобрал крылья, положил руку на навершие меча и медленно двинулся в сторону следующего грота, самого Райского сада.

Галька из кристаллов не скрадывала шаги, но и не шебуршала слишком громко. Хотя ворон все равно крался, с опаской ступая по дорожке.

Следующее помещение разом утопило его в буйстве света и, неожиданно, звуков. Они будто бы вдруг возникли, да еще и хлынули в уши.

Озеро посреди Райского сада гладило берег, а у дальней стены с грохотом срывалось подземными реками. Яблони, сплошь состоящие из кристаллов, будто высеченные, качали ветвями, перешептывались листвой.

На осколках ступеней, нависших над гладью Райского озера, кто-то сидел. Было видно лишь белоснежные крылья. Раун торопливо сосчитал их. Четыре. Не шесть. Пересчитал снова. Все так же четыре.

Крылья дернулись, сложились по-солдатски, резко, совсем не изящно. Обнажили светлые волосы, собранные в высокий хвост, знакомый профиль. Изабель глянула через плечо на гостя Райского сада, и встала.

— Я… простите, Ваше Императорское Величество, — Раун торопливо поклонился и остался так стоять, не понимая, что ему делать.

Изабель медленно подошла к нему, выпрямила, потянув за плечо, с усмешкой заглянула в глаза.

— Я думала, ты придешь сюда раньше. И все гадала, почему же при всем твоем любопытстве и исключительно вороньей мудрости ты так и не бросился искать ответы в самом Райском саду, ведь это очевидно, — она отошла, торопливо глянула на озеро, будто примеряясь, и сделала еще пару шагов в сторону выхода.

Ворон смог только повести плечом, не зная, что ответить. Подошел к берегу, сел у самой кромки озера, хотел было зачерпнуть лиловой воды, но с опаской одернул руку. Поднял голову — под самым куполом грота можно было разглядеть повисшие цепи. Кристаллы уже поглотили их, запечатали в себе. И если не знать, что они там были, можно и не догадаться. Огромные ступени, по которым когда-то можно было подняться к Самсавеилу, разрушились, осколки теперь покоились на дне озера и щерились камнями на берегу.

— Где он? — спросил Раун. Пожалуй, с этого можно было начать, хоть вопрос и не тревожил на самом деле. Даже лучше, что хозяина сада здесь не оказалось.

Ответа не последовало, и Раун обернулся, боясь, что императрица бесшумно ушла. Но она стояла поодаль, вертела в руках диадему и как будто не слышала. Когда почувствовала на себе взгляд фактотума, дерганно вскинула голову и вопросительно подняла брови.

— Куда исчез Самсавеил? — повторил Раун. — Он ведь был здесь, я сам видел.