Присыпав своего бывшего противника песком под одним из барханов и таким образом совершив обряд похорон, Конан снял переметные сумы со своего мертвого коня и приторочил их к седлу вороного жеребца кушита. Похоже, что его бывший хозяин бросился в погоню налегке, не позаботясь даже о пище и воде.
Взглянув вверх, Конан увидел, что солнце стоит еще в зените, то есть их поединок с адептом Тулсы Дуума не занял много времени. "Пожалуй, еще к вечеру я успею добраться до Эрука",- подумал он. Напоив жеребца из своих запасов воды, он вскочил в седло и стал неторопливо продолжать свой путь, размышляя о том, что не в добрый час завладел Звездой Хорала. За свой, не такой уж длинный век, Конан дважды сталкивался с Тулсой Дуумом и эти встречи доставили ему мало удовольствия. В последний раз с помощью гирканца Сабодэя и шадизарской воровки Валерии ему удалось уничтожить этого бессмертного бога Змей, но, как видно, не до конца.
"Но теперь понятно, что он не оставит меня в покое, пока не заполучит назад Звезду Корала,- размышлял варвар,- однако, отдать ее ему, значит, сделать его по настоящему бессмертным. Не отдать..." Конан тряхнул густой гривой черных волос, спадавших ему на плечи, пытаясь отогнать эти мысли, сверлившие ему мозг. И так было понятно, что отдать кольцо врагу рода человеческого было нельзя, а не отдать, означало вести с ним вечный бой. "Постой, а что там кушит говорил о каком -то маге , давнем недруге Тулсы Дуума? Что-то насчет Кезанкийских гор. Может поискать его ?"
Но он тут же отбросил эту мысль, Кезанкийские горы- это огромный горный хребет, протянувшийся от Хаурана до самой Гипербореи. Не зная точного места жительства этого мага, там можно проплутать всю жизнь. Это все равно, что искать иголку даже не в стогу, а на пшеничном поле. Вечный вопрос: "Что делать?" вставал перед киммерийцем во всем его философско-прикладном смысле, ибо от правильного ответа зависела сама его жизнь. Но, отвлекшись от своих мыслей, он увидел, что впереди показались стены Эрука, а солнце уже почти скатилось за Стикс. Огрев плеткой жеребца, он поскакал вперед и успел, уплатив положенный взнос, въехать до захода солнца в ворота города, которые тут же за его спиной с грохотом затворил
Глава вторая.
В маленькой таверне на краю Эрука царил полумрак. Было душно, чадили укрепленные на стенах светильники-чаши с тяжелой буровато-черной жидкостью, залежами которой были богаты горные пустыни Шема к югу от Эрука, известной у местных жителей , как нафатха *, так как она обычно встречалась у горячих источников. На кухне, отгороженной от общего зала лишь деревянной стойкой, за которой стоял сам хозяин заведения Салим, в больших жаровнях жарилось мясо. Стекая на уголья, жир добавлял свою долю чада в общую атмосферу таверны, наполненную запахом немытых потных тел и ароматами полу скисшего дешевого вина местного производства.
Конан с его запасом золота, полученного от Нафертари перед бегством из Замбулы, мог устроиться в лучшую гостиницу города, но ему всегда больше нравились именно такие непрезентабельные таверны, проще сказать, полупритоны, в которых обычно собирались отбросы общества: воры, "ночные феи", шулера и откровенные бандиты. Здесь редко обходилось без потасовок, а в завязавшейся из-за неосторожно брошенного слова или косого взгляда драке легко было получить удар ножом, но зато городская стража избегала подобные места, не рискуя появляться в них не то, что ночью, но даже и при свете дня. Да и готовили в таких тавернах довольно неплохо, не жалея продуктов, так как постоянные посетители, большей частью воры-карманники, обожали вкусно покушать и, подвыпив, сорили деньгами без счету.
Киммериец остановился в этой таверне еще вчера, заплатив хозяину золотом за крохотную комнату наверху, в которой с трудом помещалась только кровать. Но ему больше ничего и не надо было, он привык довольствоваться и меньшими удобствами. Частью золотых монет, полученных от Нефертари, он плотно набил свой широкий кожаный пояс, остальные продолжал хранить в кожаной сумке, спрятав ее под матрас. Быть ограбленным он не боялся, так как в комнате имелось всего одно окошко под самым потолком размером с две его ладони, а ключ от двери он носил с собой. Впрочем, к деньгам он всегда относился философски, так как видел в них лишь средство для удовлетворения своих насущных потребностей. Они у него, как быстро приходили, столь же быстро и уходили. Все же, чтобы не смущать посетителей таверны блеском золота, он предварительно разменял у хозяина несколько золотых монет на горсть серебряных и медных, которые сейчас позванивали в его кармане.
Поначалу Конан не намеревался задерживаться в Эруке, но проведя предыдущую ночь в объятиях юной красавицы Лейлы, одной из служанок в таверне Салима, он пришел к выводу, что торопиться ему некуда, поэтому можно и задержаться здесь на несколько дней. Несмотря на свой юный возраст семнадцатилетняя Лейла обладала роскошной фигурой вполне сформировавшейся женщины и была настолько искусна и опытна в любовных забавах, что совершенно очаровала киммерийца. Измученный за ночь ласками девушки и выжатый, словно лимон, Конан к утру напрочь забыл о своем приключении в пустыне, об убитом им кушите, да и призрак Тулса Дуума, уже не казался ему таким уж опасным. " В конце концов, он ведь сам не может мне ничего сделать,- прикинул киммериец,- в худшем случае направит на мои розыски еще кого-то из своих адептов, находящихся в его подчинении. Но сколько их может быть? Ну, один, два , пусть даже десять... если я справился с кушитом, то справлюсь и с другими"
. Все же на всякий случай, кольцо с камнем Звезды Хорала он спрятал в своей крохотной комнате под одну из половиц, которую слегка отжал, а потом закрепил на ее прежнем месте. Сверху половицу он для надежности придавил ножкой кровати. В этот же свой тайник он пересыпал и все золотые монеты из кожаной сумки, оставив саму ее лежать под матрасом.
Спустя несколько дней Лейла как-то вечером привела с собой подружку Иффат, тоже служанку Салима, которая являлась полным антиподом своему имени* и обе шалуньи своими неудержимыми любовными ласками заставили его окончательно выбросить из головы мысли и о Тулсе Дууме ,и о Звезде Хорала.
Правда, зайдя однажды днем к себе в комнату, он, приподняв матрас , обнаружил, что спрятанная под ним сумка лежит в другом месте, а не там, где он ее положил. Однако Конан не придал этому значения, так как его любовные игры с Лейлой и Иффат бывали такими бурными, что он сам удивлялся, как кровать еще не развалилась. В ходе любовных забав сумка вполне могла оказаться не там, где была вначале положена.
Спустя неделю киммериец стал в таверне Салима своим человеком. Расплющив пару носов и осушив немало терпкого асгалунского вина он постепенно познакомился почти со всеми ее постоянными посетителями, а с несколькими наиболее соблазнительными "ночными бабочками" даже порезвился часок-другой в своей комнате, пока Лейла и Иффат обслуживали клиентов в общем зале. Правда, подружки не обижались на него за это, так как подобные "хождения налево" никак не отражались на потенциальных возможностях киммерийца, ненасытного в плотских утехах. Особенно близко Конан сошелся с несколькими местными ворами, к ремеслу которых, сам будучи искусным вором, испытывал вполне понятную симпатию.
