А там, в просторной, ярко освещенной столовой, дома сталинской постройки с высокими потолками, за покрытым чистейшей скатертью столом восседало семейство Трухачевых.

– Почему Заинька сегодня такой грустный? – ласково, даже немного заискивающе поинтересовалась у своего чада мама.

– Григорий, – грозный окрик в сторону мужа потянувшегося было под шумок к манящему прохладой графинчику с водочкой.

– Брр! – буркнул в ответ рассерженный Виталик.

«Заинька» был единственным, к тому же поздним ребенком в семье ни обделенной достатком. Благо и папа и мама усердно помогали советским гражданам разрушать знаменательные успехи страны на ниве выполнения продовольственной программы. В последствии они даже гордо и вполне искренне называли себя диссидентами, так как успешно, хоть и не бескорыстно заменяли гражданам изношенные естественные зубы на искусственные. Папа: здоровенный мужик с крупным, мясистым носом, мощными волосатыми руками и не уступающей им в лохматости грудью в заводской поликлинике эти самые зубы удалял, а мама, сухая, строгая женщина с вытянутым плоским лицом, таким же плоским туловищем, волосами, постоянно убранными в пучок, заменяла на новые, пусть и искусственные.

– Витасинька! Скушай мой маленький ещё кусочек курочки.

– Не хочу!

– Что случилось с моим зайчиком? Почему он не хочет порадовать свою мамочку? Почему ты так мало кушаешь сегодня? Заинька любит куриную ножку? Гриша мальчик съел две ножки и хочет ещё!

– Тоня, где я тебе возьму третью куриную ножку?! Ребенок съел достаточно, – попытался успокоить жену отец семейства, с вожделением поглядывая на заветный графин. Уж лучше б он промолчал.

А так пришлось выслушивать обвинения во всех смертных грехах, начиная с нового гарнитура Хаимовых и заканчивая тем обстоятельством, что у отечественных кур всего две «куриные ножки», что явно недостаточно для полноценного здорового питания их дорогого чада.

– Витасинька скушай грудку. Смотри здесь тоже много мяса. Ну, что случилось с моим соловушкой? Расскажи своей мамочке. Заинька мама очень переживает!

Какое же сердце добропорядочного, любящего сына выдержит такие страдания матери. Даваясь слезами и мясом куриной грудки, отпрыск сначала нехотя, потом все живее и живее стал рассказывать перипетии неудачного дня, приукрашивая события выдуманными подробностями

– Какой ужас! Ты слышишь Гриша, что говорит наш мальчик? – Прикрывая от страха ладошкой рот, по ходу сбивчивого повествования сына ужасалась Антонина Евгеньевна, – Это безобразие! Я завтра же пойду в их варварскую школу! К директору! К классному руководителю! Гриша оставь графин в покое. Это форменное безобразие! Необходимо, что-то делать с этой шайкой разбойников. Гриша если они сейчас так издеваются над бедным, порядочным мальчиком, ты представляешь, какие преступники из них вырастут завтра?

Гриша окинул комнату потухшим взглядом. Занимавший все его внимание заветный графин медленно исчезал в бездонных глубинах огромного кухонного шкафа. Пробурчал: «Дети сами разберутся», за что был обвинен в безразличном отношении к семье, автоматически заподозрен в наличии любовницы и уличен в сокрытии доходов.

В ответ Гриша замкнулся, потух и был отправлен, точно вымуштрованный пес на место, а именно на большой черный кожаный диван читать свежую прессу. Из столовой ещё некоторое время доносились всхлипывания Трухачева – младшего да набившее оскомину: «Скушай заинька ещё кусочек!».

Утро всегда мудренее вечера. Всегда, но не для всех. Мама Виталика Трухачева прилетела в школу вместе с сыном к первому уроку, устроила скандал Елене Анатольевне, учительнице «драгоценного Витасика». Лично передвинула «неудобную» парту, за которой «мучался её зайчик» заменив её такой же, но соседней, и улетела по своим делам. Она улетела а «Витасик» остался.

– Ябеда – корябеда соленый огурец, по полу катается, никто его не ест! – Дразнили в перерыве Виталика «малолетние преступницы» Светка с Сашкой, которым тоже порядочно досталось от мамы – Трухачевой.

Виталик попытался дать отпор этим лживым девчоночьим проискам, даже замахнулся на них пухлым кулачком, но кто-то из ребят больно ударил его в спину. Ударил так, что Виталик согнувшись пополам, заплакал.

– Рева корова дай молока…

Виталику было обидно за свое бессилие. А ещё – было очень стыдно за слезы.

– Давайте больше никогда не будем с ним разговаривать?! – Предложила Светка

– Давайте! – Поддержала Сашка

– Молчанку толстому! – загалдели ребята.

Чтобы не слышать всего этого безобразия Виталик под улюлюканье одноклассников побежал в сторону спортивного зала с одной мыслью, укрыться там от ненавистных глаз и жестоких языков. Переход в раздевалку спортивного зала не был оборудован окнами, да и освещался плохо. Часто там вообще царил сплошной полумрак. Толи место здесь было особое, с геомагнитными отклонениями? Толи школьные лодыри что-то нахимичили? Только завхоз, замучившись менять лампочки, плюнул на этот «бермудский треугольник» и постарался забыть о нем покрепче. Чем не богом забытое место?

А неблагоприятные с точки зрения геомагнитного фона места всегда притягивают к себе неблагонадежный контингент. В полутемном коридоре заговорщицки шушукалась маленькая, но очень тесная компания.

– Труха! Иди к нам, – узнал Виталик голос Грини.

Гриня вместе с парочкой таких же «неблагонадежных» прятался от здорового школьного общества не зря. Облюбовав полутемный коридор, они в углу его открыли казино, где азартно играли на деньги.

– Труха наш человек! Давай по пятачку в трусилочку?!

Трусилочка не требовала никаких игровых автоматов. Вернее в качестве автомата выступал один из играющих. Денежки опускаются на ладонь, накрываются второй ладонью и перемешиваются. Человек– автомат активно трясет их в ладонях. Затем второй играющий останавливает процесс, говорит, например – «Орел», и, соответственно, забирает себе все монетки, которые оказываются повернутыми «орлом» вверх. Всё что останется, достается игроку-автомату.

В любой другой ситуации Виталик, конечно же, отказался б от такого «темного» предложения. Но именно сейчас он имел непреодолимую потребность в человеческом обществе…

Начали по пятачку, потом по «десюньчику». Дальше – больше. Звонок на урок застал игроков в тот момент, когда разыгрывались баснословные суммы. Аж, по двадцать копеек!

– Орешка! – остановил Гриню Виталик.

– Ха! Толстый проиграл! – Быстро сунул Виталику под нос и тут же убрал в карман брюк ладонь с мелочью Гриня, воровато озираясь по сторонам.

– Постой! Там же орешка была… – возмутился Виталик, но тут же получил тычок остреньким кулачком в бок.

– Увянь! Там одни «орлы» были.

– Постой. Это же мои деньги – захныкал Виталик.

– Денежный долг. Долг чести. А скажешь кому, получишь…

Гриня так грозно произнес матерное слово, что у Виталика пропало всякое желание, что-либо кому-либо рассказывать. Теперь уж он был научен горьким опытом. Теперь он станет умнее.

Странная эта штука жизнь. Ещё вчера дела у тебя вроде бы шли нормально. Пусть и не совсем блестяще, но нормально. Калякаешь себе в тетради разные закорючки, обливая пальцы чернилами. Устанешь – можно «козой» подкрепиться. Захочешь развлечься – на перемене девочек за косички подергаешь или, на худой конец, подножку поставишь. «Яму» ближнему выроешь. А дома любящая мама у плиты. Можно наестся до икоты вкусной питательной стряпни, потом поваляться в собственной комнате на коечке, пукнуть в свое удовольствие….

И вдруг все рушится в один момент.

Следующие несколько месяцев стали для Виталика Трухачева настоящим кошмаром. Одноклассники избегали общения с ним, своим видом выказывая ему презрение. Конечно не все в одинаковой степени. Но эта противная Сашка, будто вообще перестала его замечать. Только Гриня и его преданная «мафия» проявляли к Трухачеву живой, неподдельный интерес. Каждое утро, на первой же перемене они почти силком тащили мальчика в полутемный коридор, к спортзалу, где беззастенчиво обыгрывали вчистую, вытрясая всю карманную мелочь. Виталик пробовал возмущаться, но тут же получал тычок в бок или окрик для острастки. Оказать достойное сопротивление ни хватало смелости. Он, конечно, понимал, что влип в нехорошую историю. Что должен был бы проявить волю и твердо сказать «Нет!». Подраться, в конце концов. Но здравые рассуждения всегда оседали на уровне фантазий. Действительность же оказывалась: трусливой, печальной, и подавленной. От этого Виталик страдал вдвойне. Он даже похудел. Чем довел до паники чадолюбивую маму, заподозрившую наличие у ребенка целого букета разнообразных заболеваний самым безвредным из которых считался авитаминоз. Виталик стал замкнутым, часами сидел у себя в комнате и фантазировал, а ещё – рисовал. Откуда что взялось? В нем внезапно проснулись способности к портретной графике. И просиживал он вечера напролет, малюя женские фигурки и профили. Да ещё коней, только все больше почему – то с девичьими лицами и заплетенными в косы гривами. В другой ситуации эта тяга ребенка к творчеству только обрадовала бы маму, но теперь она пугала и настораживала чуткое материнское сердце.