Возможно, если бы она была его законной женой, если бы всё это происходило в Амбуазе или, ещё лучше, в Париже и не давило бы столь сильно чувство вины за совершённый грех, ожидание неизбежной расплаты и необходимость прятаться от всего мира, лгать всем и каждому, боясь разоблачения… если бы она ждала ЕГО дитя… Ах, если бы Регина не была его сестрой! Разве стал бы он прятать глаза, слыша случайные разговоры о том, что его любовница ждёт внебрачного ребёнка, а о свадьбе нет и речи. Всё было бы, как у остальных, не проклятых богом и людьми, — и красивое венчание в соборе, и пышное празднество в честь молодой графини с фейерверками и карнавалом. Весь Париж завидовал бы их счастью, их молодости, богатству, их любви. А какой праздник был бы на улице Гренель в честь рождения наследника! Самая блестящая пара Франции, самый желанный ребёнок Парижа… Вместо этого: изгнание, угроза суда инквизиции, позор, дамокловым мечом висящий над всем родом. В Париже сейчас бурлит и кипит жизнь, решаются государственные дела, плетутся интриги, меняется мода, пишутся книги, мужчины сражаются на дуэлях, женщины… О, женщины Парижа! Вечная любовь Луи де Бюсси. Другие посвящают им стихи, хранят у сердца надушенные платки, проматывают состояния в угоду их капризам, умирают на дуэлях, соблазняют и покоряют их. Его, Бюсси, друзья сейчас, возможно, убивают гугенотов или бесшабашно гуляют в таверне, играют в кости, танцуют. Париж прекрасно справляется и без графа де Бюсси.
А он, Луи д'Амбуаз, вынужден безвылазно сидеть в Сомюре, лишь изредка, наездами, появляясь в при дворе, чтобы изображать видимость важной государственной миссии в Анжу. Только в это верят всё меньше и меньше, поскольку раньше он никогда не жил в провинции так подолгу. И в окрестностях Сомюра уже шептались, что блестящий де Бюсси в опале, что его невеста понесла от герцога Анжуйского, а Луи всего лишь служит прикрытием для шашней своего сюзерена, что холера — это знак Божий, наказание за то, что губернатор со своей любовницей живут во грехе и что молодая красавица-графиня весьма редко ходит на мессу. И разве может обыкновенная добропорядочная женщина иметь такие рыжие волосы и такой взгляд? И уж никак не может быть творением Господа эта её пугающая нереальная красота! И пошли уже шепота, что, мол, ребёнок, которого ждёт любовница графа де Бюсси, дитя Сатаны, Антихрист. Постепенно вокруг Луи и Регины образовалась звенящая пустота — люди начали сторониться Сомюра, смотрели на гордого Бюсси чуть ли не с жалостью и откровенно ненавидели Регину.
Вся эта обстановка невыносимо угнетала Бюсси, привыкшего к обожанию, восхищению, поклонению, рождённого, чтобы блистать при дворе, быть бретером, полководцем, поэтом, но никак не отцом семейства. Он и ранее попадал в опалу, но тому были причиной его одиозные высказывания и довольно легкомысленные провокации, которые он время от времени устраивал в Лувре. А сейчас он был изгоем, беглецом. Оказалось, что к таким страданиям и лишениям ради любви он был не готов. Романтика закончилась — началась обыкновенная жизнь со всеми её радостями и горестями, со своей обыденностью и земными заботами. И богиня столь естественно и безропотно сошла с пьедестала, превратившись в жену и будущую мать, что Луи как-то разочаровался в ней, словно этим она нанесла ему несправедливую обиду. И мысли о том, что Регине действительно лучше было остаться с Филиппом, всё чаще приходили к нему. Каждый раз, стоило ему заметить, что взгляд её становится туманным и ускользающим, словно обращается внутрь себя, и в серых глазах мелькают тени воспоминаний, ядовитая ревность к Филиппу оживала в его душе. Он собственными глазами столько раз видел, как она его целовала, как расцветала она, стоило Филиппу появиться рядом. А те полгода, что она жила в Бордо? Когда он приехал за ней, по её лицу никак нельзя было сказать, что она тосковала, скучала. Нет, глаза её лучились счастьем и радостью, а на губах играла довольная, сверкающая улыбка. А теперь ещё ребёнок. Ребёнок, которого она зачала от Филиппа ещё там, в Париже.
И всё же стоило ему покинуть Сомюр на несколько дней, как тоска по Регине начинала глухо ворочаться в его душе, не давала покоя. Он любил её мучительно и горько, обжигаясь каждым воспоминаниям о днях, когда они были счастливы и бездумны, скучая даже в опустевшем без неё Париже. И снова казались нелепыми и пустячными всех их размолвки споры, её капризы и его претензии, и даже самые красивые женщины Лувра не в силах были сравниться с Региной, какой бы она сейчас не была.
От скуки ли, в поисках ли спасения от невесёлых своих мыслей, Луи увлёкся охотой. Занятие это, столь модное при королевском дворе, графа де Бюсси как-то до сих пор не впечатляло. Конечно, он слыл великолепным охотником, но это было вовсе не проявлением охотничьего азарта, а всего лишь следствием того, что он привык везде вызывать восхищение, во всём быть лучшим. К тому же, где ещё, как не на охоте можно было показать своё виртуозное умение управлять лошадью, держаться в седле во время бешеной скачки по лесу, с первого выстрела валить с ног убегающего зверя, — в общем, похвалиться удалью молодецкой. Юношеское тщеславие ещё не перебродило в нём. Теперь же охота увлекла его. Загоняя зверя, с упоением трубя в рог, мчась сломя голову по буйным лугам, отыскивая в лесу свежие следы вепря, различая среди сплетения ветвей оленьи рога, он забывал обо всём, и казалось, вот-вот мелькнут из-за деревьев разноцветные наряды прелестных охотниц-фрейлин, совсем рядом рассыплется заразительный смех Робера, загудит вдали знакомый бас Бертрана и вкрадчиво вынырнет откуда-то из-за спины скользкий Франсуа Валуа. Охота сейчас была единственным, что напоминало Луи о прежней жизни, такой беззаботной и увлекательной.
Так уж случилось, что в один из солнечных, ясных дней середины осени Луи отправился на охоту. Один из егерей доложил ему, что неподалёку видели стаю волков с матёрым вожаком во главе. Бюсси, разумеется, для полного счастья не хватало только лобастой волчьей головы на стене оружейной. Регина, бывшая в то время уже на сносях, относилась к новому увлечению брата равнодушно. Это всё-таки было лучше, чем любовная интрижка на стороне или очередная поездка в Париж. И кто бы мог подумать, что за каких-то полгода они смогут так отдалиться друг от друга! Видимо, их безумная любовь и всепоглощающая страсть могли гореть и жить только вопреки чему-то, только в разлуке, в океане невозможности даже прикоснуться друг к другу. Семейная идиллия убила эту любовь. Та самая семейная идиллия, о которой Регина так мечтала и которая так радовала её в Бордо. Как, когда, в чём она ошиблась? Где их с Луи души повернули на разные дороги? Эти вопросы занимали её куда больше, нежели сообщение Луи о том, что он на весь день уезжает охотиться. Луи такое молчаливое согласие вполне устраивало и он в сопровождении двух егерей, нескольких крестьян, вызвавшихся быть загонщиками, и одного из пажей на рассвете выехал за ворота замка.
Но почему-то именно в тот день назойливое предчувствие беды тупой иголкой кололось в её сердце, словно над Сомюром распласталось пока ещё зыбкое, туманное крыло грядущего несчастья.
Маргарита Валуа была не из тех, кто бросает слова на ветер. Бюсси глубоко оскорбил её своей изменой, столь явной и безумной. И сразу стала понятна заносчивость Регины де Ренель, её снисходительный тон и насмешливые взгляды. Однажды Марго уже предупредила её, что не стоит так зарываться, но графине, видимо, нравилось играть с огнём. Под крылышком Гизов она слишком уж уютно себя чувствовала, слишком безнаказанно вела себя. Маргарита вернулась в Гасконь, чтобы Гизы не пронюхали о её намерениях, и для начала отправила надёжных людей в Бордо, разведать, не живёт ли в замке графа де Лоржа некая молодая особа. Графиня де Ренель обладала, на свою беду, слишком яркой внешностью, чтобы остаться незамеченной где бы то ни было. Как и следовало ожидать, никого даже отдалённо похожего на Регину, в окружении Филиппа не было. Удостоверившись в этом, Маргарита тут же наладила дружеские отношения с одной из фрейлин королевы-матери Франсуазой де Шамбе. Насколько было известно молодой королеве, Франсуаза тоже не питала нежных чувств к семейству Клермонов и тоже имела кое-какие счёты к Регине. За неделю, проведённую Франсуазой при дворе короля Наваррского, женщины пришли к полному согласию в вопросе справедливой мести своим обидчикам. Любвеобильность Луи и гордыня Регины оказались тем самым ветром, породившим бурю. Кроме того, у самого графа де Шамбе был замок неподалеку от Сомюра, и Франсуаза могла, не привлекая лишнего внимания, разведать, что же на самом деле творится во владениях Бюсси, что так держит его на берегах Луары.
