День продолжался с вселяющей уверенность предсказуемостью. Грейс понимала, что формально она молода, но иногда ей казалось, что она уже видела в жизни все. Но это ощущение не вызвало отвращения к работе, не навевало скуку. Наоборот, оно вдохновляло и успокаивало.

Именно для этого я и создана.

Тем не менее нужно следить за тем, чтобы уверенность не переходила в самодовольство. И она никогда не впустит Страждущих в свой мир, ни на миллиметр.

Дружелюбие – пожалуйста. Но не дружба.

Потому что дружба – ограниченное понятие. Приятели, товарищи, наперсники – то, что в учебниках называется системой социальной поддержки, – хороши при мелких эмоциональных неурядицах. При глубоких душевных травмах нужен хирург, а не цирюльник.

Взгляд на психотерапию как на оплачиваемую дружбу Грейс считала отвратительным клише. Последнее, в чем нуждались пациенты, – это сентиментальная, слезливая, исполненная благих намерений болтовня со слащавыми улыбками, искусственными паузами, фальшивой серьезностью обязательной симпатии и подобострастным механическим повторением банальностей.

Насколько я понимаю, вы говорите…

Затолкайте в горло пациента сахар, и он поперхнется.

Жулики, практиковавшие такой подход, были либо жадными до денег шарлатанами, либо просто теми, кто хотел самоутвердиться. Вот почему столько неудачников пытаются сделать карьеру – кхе-кхе – консультантов.

Некоторые Страждущие приходили к Грейс, ожидая зрительного контакта, преувеличенной, театральной заботливости, которые они видели в телевизионных шоу и популярных фильмах.

Я не мозгоправ, но разыгрываю его на телевидении.

Если от Блейдс ждали сочувствия, она мягко рассеивала эти ожидания, предлагая конструктивную реальность. За четыреста пятьдесят долларов в час вы заслуживаете чего-то большего, чем эмоциональный подгузник для взрослого.

Вы заслуживаете взрослого человека.

Взглянув на часы, Грейс заварила себе крепкий эспрессо и успела выпить его до того, как зажглась красная лампочка на стене.

Очередь Рузвельта. Внимательного, обходительного, вежливого. Достаточно старого, чтобы быть ее отцом.

Если б у нее был настоящий отец…

Грейс почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Сердце ее затрепетало – вероятно, слишком много кофеина.

Она встала, пригладила волосы и выпрямилась.

Вперед.

К концу дня Грейс чувствовала необычную усталость. Со Стэном и Барб все оказалось немного сложнее, чем она предполагала. Они вошли в кабинет, враждебно настроенные друг к другу – такого психотерапевт еще не видела.

В расспросах не было необходимости. Супруги прямо заявили, что у каждого из них были увлечения на стороне и что теперь они разводятся. Они скрывали обоюдную неверность от Блейдс. Считали, что это не имеет значения, потому что все началось за много лет до самоубийства Йена.

Пара глупцов, верящих, что Йен ничего не знал, – ведь он был сумасшедшим, все так говорили.

Теперь брак распадался, несмотря на общее решение сохранить его, и Стэн с Барб злились.

На себя – за неудачу.

И в первую очередь за несчастливый брак.

И неизбежный переход: гнев на Йена, за то, что он пришел к ним в спальню и разбудил их, когда упал на пуховое одеяло, истекая кровью и расставаясь с жизнью.

Грейс не составило труда догадаться, что привело к распаду девятнадцатилетнего брака. Йена больше нет, а жизнь предназначена для того, чтобы жить, – если б она думала иначе, то поступила бы учеником к гробовщику.

Но теперь Блейдс задумалась о том, что еще могла пропустить.

– В общем, мы делим все пополам, и это решено, – заявил Стэн. – Логично и справедливо. – Он скрипнул зубами.

– Все кончено, назад пути нет, – бросила Барб.

Муж мрачно посмотрел на нее.

Доктор Блейдс знала ответ на свой следующий вопрос, но все равно задала его:

– Значит, вы думаете одинаково?

– Да.

– Да.

Жалкие лжецы. Тогда зачем же вы пришли?

Грейс спросила их об этом.

– Мы решили, что нам это нужно для окончательного расставания. Последние несколько лет вы были членом нашей семьи, а теперь семьи не будет.

Сначала им хочется развестись с Блейдс. Она улыбнулась про себя.

– Мы не хотим, чтобы вы думали, что не справились, потому что это никак не связано с Йеном, – объяснил Стэн.

– Абсолютно не связано, – кивнула Барб.

– Мы остались друзьями, – солгал ее муж. – Думаю, это само по себе достижение.

Чтобы доказать это, он взял жену за руку. Та нахмурилась, но сжала его пальцы, после чего поспешно отпустила их и отодвинулась.

– Вы идете дальше, и вы были так добры, что подумали обо мне, – сказала Грейс.

– Именно! – воскликнула Барб. – Прекрасно сформулировано. Идем дальше.

– Совершенно верно, – подтвердил Стэн, но с чуть меньшей уверенностью.

– Я благодарна, что вы подумали обо мне, и я желаю вам всего самого лучшего. И еще вы должны знать: я всегда к вашим услугам, – заверила их психотерапевт.

Можете мне поверить, ребята, в конечном итоге вы оба придете ко мне. По отдельности.

Документы будут подписаны, имущество поделено, но жизни этих двоих будут всегда связаны.

Йен об этом позаботился.

К тому времени, когда Грейс закончила предварительные записи в медицинских картах и загорелся сигнал, предупреждающий о последнем на сегодня пациенте, она уже планировала свой вечер.

Краткая остановка в рыбном ресторанчике около Дог-Бич ради палтуса с картошкой и коктейля «Сайдкар» в пластиковой кабинке подальше от бара. Сосредоточиться на еде и посылать сигналы мужчинам, чтобы они держались подальше.

Ах да, и салат на закуску. А может, не палтус, а камбала, если у них есть свежая. Или тарелка с гребешками и мягкокожими крабами. Потом домой, переодеться в шорты и футболку и пробежаться по темному пляжу. После пробежки – долгий душ и мастурбация под струей воды. Потом быстро просмотреть гору психоаналитических журналов, которая стала слишком высокой, а когда веки проиграют сражение с гравитацией – стаканчик спиртного на ночь или какая-нибудь чушь по телевизору.

Может, она подумает о красной комнате, а может, нет…

Зевнув, Грейс посмотрела на себя в зеркало встроенного шкафа, подправила макияж, аккуратно заправила белую блузку в черные слаксы и напомнила себе, что она авторитетный специалист и готова принять мистера Эндрю Тонера из Сан-Антонио, который нашел в каком-то журнале ее довольно необычную статью. Написанную без Малкольма, но в его стиле, потому что Блейдс, поднаторевшая в статьях по психотерапии, ненавидела их и отказывалась вырабатывать собственный стиль. В самом начале ей не терпелось увидеть свое имя в числе авторов, и она внимательно читала каждую публикацию, но всякий раз находила стиль изложения сухим.

Малкольм, несмотря на все свои достоинства, тоже отличался типичным профессорским стилем и не смог бы увлечь читателя даже описанием столкновения с астероидом.

Для того чтобы непрофессионал обратил внимание на самостоятельный опус Грейс, требовалась мотивация.

И конечно, у Эндрю Тонера она была – ведь он приехал к автору заинтересовавшей его статьи из великого штата Техас.

Когда к ней обращались за помощью пациенты из других городов – не так редко, как можно было бы подумать, – они часто оказывались неисправимыми перфекционистами. Люди, которые могли набрать в «Гугле» «психологическое лечение последствий насилия» и часами читать ссылки.

Посмотрим, права ли она насчет мистера Эндрю Тонера.

Грейс прошла по пустому коридору, служившему для пациентов чем-то вроде декомпрессионного туннеля, улыбнулась и открыла дверь в приемную.

Перед ней сидел Роджер, мужчина, с которым она бездумно трахалась вчера вечером и от которого избавилась, получив удовольствие.

Теперь ей от него не избавиться. Никак.