Хотя он спал много часов подряд, на игры тоже оставалось достаточно времени. Феликс был бодр, а в комнатах полно возможностей. Если Гарет подносил его к окошку – классическому, с выемкой, куда пассажиры кладут деньги, а кассир билеты, – Феликс обожал совать туда лапы. Даже совсем маленьким котенком он сам не мог пролезть наружу, но старался изо всех сил. Ему удавалось лечь головой в углубление и высунуть одну лапку в белом носочке, остальное застревало. Еще он любил резвиться в комнате (разумеется, под неусыпным наблюдением кого-нибудь из коллег). Гарет приглашал его что-нибудь объявить за компанию, но Феликс только растерянно нюхал микрофон, и пассажиры так и не услышали из громкоговорителей ни единого «мяу». Феликс радовался скомканным бумажкам, а ручки, привязанные шнурком к планшетам, на которых расписывались, заступая на смену, радовали его почти так же, как мышки на веревочках дома у Бриско.

К концу первой недели, освоившись среди всего этого богатства, Феликс наловчился использовать для игр канцтовары и оборудование, а ничего специально кошачьего у него не было; плюшевый медведь не в счет – он был из совсем другой категории. Но скоро все изменилось.

Энджи видела все своими глазами. Она была чем-то занята и не сразу поняла, что происходит. В тот день дежурил Мартин. Энджи помнила, как Мартин говорил Феликсу, когда тот только появился на станции: «Не садись здесь» и снимал кота со стола. Он явно не любил кошек. Ну и ладно, каждому свое.

А теперь Мартин сказал:

– Иди-ка сюда. Ну, залезай.

Краем глаза Энджи увидела, как Феликс запрыгнул на стол, прошелся туда-сюда, потом сел на клавиатуру. Меньше недели назад Мартин запретил бы ему тут сидеть, но Феликс, похоже, успел с ним подружиться.

Энджи смотрела во все глаза, а Мартин выдвинул ящик стола и достал небольшой подарок для Феликса – коричневую мышку на красной веревочке. Станционному коту впервые в жизни сделал подарок коллега, да не кто-нибудь, а Мартин, человек тихий и необщительный.

То, насколько изменился ее коллега, поразило Энджи. Феликс затронул его душу – да и почти всех в коллективе.

– Он кучу людей заставил слезть с пьедестала, – говорила Энджи. – А то сидит кто-нибудь, никого не хочет замечать… Котик просто творит чудеса. С тех пор, как он появился, у многих характер улучшился.

Но главный вопрос оставался открытым: улучшится ли характер у того, кто решит судьбу Феликса? Назначение Пола закончилось, начальник вернулся.

Гарет в жизни так не волновался. В первое утро, когда начальником станции снова стал Пол, он чувствовал себя как на иголках. Он осторожно пробрался в дикторскую, и там его встретил пуховый комочек.

– Привет, Феликс, – сказал Гарет и задумался, сколько еще раз сможет поздороваться с котиком. По крайней мере, Пол не велел сразу его вышвырнуть.

Феликс забрался к Гарету на колени, как у них теперь было заведено, свернулся клубочком и заснул. Так их и застал Пол, когда заглянул в дикторскую. Гарет не предупредил его, что на вокзале завели кота – слишком боялся принести дурные вести под горячую руку, но, видимо, кто-то другой проговорился.

Пол тихо закрыл за собой дверь, посмотрел на молодого диктора с черно-белым котенком на коленях. Его брови поползли вверх… Затем Пол слегка покачал головой, как будто считал это забавным, усмехнулся и ничего не сказал.

Феликс остался на станции.

Полу хватило одного дня, чтобы проникнуться симпатией к котенку. Наутро он уже играл с ним так же увлеченно, как и остальные сотрудники железной дороги. И именно Пол вместе с Энджи Хант организовал следующее крупное событие в жизни Феликса: его первый визит к ветеринару.

Феликс был смышленым котом, но иногда вел себя неразумно. Его совсем недавно утвердили в должности, и он не слишком интересовался иерархией в компании. Когда Пол попытался осторожно засунуть его в переноску, Феликс дал сдачи. Бац! На носу у начальника станции появилось три царапины, словно от колючек. Нечего сказать, Феликс, умеешь ты ладить с руководством!

А кот, видимо, не забыл, как испугался, когда его везли на станцию Хаддерсфилд. Переноска у него была теперь собственная, другой модели, чем та, в которую его сажали Бриско – светло-голубая снизу и кремовая сверху, – но когда он увидел на столе этот зловещий ящик с разверстой пластмассовой пастью, то сообразил, что переноска дожидается его, и впал в неистовство. Пол и Энджи затолкали его внутрь и отвезли к ветеринару. Настроение у Феликса за время дороги не улучшилось.

Никто из животных не любит посещать ветеринара, и их можно понять. Для Феликса это был первый раз, но он извелся, сидя в переноске, а потом окончательно потерял самообладание, сидя в коридоре вместе с другими животными. Ему предстоял общий осмотр и первая прививка.

Ветеринар осторожно вынул из переноски котенка, который злобно щурился. Затем, к огромному неудовольствию Феликса, его снова нагло перевернули вверх тормашками и стали щупать под хвостом.

– О, – авторитетно сообщил ветеринар, – да у вас девочка.

Пол и Энджи ошарашенно переглянулись. Такого они не ожидали. А Феликс, когда ее развернули обратно и посадили на металлический стол, принялась сердито вылизываться, но совершенно не удивилась. «Ну да, – словно говорила она, – чего вы рты разинули? Я барышня».

На вокзале новость произвела фурор. Кто-то смеялся, кто-то разводил руками: как это вообще произошло? А затем возник серьезный вопрос: нужно ли переименовывать Феликс?

Результат благотворительной лотереи никто не собирался оспаривать, но справедливо ли оставлять кошке имя, подходящее для кота? Не лучше ли назвать ее «Фелиция»? От предложений не было отбоя.

Но она так и осталась Феликс. Это имя ей шло. Оно выделяло ее из общей массы, намекало, что у нее сильный характер – а хаддерсфилдская станционная кошка такой и была. Постепенно она запомнила свое имя и даже научилась приходить, когда ее зовут (но только под настроение). Судя по всему, имя ей нравилось. Ей вообще нравилась станционная жизнь, да иначе и быть не могло, так все ее баловали.

Каждый день у нее был праздник. Следующие несколько недель в служебных помещениях вокзала были сплошь заполнены развлечениями. Подарок Мартина оказался далеко не последним; бригадир Дейв Руни подарил Феликс первую лазерную игрушку, и та была в восторге, особенно в ночную смену, когда огонек ярко светился в темноте.

«Феликс, что это? – спрашивали у нее, включив лазер. – Что это?» Она оборачивалась, а луч выключали: «Где зайчик, где зайчик?» Включали обратно: «Вон он, лови его, Феликс, лови!» И она принималась носиться за неуловимым огоньком.

Не забывала она и свое любимое занятие: засыпать на всем, что хоть полминуты простоит неподвижно. Нередко она разваливалась на нужных вещах с таким хозяйским видом, словно считала, что не мешает, а помогает коллегам работать, хотя ничто не могло быть дальше от истины. Например, в качестве одной из лежанок она облюбовала стопку сумок, куда проводники убирают выручку. И вот они выстраиваются в очередь и торопятся к своим поездам, но сначала нужно разбудить блаженно развалившуюся на сумках кошку. В конце концов они научились выдергивать сумки из-под Феликс так же ловко, как фокусник сдергивает со стола скатерть, не опрокинув посуду. А кошка пристально наблюдала за ними, словно в надежде разгадать, в чем фокус.

Феликс обживалась на станции, а Энджи и остальные учились вести ее финансы. Все расходы оплачивала железная дорога, но в бухгалтерских ведомостях их нужно было записать в какую-нибудь статью, объяснить, на что потрачены деньги. Когда Энджи первый раз заносила в ведомость корм для Феликс, она долго грызла шариковую ручку в раздумьях, наконец улыбнулась и написала: «Еда для дератизатора».

С тех пор Феликс часто называли «наш дератизатор», но правильнее было бы назвать ее стихийным бедствием.