Пока Эррор предавался ностальгии, Инк принялся рассматривать множество холстов, убранных в одну стопку подле мольберта. Среди них было очень много законченных и не совсем изображений одного человека, на которого он не раз обращал внимание почти целый год назад.

— Знаешь, я раньше не придавал этому значение, но, оказывается, мы всегда были так близко… — Тихо прошептал художник, смотря на стоящий подле стены большой холст. Фонтан-одуванчик, пышные бутоны алых камелий вокруг, темноволосый юноша, задумчиво смотрящий куда-то вдаль и держащий в руках карминово-красный цветок амариллиса. — Когда-то я проходил мимо этого фонтана, обращал внимание на сидящего возле него парня, задумывался о том, что он там делает, почему выглядит таким уставшим, но, в то же время, умиротворенным, чего ждет, о чем думает. Мне было интересно все, но, боясь, что я слишком зацикливаюсь на этом, тревожась о том, что это не мое дело, я каждый раз молча проходил мимо. Возвращался и вдохновлялся этим омутом таинственности вокруг тебя, Эрри. Ты был моей музой, моим вдохновителем. При том как тогда, когда мы списывались на руках, так и в те моменты, когда я просто случайно встречал тебя в университете. И до сих пор.

Удивленно смотря на Инка и обдумывая сказанные им слова, Эррор с каждой секундой все отчетливее чувствовал приливающую к его щекам кровь. Те буквально загорелись от смущения. Одно дело предполагать, что художник начал неосознанно симпатизировать ему еще задолго до встречи. Другое — узнать наверняка, услышав об этом прямо из его уст.

— Я тоже заметил тебя гораздо раньше, чем узнал. — С трудом выдавил из себя до ужаса смущенный юноша. — Цеплялся за твою белую макушку в толпе, за исчезающий за углами или в кустах шарф. Это все было будто какой-то знак, это привлекало внимание, цепляло. Я сам не осознавал того, как выискиваю тебя везде.

Инк на это мягко улыбнулся и, немного порывшись в шкафах, достал оттуда весьма элегантный и стройный музыкальный инструмент, от вида которого у Эррора перехватило дыхание.

— Давно я не играл на ней, — продолжая улыбаться, произнес художник, — небось уже разучился. — Хмыкнул он, поднося духовой инструмент к своим губам.

Нежная, невообразимо спокойная и красивая мелодия в тот же миг плавно заполнила собой все пространство мастерской. Ноги подкосились, а Эррор, будучи взбудораженным нахлынувшим восхищением, медленно упал на диван за собой. Гармоничные созвуки проникали в сознание, избавляли от лишних мыслей, создавали некое единение мелодии с разумом. Как же это все-таки упоительно. Как же это прекрасно. Мелодия словно окрыляла душу, поселяла в ней легкость, успокаивала, создавала абсолютное умиротворение. Завораживающие звуки флейты помогали абстрагироваться от всего. И, надо же, если раньше он их слышал только в своей голове, то теперь он ощущает какое-то двойное наслаждение. Музыка идет как извне, так и изнутри. Это просто неописуемо, погружает в эйфорию, расслабляет.

Закончив партию, Инк посмотрел на своего соулмейта и тепло улыбнулся. Так вот отчего Эррор тогда, весной, выглядел таким умиротворенным. Медленно приблизившись к юноше, попутно положив флейту на стол, художник снял с себя куртку, тут же принявшись расстегивать предмет верхней одежды на брюнете. Тот был настолько погружен в эмоциональную эйфорию, что совсем не обратил внимания на то, как Инк сел на него сверху.

— Кажется, кто-то любит музыку. — Как-то ласково ухмыльнувшись, вполголоса прошептал художник, зажимая голову Эррора меж своих рук.

— Просто ты околдовываешь. — Тихо произнес тот, нежно смотря на нависающего над ним Инка.

Свечи горели ярко, а свет от их пламени создавал игру теней на стенах. Стало как-то жарко. Невероятно жарко. Горячее дыхание Инка обжигало кожу. Букет нежных поцелуев, которыми он одаривал шею, а после и уже оголенную грудь брюнета, заставлял сердце замирать. Художник невероятно аккуратно, но очень быстро одаривал свою пассию легкими засосами и укусами, вырывая из Эррора томные вздохи.

Становилось все жарче и жарче.

Каждое действие Инка будоражило разум, волновало душу и вызывало целую палитру различных приятных эмоций и чувств внутри. Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждый укус — все это вырывало из реальности, отправляло рассудок куда-то невероятно далеко, заставляя забываться, просто отдаваться ему, просто рвано выдыхать, сладко и очень тихо постанывать, вслушиваться в унисонное с собственным сердцебиение юноши, ощущать его целиком и полностью.

— Что же ты творишь, Инки… — Тихо-тихо прошептал Эррор на ухо своему соулмейту, стремительно переходящему к еще более горячим действиям. Тот на мгновение замер, склонился прямо над уже умоляющим лицом брюнета и заглянул в его полуприкрытые затуманенные янтарные глаза.

— Наслаждаюсь каждым мгновением, проведенным с тобой. — Также тихо вымолвил он, затягивая юношу в медленный, размеренный и протяжный, но невероятно страстный и обжигающий поцелуй, попутно вступая в абсолютное единение с ним, поддаваясь жгучим желаниям и давая волю бушующим внутри чувствам.

Внезапно Эррор обхватил плечи Инка руками, крепко сжал их и, приподнявшись, повалил его на небольшой диван, буквально вжав парня в него. Тот, широко распахнув глаза, удивленно посмотрел на нависшего над ним возбужденного брюнета, принявшегося водить подушечками пальцев по его шее. Легкие прикосновения разжигали, а томное и горячее дыхание Эррора накрывало упоительной волной удовольствия. Без лишних слов Инк позволил ему взять первенство на себя. Каждое прикосновение Эррора было мягким, каждый поцелуй нежным, а каждый укус требовательным. Ураган щекотливых ощущений прошелся по всему телу, окутал с головой и погрузил в невероятно глубокий океан наслаждений.

А свечи горели еще ярче, отбрасывая на стену тень сливающихся в одно целое двух родственных душ, почти что одержимых друг другом. Они друг для друга нужнее кислорода, важнее воды для организма. Они — две половины чего-то большего, всецело отдающиеся друг другу без остатка.

========== VII. Поддержка. ==========

Из окна высотного здания открывается воистину великолепный вид. Вдали, на прогретых солнцем пригорках уже стаял снег. Ясный и чистый лазурный небосклон завораживает, а щекотливые лучики весеннего солнца прогревают каждую клеточку организма, пробуждая его после зимы. Вокруг вовсю слышится веселое чириканье воробьев, а в воздухе ощущается аромат пробуждения и чистоты, запах весенней природы и даже леса, виднеющегося где-то на горизонте.

Облокотившись на подоконник, юноша наслаждался холодным ветерком, приятно обволакивающим все тело. Внутри рождалось непреодолимое желание слиться с пробуждающейся природой, утонуть в радостном трезвоне птиц, вслушаться в тихое журчание маленьких ручейков, которое все равно не было бы слышно с такой высоты. Но так хотелось.

И все это было бы утопично, если бы не напряженная атмосфера в небольшой квартире.

— Ты хоть думаешь о том, что творишь? — Раздался строгий женский голос, всем своим тоном показывающий недовольство его обладательницы.

— Думаю. — Спокойно ответил юноша у окна.

— Что-то не заметно. — Буркнула себе под нос девушка, прожигая осуждающим взглядом своего друга. — Если намечаешь отношения с этим детективом, так не крути под его носом ничего подобного. — В ответ на это, парень лишь тихо посмеялся и, посмотрев на гостей, резким движением развернул к себе стул, сев на него.

— Какие у меня могут быть с ним отношения? Я просто помогаю ему.

— Ты уже больше двух месяцев живешь в его квартире, дома практически не появляешься и хочешь сказать, что это только ради помощи? — Посмотрев прямо в серые глаза своего собеседника, она прищурилась.

— Даст, тебе ли не знать, что такое одиночество? Что такое потеря кого-то важного? — Выдохнул блондин. — Если ему помогает мое присутствие, то я буду с ним.

— Допустим, пусть так, но зачем ты так сближаешься с ним? Зачем привязываешь его к себе, сам привязываешься, если берешься за такую работу, зная, что тебе придется резко уйти из его жизни?