— Инк… — Этот голос. Такой родной, такой знакомый. Внутри будто что-то сжалось и перевернулось. Как же давно художник не слышал его. Даже слабо верилось в реальность такого явления. Тело охватила дрожь, белесый юноша повернулся к говорившему и замер.

— Э…Эррор… Это… Ты?

Сейчас, когда Инк стоял от него на расстоянии вытянутой руки, Эррор с уверенностью мог сказать, что глаза художника похожи на небо. Правый — чистая лазурь, а левый — яркое солнце. Белесый был настолько шокирован внезапным появлением своего соулмейта, что даже пошевелиться или что-то сказать казалось невозможным. Он просто открывал рот, из которого не извлекались даже звуки. Будто немая рыбка. Прекрасная рыбка. Со всей нежностью улыбнувшись, Эррор почти шепотом произнес:

— С днем рождения, радужный мудак. — Программист поднес свою руку к щеке художника, на которой красовались чернильные пятна, но резко замер, так и не прикоснувшись.

Вновь этот страх. Реально ли все то, что сейчас происходит? А вдруг, если коснуться, все это исчезнет, окажется иллюзией, плодом больного воображения или просто сном?

Не попробуешь — не узнаешь.

Переборов все охватившее волнение, темноволосый все-таки положил свою руку на холодную щеку Инка. Провел по ней пальцами, потер засохшие чернила. В его взгляде так и читалось счастье. Искреннее счастье от столь долгожданной встречи. Через что только он прошел, чтобы она состоялась. Сколько всего пережил… Об этом, наверное, даже можно было бы книгу написать. Но сейчас он просто тихо усмехнулся.

— Неряха, какого черта ты выше меня? — Рука переместилась с щеки на макушку головы, ощупывая мягкие, почти бархатные волосы. — А ведь со стороны кажешься таким маленьким.

Комментарий к II. Бамбук.

[Л-Л:Отбечено]

========== III. Белые гвоздики. ==========

Еще утром все было прекрасно…

Аромат магнолии приятно щекотал нос, солнечные лучи согревали душу и тело. День совсем не предвещал ничего плохого. Все было идиллично. И даже как-то утопично.

Начать утро с так необходимого разговора с дорогим соулмейтом, получить выписку и встретиться с ним, провести с ним целый день. Сходить в парк, полюбоваться прекрасными летними пейзажами, прогуляться по набережной, освежаясь легким прибрежным бризом. Планов было много. И даже думать о чем-то плохом не хотелось.

Пока не открылась та самая дверь в палату напротив. Пока не оглушил этот противный писк кардиомонитора. Пока разряды не прекратились.

За всю свою жизнь Инк уже успел потерять довольно много очень дорогих и близких ему людей. Он смирился с этим, свыкся, принял смерть — как неизбежное, как то, что ждет всех, как этап нашей жизни. Он очень хотел верить про жизнь после смерти, реинкарнацию или, хотя бы, рай. И он верил, утешая себя этой верой в то, что всех умерших ждет лучшая жизнь.

И почему только уходят самые светлые душой люди?

Может, этот мир просто слишком грешен для них?

Но ведь он прекрасен.

И все-таки, даже несмотря на то, что смерть неизбежна — терять дорогих людей все равно невероятно больно. Тоска и скорбь по ушедшим всегда будут разъедать душу, подобно концентрированной серной кислоте убивать в ней все живое. Но даже на выжженной земле может появиться новая жизнь. Время лечит… Нет, оно не лечит. Оно заставляет принимать все плохое, смотреть на это с другой стороны, анализировать и принимать таким, какое оно есть. Все равно уже ничего не изменить.

Думая о мертвых, мы забываем о живых. Но ведь они еще здесь, с нами. И пока они не ушли, нужно ценить все те минуты, которые мы можем провести с ними. Нельзя поворачиваться спиной к будущему, обращаясь к прошлому. Назад можно оборачиваться лишь для того, чтобы извлечь что-то из уже произошедшего. Усвоил урок? Смотри вперед с широко раскрытыми глазами.

Такова философия Инка. Но эта боль, разрывающая душу на множество маленьких осколков, все равно никуда не пропадает. Остается только ее пережить, переждать. Она поутихнет, станет слабее. Пусть и не исчезнет, но перестанет быть ядом. Или, как минимум, не будет такой сильнодействующей отравой.

Воспоминания…

Сейчас они только больнее бьют по большой и глубокой ране.

Художник шел, не обращая никакого внимания на окружающих. Спотыкался, сталкивался с кем-то… Все не важно. Совсем не важно. Какой смысл пытаться думать о том, что все пройдет, что это было неизбежно? Ведь легче от этого не становится.

Он не смотрел куда шел. Просто бродил по улицам города, совсем не придавая значения цели такого бессмысленного бродяжничества.

Сквер. В воспоминаниях так и всплывают картины прошлого. Как они здесь гуляли, как голубоглазый, словно ребенок, бегал и прыгал по маленьким полянам, за которыми ну очень хорошо ухаживали местные. Ведь они были такими изящными, такими ухоженными…

Сейчас тут носятся дети, вот один из них сплел венок из цветов белой гвоздики и одел его на голову другому. Блу однажды тоже сделал подобный венок из этих цветов, украсив им мечтателя. Надо же так изловчиться — незаметно собрать столько гвоздик и превратить их в столь прекрасное украшение. Дрим тогда был ужасно смущен.

— Это как-то по-женски… — Пробурчал он себе под нос, отводя взгляд в сторону. Белесый паренек же казался таким радостным и довольным. Смотрел на блондина своими чистыми и искрящимися голубыми глазами, улыбался до ушей.

— Но тебе правда идет.

Тогда Инк пошутил ненароком, чем вогнал в краску двух своих друзей. Он не придавал особого значения тому, что произнес тогда, но сейчас, прокрутив тот момент в своей голове снова, понял, почему они так смутились.

— Белая гвоздика означает искренность чувств, чистую любовь и пожелания удачи.

Светлое воспоминание, греющее душу, но вместе с тем терзающее ее. Будто кошки скребутся внутри.

Это была просто маленькая шутка, даже, скорее, замечание. Он просто подметил. Но сейчас он осознает, что эти двое были в гораздо более тесной связи, чем он с ними. Да и Дрим всегда смотрел на Блу таким взглядом… Таким теплым, таким любящим. Ему, вероятно, все это время было так тяжело. Надо будет поговорить с ним. Даже если он этого не захочет. Надо.

Художник продолжил свой путь, перебирая в голове моменты из прошлого. Легкий бриз ударил в лицо, волна мурашек пробежалась по всему телу. Набережная.

Однажды ночью они вместе выбрались в столь живописное место. Огни фонарей отражением расплывались на поверхности воды, яркие звезды освещали все ночное небо, а газон подле воды развевался слабым ветерком, дующим со стороны водной глади, на которой маленькие волны гармонично сливались, создавая какой-то волшебный танец.

Мечтатель с Голубикой бесились в сторонке, по всей округе был слышен их звонкий смех. Такой радостный. Такой искренний. Инк же сидел на каменном выступе, смотрел куда-то вдаль и думал о том, что пейзаж перед его глазами такой живописный. Сейчас бы кисть в руки и творить, изливая на поверхность холста все изящество окружающего пространства. И эту утопичную атмосферу, создаваемую его дорогими друзьями.

Из глубоких размышлений его вывел совсем незапланированный полет прямиком в водные глубины. Холодно.

Всплыв на поверхность, он недовольно посмотрел на лежащих друг на друге юношей. Блу возвышался над Дримом и обеспокоенно глядел на Инка. Судя по всему, в процессе своих игр они случайно упали на художника, тем самым столкнув его. И вновь этот пронзительный звонкий смех.

— Видел бы ты сейчас свое выражение лица! — Юнец поднялся с мечтателя и прыгнул в воду рядом с Инком. Капли разлетелись в разные стороны, обрызгав Дрима с головы до ног. — Не волнуйся, теперь ты не один! Я пришел к тебе на помощь! — Подмигнув, изрек голубоглазый.

Мечтатель же присел на корточки около водной поверхности и протянул руку художнику, как бы предлагая свою помощь. Но ее в то же мгновение перехватил юнец, так же затащив того в воду.

Забавная ситуация.

«Ты не один.»

И все-таки, он остался один. Произошло то, чего он так сильно боялся. Солнечную мечту скрыли облака, а маленькая звездочка потухла.