А вот уже после этого начались вопли. Кто-то матерился, кто-то ужасался, а кто-то рвался вызвать скорую, но затем до всех дошло, что перед тем, как к ним нагрянет полиция, нужно бы, наверное, закончить дело Николая и освободить бедного ребенка от гнета темной мрази.

- И что нам теперь с ним делать? Мы не знаем, что он там болтал…

- Но ведь… Есть листы!

Все тут же уставились на валяющиеся на полу рядом с одиноким кейсом бумаги. Мила, наклонившись, подобрала их и уставилась на буквы.

- Ничего не понимаю. Кто умеет читать на этом языке?

Не умел никто, но где же наши не пропадали – скучковавшись вокруг листов, хором, кто правильно, кто неправильно, они начали произносить написанный на них текст. В основном все ориентировались на Алину, которая единственная, кажется, вследствие какого-никакого опыта делала это относительно чисто, и старались повторять за ней. Перед этим Гошу, как первого под руку подвернувшегося, отправили держать Мише голову.

Мальчик забился в держащих его путах, пытался отвернуться, но чужие руки не позволяли этого сделать. Они продолжали читать, глядя на то, как его выгибает навстречу своему отражению и как он обмякает, теряя сознание – так же, как и Юри чуть ранее, но, помня о действиях Николая, они продолжали повторять. Виктор, опустив голову и изо всех сил борясь со странным желанием вот прямо сейчас взглянуть на себя через стекло, схватил стоящую возле дверцы микроволновку, отошел на несколько шагов назад, поднапрягся и швырнул ее в сторону зеркала, слыша, как оно, обиженно звеня, осыпается осколками ему под ноги.

- За Юри, чертова ты тварь.

Сбоку послышался групповой облегченный вздох.

========== Эпилог ==========

Занавески на окне еле слышно шелестели. От этого звука у Виктора по спине бежали мурашки.

- Это ведь обратимо?

- Я не могу сказать точно. Зависит от самого человека, его психики и обстановки вокруг.

Виктор глубоко вздохнул и положил руки на колени, скрывая нервную дрожь.

В кабинете у психолога пахло женскими духами. Слабо, еле заметно, но Виктору казалось, что он задыхается. Но от запаха ли - или от чего-то, похожего на отчаяние?

После основного сеанса он, оставив Юри у ресепшена, вернулся сюда, чтобы спросить всего один вопрос – и ответ на него он ожидал получить более четкий. Хоть и понимал прекрасно, что психика отдельного человека – это вещь, действия которой иногда не могут предсказать никакие врачи.

С того дня, когда все закончилось, прошел месяц.

С полицией, вызванной после всей этой кутерьмы, они разобрались – сейчас он даже под страхом смерти не смог бы вспомнить, чего они тогда наболтали в оправдание, однако удалось подключить полезные связи и, в итоге, все остались без обвинений и на свободе.

И Юри, и Миша практически сразу после воздействия на них тени впали в кому и были доставлены в больницу, где у них не нашли никаких явных нарушений. Но если Юри все же очнулся спустя три дня, тут же затисканный Виктором, буквально прописавшимся возле его кровати, то мальчик – возможно, из-за своей еще не сформированной нервной системы, а может и из-за чего-то еще, - до сих пор так и не пришел в себя. Виктор, иногда сталкиваясь в больнице или подъезде с его внезапно постаревшими родителями, никак не мог заставить себя посмотреть им в глаза.

Он вышел в приемную и замер у стойки, глядя на неподвижную фигуру, сжавшуюся в кресле. Хотелось плакать, разнести к черту всю ни в чем не повинную больницу, но больше всего – повернуть время вспять и не позволить себе вообще привезти Юри в свою квартиру, будь она неладна.

Но Виктор не мог позволить себе слабость – только не сейчас. Сейчас он должен был быть сильным. Сильнее, чем когда либо. Сильным за двоих.

- Юри… - позвал он ласково, подойдя к креслу. Юри молча смотрел в окно. – Солнце мое, вставай, пойдем домой.

Квартиру он сменил почти сразу же после окончания всей этой дикой истории. Просторная, светлая, трехкомнатная, с оставшейся от прошлых хозяев современной мебелью, которую Виктор потихоньку заменял новой, она не должна была напоминать о случившемся и заменять плохие воспоминания хорошими. Но он боялся, что уже слишком поздно.

- Юри, пожалуйста… Посмотри на меня.

Он мягко коснулся его плеча. Юри медленно, невыносимо медленно повернул голову и взглянул на него пустым взглядом. Понимал ли он, кто перед ним? Что происходит? Где он?

Все произошедшее отразилось на нем и его психике слишком сильно. Возможно, какую-то роль сыграло еще и то, что тьма хозяйничала в его сознании, ведь никто не мог сказать, как она могла подействовать на рассудок своего носителя и что именно могла ему показывать. Юри ничего не хотел, ни о чем не говорил, двигался заторможено, пугался резких звуков, не мог оставаться в темноте – и кто знает, что творилось в его голове, какие мысли там блуждали? Но, по крайней мере, он не пытался покончить с собой – Виктор пытался утешать себя хотя бы этим.

Когда-нибудь все пройдет. Все исправится. Все вернется на круги своя.

- Пойдем. Вставай. Маккачин ждет нас, мы погуляем по набережной… Тебе же нравится набережная, правда? Солнце так светит…

Говорить, говорить, улыбаться, но только не молчать. Поддерживать, напоминать о хорошем и стараться избегать плохого. Посещать любимые места. Ухаживать и заботиться.

И никогда больше не оставлять его одного.