– Благодарю всех, кто сегодня с нами, – произнесла она. Представила социолога и режиссера. Яуген и Мариуш поклонились. – Но прежде, чем начать эту неоднозначную дискуссию, я приглашаю вас посмотреть документальные фильмы о кровавых преступлениях, совершенных на нашей земле бригадой под командованием Ромуальда Раиса, или Бурого.
Внезапно дверь распахнулась. Вошел Лешек Крайнув в сопровождении бритоголовой молодежи в черных куртках-бомберах и военных ботинках с красно-белыми шнурками. В компании было несколько девушек. Перед тем как войти сюда, девицы, по всей видимости, обнесли одну и ту же палатку на Рубль-плацу, потому что все были в одинаковых узких тренировочных штанах цветов польского флага.
– Я всего лишь оператор и даже не надеялся на такое количество зрителей, – пошутил Яуген, но никто не засмеялся, поэтому он добавил уже серьезно: – Режиссер фильма Ежи Калина заболел и просил его извинить за то, что не смог присутствовать здесь лично. Мы надеемся, что сумеем достойно его представить.
Загремели аплодисменты. Яуген хотел начать съемку, но Мариуш успел остановить его жестом.
– Блажей может выделить нам только один патруль. Не провоцируй.
Сидевший в первом ряду православный священник сорвался с места и встал при входе в зал, словно цербер. Авторитет сутаны не слишком подействовал на Крайнува и его хулиганов. Дошло до небольшой перепалки. Наконец святой отец прибег к крайним мерам.
– Тот мужчина нетрезв, – завопил он дискантом, после чего принялся ругаться с упитанным мужичком в стеганой ромбами куртке, который едва доставал ему до наперсного креста.
Крайнув дал знак своим подопечным, словно командир подразделения. Бритоголовые остановились в полушаге. Лешек подошел к мужичку, обнюхал его как пес, после чего ударил провинившегося ребром ладони в ухо.
– Подожди на улице, Конрад, – приказал он. – Поговорим после показа.
Пока бородатый гном выходил, с последних рядов прозвучало несколько издевательских реплик: «Левандовского вперед ногами!», «Собирают деньги на мессах, чтобы святому Бурому памятник поставить!», «Поляки – в костёл!», «Дайте Репе водки кто-нибудь!».
Обстановка стала куда менее напряженной, что разочаровывало, если принять во внимание тему сборища. Но все в городе знали упомянутого персонажа. Левандовский под псевдонимом Репа или Речь Посполитая плевался националистическим ядом на интернет-форумах, писал в католическом «Нашем Журнале» и проплаченной правящей партией прессе. Это был известный нацист, сам себя называвший «польским фашистом». Во время последнего празднования Дня независимости его сфотографировали со свастикой на транспаранте, он немедленно выложил снимок на Фейсбуке и очень удивился, когда прокуратура вызвала его на допрос. Разумеется, он не преминул написать об этом в «Нашем Журнале».
Крайнув оглядел веселящуюся публику и сказал:
– Мы поляки и имеем право здесь находиться. Мы живем в свободном государстве. – А потом обратился к попу: – Это открытое мероприятие. Батюшка не имеет права нас выгонять.
Слово «батюшка» он особенно подчеркнул.
Поп покраснел.
– Только не хулиганить, пожалуйста. – И отошел в сторону.
– А кто здесь хулиганит? – Крайнув загадочно улыбнулся. И добавил на несколько тонов громче: – Ваши зрители.
В толпе националистов раздался ропот.
– Вы за них отвечаете, – заявил священник. И улыбнулся:
– Я надеюсь, мы договорились, пан Лех?
– За кого вы меня принимаете? – Крайнув с достоинством военачальника пошагал в первый ряд. Занял центральное место напротив приглашенных гостей и удовлетворенно подал знак остальным. Мариуш и Яуген наблюдали, как толпа хулиганов молча вливается в зал и распределяется вдоль стен, словно отряд охраны на футбольном матче. Никто из них не сел, но ни у кого не было в руках палки или иного оружия. Только сосредоточенные мины бритоголовых говорили о готовности к атаке. В зале воцарилась тишина. Притихшие националисты казались гораздо более опасными. Самые смелые из белорусов не решались даже пикнуть. Погас свет, появились титры, из динамиков громыхнули первые такты военного марша. Вдруг пленка оборвалась, повисла тишина. Снова загорелся свет.
Воспользовавшись паузой, Мариуш выложил фото колонны скинов на своей страничке и удовлетворенно наблюдал, как стремительно растет число лайков. Яуген еще перед выходом отключил звук в своем телефоне и положил камеру на колени, незаметно нажав на кнопку записи. Он напряженно пытался понять, как могут развиваться события. Толпа была очень большая, а хайнувские патриоты представляли собой горстку учащихся гимназии да пару пэтэушников, которым больше хотелось выпустить пар во время драки, чем бороться за идею. Яуген знал их всех и видел сейчас в зале.
Его беспокоило другое: в сегодняшнем сопровождении Крайнува присутствовали визитеры из Белостока, Вельска Подляского и даже Кракова. Спортсмены-нацисты. Люди, которым наплевать на патриотические ценности и которые просто любят помахать кулаками. Яуген знал об этом лучше, чем кто-либо другой, потому что год назад снимал о них фильм для одного телеканала. Он провел рядом с ними почти полгода и знал их методы. Поэтому сейчас, глядя на тесную колонну бритоголовых вдоль стены «Шахтера», он чувствовал, что пахнет жареным. Даже если сегодня у них получится выйти целыми из этой переделки, то взрыв все равно неизбежен. Это лишь вопрос времени. Они с Мариушем решили поговорить об этом по дороге в Вельск. Его нюх подсказывал ему, что вскоре о маленьком городке под названием Хайнувка услышит вся страна. И на этот раз дело будет не в фестивале церковной музыки на телеканале «Полония». Это будет прайм-тайм. Все информационные программы будут греметь лишь об этом, а в бегущих строках появится надпись: польско-белорусская война. Он был в этом почти уверен.
Корч уже, видимо, вышел из Фейсбука, потому что махал телефоном перед глазами Яугена, а лицо его совсем побелело.
– Что? – прошипел он.
– Полиция была здесь, но уже уехала. Ищут какую-то подозреваемую, – пояснил Мариуш. – Только бы стекла в машине не разбили. Отец меня убьет.
– В случае чего, все будет снято. – Яуген развалился в кресле и показал, будто снимает на камеру.
Несколько лысых сразу же запротестовали. Марыся жестом предложила оператору положить камеру. Потом соединила руки как для молитвы и вытянула губы «клювиком».
– Я пошутил, Маня. – Яуген пожал плечами и нагнулся к Корчу. – Увидишь, сегодня ничего не будет. Это пока только демонстрация силы. Погром состоится в следующий вторник, если не подвернется более подходящего случая. Но повод для драки они уже ищут. Будь осторожен, выбирай выражения.
– Если что, за сценой есть боковой выход, – шепнул Корч. – Не хватало, чтоб мне разбили рожу прямо накануне предвыборной кампании. Машина будет на задней улице, возле церкви. Ищи меня там.
Яуген махнул рукой.
– Прорвемся. Главное, чтоб ты меня тут не бросил, трусишка, – пробормотал он, а потом указал куда-то пальцем.
Корч удивился, увидев в толпе националистов Асю Петручук. Она была дочерью его друга, который, взамен за помощь в получении контракта на строительные работы в городской управе, частично финансировал его предвыборную кампанию. Один из бритоголовых галантно отодвинулся, освобождая девушке место. Было видно, что наследница Петручука прекрасно себя чувствует в компании этих людей. Они похлопывали ее по плечу, относились по-свойски. Она зарделась, когда Заспа – неоднократно судимый за нарушение порядка во время выступлений старосты и обзывание его стукачом, коммунякой и красным пауком – отдал ей свою рубашку в клетку от Фреда Перри. Ася охотно воспользовалась предложением и встала на освободившееся место, с которого было лучше видно сцену. Яуген Пашко, видимо, читал мысли Корча, потому что наклонился к другу и заявил:
– Молодая совсем. Кровь бурлит. В таком возрасте все хотят воевать.
– Лучше бы она у нее бурлила в рамках Автономного движения Полесья. Нам пришлись бы очень кстати такие деятели. Андрей обещал мне ее в помощники, а тут на тебе. Так мы Малую Беларусь не создадим.
