Послание прибыло в город после полуночи, его доставил молодой монах, проделавший путь из самой Англии. В августе он вместе с двумя братьями выехал из Карлайла. Всем троим предписывалось прибыть в великую обитель цистерцианцев[5] в Монпелье. Брату Майклу, самому младшему, предстояло обучаться там медицине, а его спутникам – посещать знаменитую школу теологии. Путь по Англии троица проделала пешком, затем отплыла из Саутгемптона в Бордо, далее последовала по дороге вглубь Франции. Как и со всеми странниками, отправляющимися в далекие края, с ними передали множество посланий. Одно было для аббата Пюи. В аббатстве один из путешественников – брат Винсент – умер от жестокого поноса. Майкл и его второй спутник дошли до Тулузы. Там брат Питер захворал и его положили в госпиталь, где, насколько Майкл знал, тот до сих пор и пребывал. Юный монах пошел дальше один, ему осталось передать последнее из посланий – потрепанный кусочек пергамента. Ему сказали, что он разминется с адресатом, если не пустится в дорогу той же ночью.

– Бастард перемещается стремительно, – поведал аббат монастыря в Павилле. – Позавчера он был тут, сегодня в Вийоне, а где будет завтра…

– Бастард?

– Так его зовут в этих краях, – пояснил аббат, осенив себя крестным знамением.

У молодого английского монаха возникло ощущение, что ему сильно повезет, если он переживет встречу с человеком по имени Бастард.

И вот, совершив дневной переход, брат Майкл смотрел на раскинувшийся на другой стороне долины город Вийон. Найти его не составило труда, потому как с наступлением темноты небо осветилось заревом, послужившим маяком. Встреченные на дороге беглецы сообщили монаху, что Вийон горит, поэтому, чтобы найти Бастарда и передать ему послание, брату Майклу оставалось просто идти на пожар. Юноша не без трепета пересек долину, глядя, как пламя окольцовывает городские стены, наполняя ночь клубами дыма, приобретавшими в местах соприкосновения с открытым огнем багровый оттенок. «Вот так, должно быть, выглядит небо Сатаны», – подумал чернец. Беглецы продолжали покидать город, они советовали брату Майклу повернуть и уносить ноги, потому как в Вийоне хозяйничают дьяволы ада. И его одолевало искушение внять совету. Ох как одолевало! Но какой-то частицей его молодой души владело любопытство. Никогда прежде не доводилось ему наблюдать за битвой. Никогда не видел он того, что творят люди, когда ими овладевает тяга к насилию. Поэтому он продолжил путь, опираясь на веру в Бога и крепкий посох паломника, который нес с собой от самого Карлайла.

Пожары полыхали у западных ворот, пламя выхватывало из тьмы громаду замка, угнездившегося на холме далее к востоку. То был замок сеньора де Вийона, о котором рассказывал Майклу аббат Павилля. Сеньора де Вийона осаждала армия, ведомая епископом Лаванса и графом де Лабруйядом, которые сообща подрядили шайку наемников во главе с Бастардом.

– А из-за чего война? – осведомился брат Майкл у аббата.

– Распрей у них две, – ответил настоятель, после того как служка налил ему вина. – Сеньор де Вийон конфисковал партию шкур, принадлежащую епископу. По крайней мере, так утверждает прелат. – Аббат скривился, потому как вино было молодое и кислое. – По правде говоря, де Вийон – безбожный негодяй, и епископ хотел бы заполучить иного соседа. – Старый церковник пожал плечами, как бы признавая незначительность повода для вражды.

– А вторая распря? – спросил монах.

Аббат помолчал.

– Вийон отобрал у графа де Лабруйяда жену, – признался наконец он.

– Ого! – брат Майкл не знал, что еще сказать.

– Мужчины драчливы, – продолжил настоятель, – но женщины всегда усугубляют дело. Вспомни о Трое! Все эти люди убивали друг друга ради одного смазливого личика! – Он сурово посмотрел на юного монаха. – Женщины приносят в сей мир грех, брат, и так будет всегда. Радуйся, что ты монах и принес обет безбрачия.

– Слава Всевышнему, – согласился Майкл, хотя и без особой уверенности.

Теперь Вийон полнился горящими домами и убитыми, и все из-за одной женщины, ее любовника и повозки шкур. Брат Майкл приблизился к городу по идущей вдоль долины дороге, пересек каменный мост и подошел к западному входу, где остановился. Ворота были вырваны из сводчатой кладки силой столь могучей, что молодой человек не брался даже представить, что способно обладать такой мощью. Петли были выкованы из железа, каждая крепилась к воротам скобой длиной с епископский посох, шириной с ладонь и толщиной с палец. Тем не менее обе створки висели набекрень, доски их были обуглены, а массивные петли свернуты в причудливый завиток. Словно сам дьявол двинул своим ужасным кулаком сквозь арку, прокладывая себе путь в город. Брат Майкл перекрестился.

Он протиснулся между почерневшими створками и снова остановился, потому как сразу за аркой горел дом, а напротив двери лежал лицом вниз труп молодой женщины. Она была почти обнажена, сбегавшие по бледной коже струйки крови казались в зареве пожара черными. Монах смотрел на нее, слегка нахмурившись, и пытался понять, почему очертания женской спины так возбуждают, затем устыдился собственных мыслей и снова перекрестился. Дьявол хозяйствует повсюду этой ночью, подумалось ему, но особенно в этом полыхающем городе под окрашенными огнем адовыми облаками.

Рядом с убитой женщиной стояли двое: один в дырявой кольчуге, другой в кожаном колете, который был ему велик. Оба держали длинные ножи. Испуганные появлением монаха, они стремительно повернулись, готовые к драке, потом разглядели холщовую белую рясу и деревянный крест на шее у брата Майкла и устремились на поиски жертв побогаче. Третьего солдата тошнило в канаве. В охваченном пламенем доме обрушилась балка, взметнув поток горячего воздуха и круговерть искр.

Брат Майкл шел по улице, стараясь держаться подальше от трупов, потом заметил привалившегося к бочке, стоявшей под водосточным желобом, человека, который зажимал кровоточащую рану в животе. Юный монах служил помощником в монастырском инфирмарии[6], поэтому приблизился к раненому воину.

– Я могу перевязать это, – сказал он, опускаясь на колени.

Но раненый рыкнул на него и взмахнул ножом, которого Майклу удалось избежать, проворно отпрянув в сторону. Монах встал и попятился.

– Снимай рясу! – скомандовал раненый, пытаясь догнать юношу, но брат побежал вверх по улице. Его преследователь снова упал и разразился проклятиями. – Вернись! – орал он. – Вернись!

Поверх кожаного колета на нем была ливрея с изображением золотого кречета на красном поле, и брат Майкл, с трудом соображая в окружающем его безумии, смекнул, что золотая птица – эмблема защитников города и что раненый пытался сбежать, отобрав у него рясу и переодевшись в нее. Но вместо этого несчастного перехватили двое солдат в зеленом и белом и перерезали ему горло.

Некоторые воины носили эмблемы с желтым епископским посохом в окружении четырех черных крестов-кросслетов[7], и брат Майкл решил, что это люди епископа, тогда как солдаты с зеленой лошадью на белом поле должны служить графу де Лабруйяду. На большинстве убитых были накидки с золотым кречетом, и монах подметил, что многие из этих трупов пронзены длинными английскими стрелами с заляпанным кровью оперением. Сражение прокатилось через эту часть города, оставив ее в огне. Пожар перепрыгивал с одной соломенной кровли на другую, а в тех местах, куда он еще не распространился, орда пьяной, буйной солдатни грабила и насиловала под пологом дыма. Заплакал ребенок, взвизгнула женщина, потом слепец, от глаз которого остались только две кровоточащие дыры, вышел, пошатываясь, из переулка и столкнулся с монахом. Мужчина заскулил, отпрянув назад, и вскинул руки, пытаясь защититься от удара.