Испепеляющий взор товарища заставил его слегка покраснеть:
— …или ты мог бы сам… как-нибудь?..
— Я - нет. Не моя специализация. Ни иллюзии, ни «как-нибудь», — сухо отрезал атлан. — И тебе не дам[39].
— Не очень-то и хотелось, — почти искренне пробурчал Мельников. — Тогда просто переоденемся — и всё.
— И перекрасимся? — ядовито подсказал Анчар.
— Тебе-то заче… — начал было Агафон — и под взглядом товарища, обжигающим, как все ветры Перечной пустыни, прикусил язык.
— Я кожу имел в виду, — сухо уточнил атлан.
— Ну… и кожу тоже… зачем… Бывают же в Мангангедоле белые моряки, например!
— Посмотри на себя и свои руки. Не говоря уже про твое лицо… на котором крупными лукоморским буквами написано «боевой маг», — ядовито фыркнул атлан.
— Сабрумайскими буквами, — уточнил его премудрие. — И причем тут моё…
— А притом, что мы похожи на моряков чуть меньше, чем на узамбарцев! — взорвался Анчар.
— А на купцов?
Анчар задумался и неохотно признал:
— Купцы, пожалуй, подойдут. Но для этого надо найти лавку, где продают заграничную одежду. В какой стороне тут торговые ряды? Или надо на базар идти?
Лавка нашлась через два квартала, в тенистом от полосатых навесов переулке, по которому фланировали состоятельные мангангедольцы и гости столицы. Фасады домов из желтого песчаника были почти не видны из-под растянутых, развешанных и просто наваленных на них товаров — изысканных нарядов из Шантони, узорных хорохорских платков, пестрых, как дворцовые клумбы, шатт-аль-шейхских ковров, вамаяссьских циновок, расписанных тиграми, пионами и томными девами, изукрашенного и не очень вондерландского оружия, чеканных гаттерийских подносов и блюд, изображавших на все лады похищение Золотого Руна двумя огнедышащими драконами, узамбарских картин из радужной травы на спилах баобабов, шитых золотой и серебряной нитью соланских занавесей…
Снова оглянувшись по сторонам и не заметив в толпе никого подозрительного[40], послушники как бы невзначай вошли в лавку верхней одежды, хозяин которой, коротышка-шахрай, заулыбался им в предчувствии больших денег, точно старым друзьям.
Через двадцать минут из лавки вышли два пижона в роскошных забугорских костюмах. Волосы одного из них покрывал странно топорщившийся хорохорский платок в красных и розовых розах.[41] Еще полминуты — и белый человек в аляповатой шали стал достопримечательностью всего торгового ряда, от первого купца до последнего зеваки.
— Ну, куда теперь? — Анчар одарил коллегу непередаваемым взглядом.
— Куда-нибудь на окраину? — из уголка рта промычал Агафон, немного подумал и добавил: — И не мог бы ты отойти от меня немного? Шагов на пятьдесят? А то подумают, что я с тобой знаком.
— Конспирация? — уважительно предположил атлан.
— Нет… платок… — скорбно поморщился Мельников и втянул голову в плечи под тяжелым, как чугунная сковорода, взором Анчара.
Каких-нибудь полчаса ходьбы бодрым шагом — и богатые кварталы остались позади, равно как и не очень богатые, и среднего достатка, и просто победнее, и искателей приключений на свои организмы окружила со всех сторон нищета в самых мерзких своих проявлениях.
Трех и двухэтажные дома, сложенные как попало из глиняных кирпичей, жались друг к другу как инвалидная команда, подслеповато щурясь не застекленными узкими окнами. Кривые, как след пьяной змеи, улочки петляли, то сходясь, то разбегаясь, то снова встречаясь друг с другом. Помои, над которыми вились тучи мух, ровным слоем устилали обочины, тротуары и дорогу, благо, сильно стараться им не приходилось: часто всё перечисленное умещалось на ширине в полтора метра. У стен, вяло пожевывая зеленую жвачку и односложно переговариваясь, сидели грязные старики и старухи. Рядом с дверями в какой-то бесконечной игре, ведомой одним им, возились дети, козы и собаки. Висевшее над всем этим зловоние, вязкое и застарелое, казалось, помнило поколения и поколения предков тех, кто сейчас тащился по грязным улицам в поисках еды, работы или жертвы.
Но все игры, перемещения и разговоры прекращались как по волшебству, стоило рядом появиться волшебной парочке.
— Куда теперь? — атлан хмуро зыркнул на коллегу.
— Да в принципе, пришли, наверное… — неуверенно пробормотал его премудрие. — Если это не злачные кварталы…
— Теперь куда? — сквозь зубы процедил Анчар, косясь на столпившихся за углом узамбарцев с палками в руках. — Ты уверен, что не нужно было остановиться хотя бы кварталов пять назад, когда нищие просили милостыню, а не собирались взять ее с боем?
— Да хоть куда! И пусть только попробуют! — раздраженный правотой атлана, фыркнул его премудрие и, не раздумывая и не выбирая, подошел к грязному лысому старику, подпиравшему спиной забор. — Эй, ты!
— Эй, — равнодушным эхом отозвался тот.
— Где у вас тут можно найти старуху-шептунью?
— Нету такой, — мазнув исподлобья оценивающим взглядом, отозвался старик.
— По важному делу!
— А ты из храма, что ли?
— Сам ты — из храма! Мы — забугорские купцы! Приплыли из… из самого Забугорья! Сегодня утром! — возмущенно вскинул голову Агафон.
Анчар гыгыкнул.
— Жену насмешил, — укоризненно покачал головой узамбарец.
Возмущение и гыгыканье поменялись ролями.
— Слушай, нгози, — вспомнив соирское обращение к небогатому, но достойному человеку, проговорил атлан. — Нам нужна шептунья, чтобы навести порчу на одного человека, который нехорошо обошелся с нами в порту.
— И чё? — апатично пошевелил бровями старик.
— И мы готовы оценить помощь… если ты покажешь, где ее искать… или его… в несколько экинов.
— В сколько? — вспыхнула первая искорка интереса за весь разговор, и взгляд узамбарца с новым интересом обежал новые с иголочки наряды чужаков, кошельки у пояса и сумки в руках.
— В несколько, — твердо вмешался Агафон. — Когда проводишь.
Старик отогнал с носа муху, пожевал губами, потер кулаком скулу — и кивнул:
— Пошли.
«А я тебе что говорил!» — Мельников бросил на товарища снисходительный взгляд.
Пропетляв по переулкам, узамбарец вывел клиентов в узкий, заваленный отбросами тупик: стены покосившихся домов встречались под острым углом, перегораживая улицу. Одна из них была глухой, без окон и дверей. Вторая могла похвастать одной дверью и втрое большим количеством окошек под самой крышей.
— Здесь подождите, — бросил проводник и, не оглядываясь, нырнул в полуоткрытую дверь из темного от времени бамбука.
— Что заказывать будем? — спохватился атлан.
— Легкое расстройство здоровья, — уверенно проговорил Агафон. — На пару фирунов. До вечера.
— На две серебряных монеты? А не мало?
— Хватит. Нечего баловать всяких шарлатанов.
— А…
Дверь беззвучно приоткрылась на кожаных петлях и из проема высунулась голова их провожатого. Стрельнув глазами по сторонам и не найдя больше никого, она удовлетворенно кивнула:
— Заходите. Возьмитесь за руки — обеими руками! — скажите «Абена абангу абени» и переступите порог одновременно обеими ногами.
— Это как? — не понял атлан.
— Перепрыгните, — терпеливо, как разговаривают с умственно отсталыми и с иностранцами, произнес старик. — Оба в раз. И не отпуская рук. Чтобы не заносить на подошвах в чистое место диких тафари.
— Домашние возмутятся? — покривил губы Агафон, но узамбарец шутки не понял или не расслышал.
— Ну что, поскакали? — не оцененный, подмигнул его премудрие атлану, взял за руки и вывел на стартовую линию порога.
Где-то в глубине дома горел чахлый огонек свечи, и кто-то приговаривал что-то сухим скрипучим речитативом.
— Абена абангу абени, — хмыкнул Анчар и прыгнул одновременно с товарищем на счет «три» в темный проем, казавшийся после яркого солнца ослепительно-черным.
Тусклый свет перед его глазами взорвался искрами и померк.
Бумммм. Бумммм. Бумммм. Бумммм.