Заслышав голоса на улице, из избы вышла хозяйка дома Екатерина Абрамовна. Увидев Дашу, всплеснула руками:

— Ой, детонька! Никак из тайги? И как тебя там комары не загрызли? Ишь как исхудала вся — как балалайка. Тебя что ж-то, тятя не кормит? Или конем всю вытряхнуло?

— Нет, тетя Катя, это я такая и должна быть. Зима придет — сало само нарастет! — отшутилась Даша.

— Пожалуйте в дом, на обед, покушать чем Бог послал! — приглашала хозяйка, но они отказались: некогда.

— А вот молока с погреба принеси, — попросил Петр Гаврилович супругу, предлагая путникам расположиться на лавке у крыльца. Едва присели, к ним тут же подступили дети. Младшему было лет шесть, старшему — вероятно, чуть больше десяти.

— Это мои помощники, Степка и Мишка, — представил гостям дядька Петр сыновей, — тут еще покуда, в ограде орудуют. А старшие, Ефимка и Капитон, на заимке, делами занимаются.

Покуда Екатерина Абрамовна лазила в погреб, дядька Петр осведомился об отце Даши, как идут дела. Подошла хозяйка, принесла в крынке холодного молока, свежего хлеба с медом. Отказаться от всего было невозможно. По настойчивому предложению путники все же прошли на веранду дома, где в тени и прохладе спокойно, без суеты приняли угощение.

— А что этот волчонок хотел? — спросил Петр Гаврилович у Кузи перед тем как ехать. — Ну, Лешка Гуляев, что походил к вам, когда вы лошадей поили.

— Да так, закурить просил.

— Пытал, откуда, куда и зачем едете?

— Спрашивал.

— Сученок, не зря он тут сидит, семечки лузгает. Ну да с вас взять нечего, проедете. Были бы старшие сыновья, проводили бы вас через Волчий лог. А так, там перед горой есть ольха заломленная, за ней тропка небольшая. По ней поедете, Тараска стороной останется.

— А что нам бояться? На нас вчера и так нападали, да Кузя отпор дал, — весело проговорила Дарья и похвалилась перед Ошаровыми, как все было.

— Коли так, тогда тебе с таким защитником бояться нечего, — с уважением посмотрев на Кузю, усмехнулся дядька Петр, но дополнил: — А все же за ольхой сверните. Береженого Бог бережет!

Попрощавшись с гостеприимными хозяевами, путники сели на лошадей, отправились дальше. Дарья опять о чем-то говорила без умолку: была довольна, что их так хорошо встретили. Кузя отвечал невпопад, косо смотрел по сторонам. В какой-то момент увидел вдалеке параллельно им скачущего всадника, но тот скрылся за бугром и больше не показывался. Это его настораживало, помнил предупреждение дядьки Петра, но все же за нескончаемыми разговорами словоохотливой спутницы не заметил ту самую ольху, проехал мимо. Понял это, когда поднялись почти до половины перевала, но возвращаться назад не хотелось. Впрочем, для волнений повода не было: перед ними мужики на двух телегах везли мешки. Кузя пристроился за ними сзади.

Даша немного отставала. Вернее, отставала ее кобыла. Кузя давно заметил, что лошадь на подъемах прилагает гораздо большие усилия, чем его Поганка, потеет и устает. Это было странно: они ехали налегке, не считая дорожных сумок. Дарья весила не более полуцентнера, а это для лошади не такой большой вес. Так было и сейчас. Перед последним взлобком спутница осталась где-то позади, ему пришлось ждать ее на горе. Мужики с телегами постепенно удалялись, это раздражало Кузю, но поделать он ничего не мог: не бросать же Дарью в самом неподходящем месте.

Наконец-то догнала. Подъехала, встала рядом.

— Сколько твоей кобыле лет? — поинтересовался Кузя у Даши.

— Вроде как пять.

— Не старая, — задумчиво проговорил Кузька. — А в гору шагает — будто телегу за собой тянет. Может, хворая?

— Не знаю. Мне и самой интересно, что она так клячится, раньше такого не было. Надо ветеринару показать.

— Ладно, поехали. Надо мужиков догнать, — трогая Поганку, заключил Кузя. Даша — за ним.

Тех мужиков они не догнали. Подъехав к краю Волчьего лога, Кузя увидел, как они понукают своих коней далеко впереди: выехали из оврага и скрылись за бугром. Он неторопливо спустился вниз, не дождавшись Даши, выехал наверх, остановился, стал ждать. Прошло некоторое время, она не появлялась. За уклоном не видно, что происходит внизу, надо немного спуститься до среза. Поворотив Поганку, тронул назад. На изломе увидел спутницу, а рядом с ней двух всадников. Удивившись, откуда они тут появились, потихоньку поехал к ним. До дна лога метров двести, но даже отсюда хорошо слышны воспаленные речи Даши, умоляющие не трогать ее. Кузя сразу все понял, поспешил на помощь.

Увидев Кузю, разбойники не придали его возвращению особого внимания. Бросив косые взгляды, продолжали заниматься своим делом. Один, вывалив в грязь содержимое дорожных сумок, рассматривал, чем можно поживиться. Другой снимал седло. Даша, с вывернутыми карманами стояла на коленях с ладошками на лице. Пользуясь тем, что они не смотрят на него, Кузя вытащил из сумки револьвер, запихал за пазуху. Ему было страшно, но отступать он не желал. Подъехав на расстояние нескольких шагов, остановился, грозно спросил:

— Это вы что тут?

— Подожди, паря, сейчас и до тебя очередь дойдет, — оскалился белыми, цвета лепестков ромашки, зубами парень.

— А ну в сторону!

— Ты что, щенок, навоз давно не жрал? — бросив все, шагнул к нему детина.

— Стоять! А то сейчас между глаз пальну! — выхватив револьвер, заорал Кузька, навел ствол на бандита и, не раздумывая, нажал на курок.

Хлопнул выстрел. Пуля чмокнула в грязь чуть в стороне под ногами налетчиков. Те подпрыгнули, присели, медленно встали. Холеные рожи перекосил страх.

— Ты что это?.. Погодь, не стреляй! — вытянув вперед руки, вмиг изменившимся, теперь более походившим на блеяние овцы голосом попросил детина. — Мы это так… сейчас уедем.

— А ну, вынимайте из карманов, что отняли!

Те быстро вытащили вещи Даши: те самые злосчастные часы, кошелек, какие-то разноцветные дамские тряпочки и заколки. Очевидно, что налетчики не брезговали даже носовыми платками.

— Так, а теперь снимайте портки! — чувствуя превосходство, вошел в кураж Кузя.

— Чего?..

— Раздевайтесь, говорю! — заорал Кузька и еще раз, не целясь, выстрелил в грязь. Вторая пуля произвела еще больший эффект, попала в лужу, подняв фонтанчик воды.

Бандиты живо сняли рубахи, штаны, остались в нижнем белье.

— И это тоже снимайте.

— Помилуй, паря, как же мы?..

— Без разговора!

Им ничего не оставалось, как исполнить его требование. Оставшись нагишом, прикрываясь от Даши ладошками, ждали, что он скажет дальше.

— Теперь вешайте свои портки на березу и шагайте по дороге.

Повесив кальсоны и рубахи на склонившиеся ветки, оба побрели назад.

— Лошадей-то хошь дозволь взять, — робко попросил один из них, но Кузя был непреклонен. Понимал, что если отдаст им коней, те могут съездить за ружьями.

Поднявшись из ложка, налетчики остановились, чувствуя себя на недосягаемом для выстрела расстоянии, закричали:

— Ну, ты, сопля, добился своего! Попадешься нам в руки! Мы тебя на веревки разрежем! Мы тя…

Кузька повернул Поганку в их сторону, сделал вид, что хочет догнать. Бандиты убежали в сосновую рощу.

Спрятав револьвер в дорожную сумку, Кузька спешился, поднял с колен перепуганную Дашу:

— Как ты? Тебя били? Что отняли?

Та, в отличие от вчерашнего нападения, была в адекватном состоянии: изумленными глазами смотрела на него, подбирая слова.

— Ты это как? Откуда у тебя?..

— Долго рассказывать. Давай быстро собираться, не дай Бог вернутся.

Даша стала собирать в сумки бумаги, разбросанные вещи. Он стал накидывать седло на лошадь Дарьи. Сразу почувствовал его тяжесть, удивленно спросил:

— Оно что, свинцовое?

— Это не мое. Тятя свое в дорогу предложил, сказал, что на нем удобнее ехать.

— Ишь ты, сказал… Навялил! — кое-как, с третьего раза натянув седло на место, ворчал Кузя. — Вот потому-то кобыла и спотыкается!