Замечтался Кузька, едва не свалился с оступившейся Поганки. Хмуро принял правду о том, что пока как раз он на месте Мишки. Это у него, после того, как Даша посмотрела время, округлились глаза, а где-то в животе что-то поднялось и опустилось. Впрочем, какое ему дело до ее часов? Ну есть они у нее. Конечно, она на них не заработала, подарили. Ну и пусть будут, ему-то что?
Следуя за ней, глядя, как Дарья забавно пришпоривает свою кобылу, может, от некоторой неприязни, зависти или второстепенной роли, которую он сейчас играл, Кузька придумал ей колкое прозвище, случайно пришедшее на ум: Задрыга. От этого слова ему стало так весело, что он засмеялся. Даша недоуменно посмотрела на него, но ничего не сказала. Он, немного успокоившись, потом смеялся тише, чтобы она не слышала.
За Ольховскими приисками дорога вышла на берег реки Кизир. Ехать стало сложнее: многочисленные скалистые прижимы, опускающиеся к самой воде, грозили лошадям поранить или даже сломать ноги. Движение замедлилось. Подобные задержки раздражали Дашу. Часто посматривая на часы, потом на солнце, нервничала: «Не успеваем». На что Кузя реагировал равнодушно: «Что такого? В тайге дров много, заночуем у костра».
За третьим поворотом реки, проголодавшись, свернули к воде покушать. Расположились под пригорком, чтобы не было видно с дороги. Спешившись, достали вареной картошки в мундирах, запивая холодной водой, быстро поели. Разводить костер и кипятить чай Кузя не стал — некогда. Обедали молча: чувствовалось какое-то напряжение в отношениях. По окончании трапезы, пока Даша собирала в дорожную сумку остатки еды, он повел поить лошадей.
Случилось так, что от места, где они ели, до водопоя было около тридцати метров. Кузю и Дашу разделяли густые, прибрежные кусты ольшаника и талинника: увидеть друг друга невозможно. Но услышать — да.
Сначала Кузя не придал особого внимание каким-то пискам за спиной, думал, что это хлопочет трясогузка, предупреждая его появление. Но другой, более настойчивый крик заставил встревожиться. Быстро привязав к кусту лошадей, бросился назад, сквозь переплетения увидел сидевшую на земле Дашу, а над ней склонившегося парня, который с силой вырывал у нее часы. Другой детина, стоя на коленях спиной к нему, проворно проверял дорожные сумки. Они его не видели, и это дало ему шанс.
Времени на раздумье не было. С собой у Кузи не было ни ножа, ни топора. Вспомнил, что видел в припое воды прибитую к берегу недлинную, около аршина, палку-топляк. Вернувшись, схватил ее — удобная, как раз под руки, и достаточно увесистая, чтобы огреть кого-то по хребтине. О том, что сейчас будет, не думал. Знал, что надо защитить спутницу, пусть даже ему свернут шею.
Поспешил назад. Незаметно подкрался за спинами орудовавших налетчиков. Замахнувшись, нанес стоявшему на коленях такой сокрушительный удар по голове, что тот, не охнув, ткнулся лицом в землю. Второй разбойник, уже успевший вырвать из рук Даши часы повернулся.
— Парни! Вот он, окружай его… бей его… вяжи его!.. — что есть голоса, заорал Кузька, замахиваясь для очередного удара.
Эффект превзошел все ожидания. Увидев занесенную над ним палку, парень выронил часы, метнулся в сторону, как сорвавшийся с места в галоп жеребец, и с криком: «Мама!» скрылся в кустах. Еще долго был слышен треск ломаемых сучьев, который стих где-то в глубине тайги.
Даша не в себе. Сидя на земле, смотрит на Кузю ясными, широко открытыми глазами. Трясется, как холодец в чашке. Из носа хлещет кровь, губы припухли. Левый глаз начинает закрываться.
— Он тебя бил? Куда он тебя бил? — спросил он, но она не прореагировала.
Оторвал кусок рубахи, подал ей, чтобы остановила кровотечение, тут же нашел первый попавшийся камень:
— Приложи под глаз, чтобы синяка не было.
Та вроде поняла, сделала, как он велел.
Кузька бросился проверять дорожные сумки, быстро собрал разбросанные бумаги, часы Даши, как будто все цело, не успели выпотрошить. Осталось посмотреть еще одну сумку, которую придавил детина. Стал отваливать его в сторону и не сразу понял, что выскользнуло из внутреннего кармана куртки налетчика. Какой-то кусок железа. Взял в руки и взмок: револьвер! Точно такой же, как у приискового пристава. Он видел его, когда тот на Троицу, изрядно выпив, стрелял в чурку перед золотоскупкой.
Сунул его в свою дорожную сумку. Краем глаза увидел у налетчика на поясе нож на веревочке. Вытащил из ножен — заблестели глаза, никогда не видел такой ковки. Тут же чиркнул по веревочке, снял ножны, сунул в них нож, положил себе в сумку: законные трофеи!
Времени не было. Надо было быстро собираться в дорогу. Сюда мог вернуться тот трусливый напарник, да и этот бугай скоро должен прийти в себя.
— Вставай! Собирай вещи, я за лошадьми, — скомандовал он Даше. — Что нюни распустила? Быстрее, если не хочешь, чтобы тебя с камнем на шее в Кизире утопили.
Та испуганно посмотрела на него, всхлипывая, поднялась. Он быстро пригнал лошадей, увязал к бокам сумки. Подал Дарье ее уздечку:
— Садись скорее! Поехали.
Она подняла ногу, но не смогла ее засунуть в стремя: тело охватила слабость, не могла справиться с собой. Он подхватил ее под мышки, помог приподняться, подтолкнул под зад, кое-как усадил в седло. Даша ухватилась за луку седла, чтобы не упасть, но потом все же стала выправляться, окрепла, взяла в руки уздечку.
Некстати зашевелился налетчик, поднял голову, мутными глазами посмотрел на Кузю. Вот сейчас встанет, и что будет — неизвестно. Детина в возрасте, больше двадцати лет, широкоплечий, кулаки, как копыта у коня. Кузя не стал ждать, пока тот придет в себя, схватил дубину, сильно ударил парня по голове. Тот ткнулся носом в траву.
Сев на Поганку, Кузя махнул головой Даше:
— Трогай, что стоишь?
Та, не понимая, что надо делать, молча смотрела на него. Тогда он взял из рук Даши уздечку, повел за собой ее кобылу.
Перед тем, как выехать на дорогу, Кузя осмотрелся. В обоих направлениях нет людей. В кустах стоят два коня, вероятно, этих налетчиков. Скорее всего, они ехали куда-то по своим делам, заметили свежие следы лошадей, остановились и, обнаружив Дашу, решили ее ограбить.
Тронув Поганку, Кузя поехал в нужном направлении. Даша — сзади. За вторым поворотом услышал за собой рыдания. Повернувшись, увидел, как Дарья, остановившись, спрыгнула на землю и побежала в кусты: ее тошнило. Только сейчас она пришла в себя после случившегося.
Защитник
В поселке Курагино Кузя ночевал на постоялом дворе. Даша у дальних родственников. Поставив Поганку в указанное ему дворовым конюхом место, прихватив дорожные сумки, пошел в барак. В этот день здесь было мало народу. Сразу с прихода у огромной каменной печки пили горькую человек семь мужиков, вероятно, коногоны. Когда он вошел, все обратили на него взоры. Один из них спросил:
— Эй, парень, откуда будешь?
— С чибижекских приисков.
— Вон как? Далеко, одначесь. Садись с нами, у нас спирту до утра хватит.
— Нет, спасибо, мужички. Мне в дорогу рано, — отказался Кузя и прошел в дальний угол.
Расположившись на нарах, долго осматривался. В бараке сумеречно, из узких оконцев через загаженное мухами стекло едва пробивается тусклый вечерний свет. Барак огромный, около ста метров и длину. С двух сторон вдоль стен тянутся голые, тесовые, двухярусные нары. Вместо пола — земля. Посредине барака находится еще одна печь. В другое время года, очевидно, здесь не протолкнуться от людской толпы: тесно и душно. Но сегодня ему повезло.
Достав из сумки банку тушенки и сухари, Кузька съел половину, остальное оставил на утро. Сходил на улицу с котелком, набрал у конюха из бочки воды, вернулся на место. Пьяные возчики уже не обращали на него внимания, что-то горячо обсуждая, таскали друг друга за бороды. Затевалась драка по поводу того, что Митяй заменил хомут у Ивана, и Кузя поспешил спрятаться в свой угол.
Полностью подготовившись к ночлегу, расстелил на досках куртку, подложил под голову сумку с бумагами. Некоторое время сидел, глядя в дальний конец барака, замечая, не наблюдает ли за ним кто? А сам сгорал от нетерпения и любопытства рассмотреть свои трофеи. Присел так, чтобы не было видно из-за печки. В первую очередь достал из сумки нож. Осторожно, как это бывает при оценке сокровища, вытащил его из ножен. Он был легкий, удобный и острый. Длина его составляла около двадцати сантиметров, ширина — в половину ладони. Ручка была скреплена из наложенных друг на друга поперек кусочков бересты с проточками под пальцы. Отбойник и затыльник отлиты и обработаны из тонкой меди. Покрутив нож, при тусклом свете обнаружил выбитые на металле буквы. Не пожалев спичку, рассмотрел их, но не мог понять, так как учение азбуки было прервано на второй букве. Покрутив нож, положил на место, на самое дно котомки.
