— Девки! Заходи по одной, покуда аньжинер холостой! — махнул им дед Мирон и запел любимую песню: — Любил я девушку когда-то!..

Те засмеялись еще громче, ушли в конец улицы, но вскоре вернулись назад, опять высматривая Вениамина. Когда проходили мимо, Зина Цыплакова подскочила к сидевшему на заборе Кузьке, сунула в руку бумажку:

— Отдай аньжинеру, только сразу. — И убежала.

Кузя спустился на землю, передал в руки Вене послание:

— Вот, девки передали. Наверно, про любовь.

— Почему сразу про любовь? — разворачивая записку, надулся тот и стал читать про себя: «Немного опосля пайду на гору за земляникай. Коли хошь свидицца, жди у карявага кедра за поскотиной. Нина».

— Что там? Ну что там писано?! — нетерпеливо подпрыгивал рядом Кузька.

— Так… пустое. Спрашивают, как дорога до Ольховки, — краснея, соврал Веня. — Где у вас тут корявый кедр?

— Врешь ведь. Пока не скажешь, что писано, не скажу, — насупился Кузя.

— Окуляр протри, аньжинер, — подбирая слова, теряя координацию, сыпал табак мимо трубки дед Мирон. — Вон же, на горе за поселком стоит! Молнией десять лет назад как шибануло, полствола отлетело.

«Вот те дела! — лихорадочно соображал Вениамин. — Это что, свидание или просто так Нина встретиться хочет? И куда это Костя запропастился? За сумками бы догляд был. Кузьку попрошу, пусть посмотрит. Что же это я? Надо хоть сполоснуться да рубашку чистую надеть».

— Куда это ты засобирался? — ревниво прищурил глаза Кузька. — Что, Нинка позвала?

— А хоть бы и позвала, что такого? Нельзя или вера не позволяет?

— Правильно говоришь, Венка! Не копи деньги в гроб, не откладывай любовь на старость! — наконец-то подкурив трубку, пыхнул дымом дед Мирон. — Всему свое время. Тем паче, Нинка-то ох как хороша! Ведерница, на молоке рощена!

От его слов Вениамин загорелся еще пуще. Волнуясь, наскоро переоделся, попросил Кузьку:

— Ты уж это… пожалуйста, побудь дома, подожди Костю.

— Ладно, шагай, — согласился тот, взбираясь на забор в ожидании Кости.

Вениамин — что выпущенный из рогатки камень: метнулся в огород, стараясь уйти незамеченным. На грядах Катя, удивленно подняв голову, задержала взгляд:

— Далеко ли собрались?

— Пойду, поднимусь на горку. Надо нарисовать план старательских разработок.

— А-а-а! — понимающе кивнула она головой. — В белой рубашке? И новых штанах?

— Да какая же она новая? Совсем не новая. Так, зався, — не зная, что ответить, проговорил Вениамин, поспешил вдоль посаженной картошки к забору.

Катя тут же вернулась в ограду, поинтересовалась у Кузи:

— И куда это аньжинер что рысак по огороду поскакал?

— Вон, бумажка валяется. Почитай, что написано, — подобрал у стола потерянную Вениамином записку.

— Нехорошо чужие письма читать! — противилась Катя.

— А там нет тайны. Веник мне сам сказал, что про дорогу на Ольховку спрашивают.

— Если так… то, пожалуй, можно, — сгорая от любопытства, согласилась она и по слогам вслух прочла послание Нины.

— От, тудыт твою маковку, — засмеялся дед Мирон. — Тут дорогой не пахнет, коли анжинер средь бела дня к корявому кедру скаканул. Тут, верно, свидание состоится. Ну, ничего! Придет — спросим, как дорога на Ольховку. — И, не удержав равновесие от выпитого, повалился на траву и тут же захрапел.

Добраться до корявого кедра Вениамину не составило труда. Стараясь скрыться от любопытных глаз, он продирался густым пихтачом, в некоторых местах приседал за кустами. Наконец, как ему казалось, вышел к указанному месту незамеченным. Присев за толстый ствол, стал наблюдать за прииском. Отсюда, с некоторой высоты, было хорошо видно дома, дорогу, отвалы, работавших на разработках людей, тропинку, по которой, по его предположению, должна прийти Нина.

Ждать пришлось недолго. То и дело выглядывая из-за дерева, Вениамин в последний момент услышал за спиной крадущиеся шаги. Резко повернувшись, на расстоянии вытянутой руки с удивлением увидел перед собой улыбающуюся Нину.

— Ты как это? — только и мог спросить он, удивленный ее неожиданным появлением.

— По горе пришла, — спокойным, удивительно чистым голосом, напоминающим переливы ручейка, ответила она. — А что, рубашки-то белее не было?

— А что?

— Да так, я тебя еще из дома увидела, что тут сидишь, спрятавшись от всех, — громко засмеялась девушка и потянула его за собой. — Ладно, пошли уж, горе-следопыт. А то мы тут у всей деревни на виду, будто на озере в лодке!

— Куда пойдем-то?

— На верхние покосы, где не кошено. Там земляника лучше.

Он безропотно потянулся за ней в гору, затылком ощущая взгляды людей, тех, кто в этот час был дома.

Какое-то время шли молча. Она иногда наклонялась к земле, собирая в маленькую корзинку красные ягодки. Он, подражая ей, раздвигал траву рядом, но ничего не находил:

— Где она, земляника?

— Вот же, перед носом! — смеялась Нина, показывая пальцем.

— Такие маленькие? Как их собирать-то? Да тут, чтобы твою корзинку наполнить, надо неделю на четвереньках ползать.

— Хоть не неделю, но стараться надо, — быстро работая пальцами, ответила она. — Зато зимой чай с земляникой — вкуснее не бывает.

Научившись срывать ягоду, Веня набрал немного, закинул в рот. Ощутил вкус лета, таежных трав, свежего воздуха. Проглотил, опять нарвал и снова в рот. Следующую горсть высыпал в корзинку Нине. Та с улыбкой посмотрела долгим взглядом:

— Вдвоем мы быстро ее наполним.

Сказала — освежила ароматным дыханием, где присутствовал запах этой же земляники, парного молока, смолистого воздуха, чистой проточной воды. Посмотрела большими черными глазами, в которых была пугающая бездна. Улыбнулась пухлыми, похожими на лепестки марьиного корня, губами. Блеснула, словно чистый кварц, белоснежными мелкими зубами. Была от него так близко, что заставила забиться его сердце с удвоенной силой.

Он не удержался, поднес к ее губам несколько ягодок. Она взяла их с ладони, ненадолго задержавшись в своеобразном поцелуе. Сама пыхнула алым румянцем, едва сумела скрыть дрожь в голосе:

— Что так смотришь?

— Красивая! Никогда не мог предположить, что на земле есть такая прелестная девушка.

— Врешь ты все, — плохо скрывая волнение, ответила она. — Вероятно, не я одна, кому ты эти слова говорил.

— Нет, никому я такие слова не говорил. Некогда было. Все учеба, занятия, а личной жизни никакой. А ведь мне уже двадцать три года.

— Что это, так уж и никакой девушки не было? — усмехнулась Нина.

— Нет.

— Поди, нецелованный еще?

— Выходит, так.

Она косо посмотрела на него, сузила глаза, было видно, что не верит. Гордо закинув за спину косу, пошла дальше. Было заметно, что она волнуется. Он, как заколдованный, поплелся за ней в гору.

Преодолев огромную поляну, вошли в перелесок. Веня с горсткой земляники подошел к Нине, чтобы высыпать ягоду в корзинку. Она остановилась, подождав, пока он высвободит руку, протянула на пальцах к его рту несколько крупных, сочных ягод. Тот осторожно взял их, бережно охватил ее запястье, задержал ладонь губами. Нина задрожала, задышала полной грудью, не в силах сделать шаг в сторону. Он, чувствуя это, осторожно протянул руки к лицу, привлек к своим губам.

Их первый, робкий поцелуй был неумелым. Касаясь ее слегка приоткрытого рта, трепетал как лист на ветру. Она, не обращая на это внимания, сначала замерла, не в силах отодвинуть его. Потом стала робко отвечать на его прикосновения своими мягкими губами, неуверенно положила горячие ладошки ему на плечи. Через некоторое время, едва не задохнувшись, оба прижались друг к другу щеками. Он бережно обнял ее за плечи, прижал к груди. Она, не в силах стоять на подкашивающихся ногах, глядя снизу вверх большими, изумленными глазами, пыталась зацепиться слабыми пальцами за ворот рубашки. Веня осторожно опустил ее на землю. Сам, увлеченный силой природы, прилег рядом, осыпая неумелыми, но смелыми поцелуями лицо, шею, горячую кожу на приоткрытой груди от некстати распахнувшегося платья.