Боевой опыт у него, конечно, был. И немалый. Афган, возможно. Или Чечня. Все эти надолбы и траншеи он задействовал так, будто знал их наизусть. Этому ни в какой школе научить нельзя. Перекаты у него были просто на загляденье. Рывки тоже ничего себе. Ну, и реакция, само собой. Только вот вертикаль плохо использовал. А на полигоне было полно разных стеночек. Не говоря уж про бронетехнику.

Интересная мысль, стоит проверить.

А ведь и в самом деле не умеет работать на вертикали.

Я тут я наконец понял, кто он.

Боевой пловец.

Точно.

"Тюлени" -- так они себя иногда называют. А иногда - "пираньи".

Ух ты! Это серьезные ребята. Несерьезные там до подполковников не доживают. Не Афган, значит. И не Чечня. Если бы он работал в Чечне, я бы его знал. Какая бы степень секретности ни была, такого специалиста не скроешь.

Обязательно проявится. Пусть не сам, но дела подскажут. В Чечне я всех серьезных ребят знал. И меня знали. И не только наши, к сожалению, но и чеченцы.

Так-так. Боевой пловец, значит. Очень похоже. Йемен, Мозамбик, Ангола. Или Балтика и скандинавские фиорды, где в 80-х вода кипела от таинственных подлодок и прочих неопознанных плавающих объектов. Никакие не ВДВ, выходит.

ГРУ. Сюда-то какими течениями тебя занесло?

Ух, нахалюга! Хотел перехватить меня на противоходе. И чуть не перехватил. Ну, очень хочется ему победить.

-- До конца раунда осталось пять минут! -- объявил судья.

Хватит, пожалуй. Не было у меня никакого желания растягивать это удовольствие еще и на второй раунд. Хочет победить? Пусть побеждает. Только это нужно сделать чисто. Я и сделал. Рванул через открытое место, оступился и покатился по земле, дотягивая до стеночки. Дотянул. Но он успел высадить в

меня три оставшихся заряда. И все три раза попал. Публика замерла. Вся моя камуфляжка была залита красной пентбольной краской. Краской все-таки. Все-таки краской. Вот сука.

-- Бой окончен! -- объявил судья. -- Победа чистая! Выиграл подполковник Егоров! Аплодисменты победителю!

Аплодисменты были обвальные. Но и свистели тоже. Кого-то я, видно, разочаровал.

Я сел на землю и выпустил в ближний бетонный блок все оставшиеся заряды. Краска, конечно.

Егоров протянул мне руку, помог подняться. Усмехнулся:

-- Я пошутил.

-- Хорошая шутка, -- оценил я и захромал вслед за ним к судейской трибуне.

Пока награждали дипломом и чествовали победителя, Ольга с тревогой ощупывала мою ступню.

-- Да ничего страшного, -- успокоил я ее. -- Просто легкое растяжение.

В душевой я внимательно разглядел своего счастливого соперника. Так и есть. Тело белое, а лицо и шея с глубоким загаром. Не свежим, но въевшимся намертво. Ни следа от плавок. Ну, понятно, не на пляжах же они валяются, а

работают в гидрокостюмах.

-- А ты, парень, ничего, -- одобрительно заметил он, когда мы одевались в предбаннике. -- Этот выстрел с сальто был просто люкс. Ничего, ничего. Честно сказать, я ожидал худшего.

-- Где уж нам тягаться с "тюленями"!

Он быстро взглянул на меня:

-- О чем это ты?

-- Да так, к слову пришлось. Не люблю проигрывать. А вы любите?

Он похлопал меня по плечу:

-- Страви давление. Согласен, шутка была не из лучших. Но мне нужно было посмотреть, как ты ведешь себя в нештатной ситуации.

Он так и сказал: "нужно было". Не "хотел", а именно "нужно".

-- Посмотрел?

-- Посмотрел.

Он протянул мне листок размером с визитную карточку. На нем был телефонный номер.

-- Позвони мне по этому номеру. В любое удобное время. Есть разговор.

-- Так говори.

-- Не сейчас. Извини, дела.

Я пожал плечами и сунул листок в карман. Дела так дела. Интересные они у него, судя по всему. Хотелось бы еще знать,

какие именно.

И уже тогда у меня появилось странное ощущение, что я это узнаю.

Чуть раньше. Или чуть позже.

На выходе нас перехватил запыхавшийся вестовой:

-- Пастухова просит к себе генерал-лейтенант Нестеров! Он сейчас проводит начальство и будет в своем кабинете.

-- Пока, рейнджер! -- кивнул мне подполковник Егоров и направился к черным "Волгам", в которые уже грузились высокие московские гости.

Ольгу и Настену я оставил возле дощатого пятачка в гарнизонном скверике, где наяривал специально приглашенный эстрадный оркестрик и народ разминался кто как умел, а сам направился в кабинет начальника училища, не забывая прихрамывать.

За время учебы в этом кабинете я был всего два раза, и каждый раз не по самым приятным житейским поводам, поэтому и сейчас не ожидал ничего хорошего. Хотя очевидных причин вроде бы не было. Но такое уж свойство у памяти.

В кабинете сидели Нестеров и Митюков с видом людей, покончивших с докучливым, но необходимым делом.

Митюков сразу начал возить меня мордой по столу:

-- Опозорил ты нас, Пастухов! В такой день! Не сумел защитить честь училища! А мы так на тебя рассчитывали!

-- При чем здесь честь училища? -- удивился я. -- Егоров тоже наш выпускник.

-- Ну, это конечно, конечно, -- поспешно согласился Митюков. -- Но и от тебя мы ожидали большего. Трижды рейнджер! А так обосрался!

-- Слушая вас, я снова чувствую себя курсантом, -- сделал я ему комплимент и обратился к Нестерову: -- Вы так же считаете?

-- С судьей не спорят, -- уклончиво отозвался он. -- Я бы засчитал тот выстрел с лету.

-- А первый тур? -- не сдался Митюков. -- Скажешь, не просрал? Милиционера подстрелить! А если бы это было в реальной обстановке?

Нужно было, конечно, смолчать. Но почему-то его слова меня зацепили. Я вспомнил, сколько свиданий с Ольгой не состоялось из-за этого говнюка, и не сдержался.

-- Прикажите принести сюда афишку с этим ментом, -- попросил я Нестерова.

-- Зачем?

-- Объясню.

-- Распорядитесь, -- кивнул генерал Митюкову.

Тот скорчил недовольную рожу, но послушно вышел.

-- Скажите, Пастухов, почему вы ушли из армии? -- спросил Нестеров. --Вы подавали большие надежды.

Я пожал плечами:

-- Меня уволили.

-- Это я знаю. Но не знаю другого -- почему.

-- Вы могли бы навести справки.

-- Пытался. Никакой информации о вас нет. Только личное дело в архиве Минобороны. Но в нем нет ничего о причинах вашего увольнения. Лишь приказ, подписанный заместителем министра. Формулировка расплывчатая: "За невыполнение боевого приказа". Что произошло?