Васька, весь, залился краской и тоже вскочил. Выдернул и отшвырнул ручку, и увидев пятно крови на рукаве, бросился на Серёжку. В последнее мгновение он сдержался, и схватив в охапку Серёжку, скрутил в бараний рог!

- Не рыпайся! - прошипел он на ухо Серёжке и отпустил.

Взбеленившийся, от такого унижения, Серёжка, схватил непроливайку (чернильница) и выплеснул чернила на рубаху Ваське!

- Получи, гад! - выкрикнул он

Васька, увидев синее пятно, расползающееся по белоснежной рубахе, сник, а в глазах заблестели слёзы.

Не от обиды. От жалости к материному труду, которая так старательно выглаживала новую рубаху. С опущенной головой, Васька выскочил из класса.

В класс Васька так и не вернулся и Серёга, живший с ним по соседству, и устыдившись, собрал после уроков Васькины учебники и тетрадки в сумку, и отнёс ему домой.

А ту записку, из-за которой разревелась Тайка, подсунул, в тетрадь по русскому, на одном из уроков, в последнюю неделю мая, не Серёжка.

Гандоныч скривился и хлебнул водки.

Тайка

Тайке пятнадцать лет, и она, в этом году, закончила местную восьмилетку.

- Ты никуда не поедешь! Я тебя не отпускаю. Тайка! Ты слышишь, что я сказал!?

Отец не ругался, но Тайка чувствовала, что он едва сдерживается, чтобы не сматериться.

- Антонина! - отец зыркнул на мать и, хлопнув дверью, вышел из дому.

Но, тут же, вернулся - Денег, не дам! Мать, смотри у меня! - и снова вышел.

Валентин закурил и присел на лавочку под березками, растущими во дворе.

По улице шло деревенское стадо.

Среди степенно вышагивающих коров, на сером, в яблоках, жеребце, ехал пастух.

- "И когда успел так загореть?" - подумал Валентин, отвечая кивком головы на приветствие.

Заскрипела калитка, и Зорька, подталкиваемая Антониной, нехотя присоединилась к стаду.

Шествие замыкал подпасок, один из старших сыновей пастуха и, подражая отцу, грубовато, срывающимся голосом, покрикивал на отставших коров, обмусоливающих ветви черёмух, торчащих из-за заборов палисадников.

Валентин аккуратно загасил окурок, и бросив в баночку из-под кильки, встал, и не сказав жене ни слова, пошёл на работу.

Тайка уехала.

Мать собрала узелок, сунула в руку десятку и проводила дочь до остановки.

Антонина вспомнила, как окончив семилетку, собиралась ехать в Москву, поступать в музыкальное училище по классу вокала. Не сама по себе, было письменное приглашение с печатью и подписями. Запрос в училище, отправлял учитель пения. Из Москвы приехали дяденька и тётенька и, прослушав Антонину, сказали, что приглашение, на обучение, будет.

Но мать не отпустила, сказав лишь - А кто будет за младшими присматривать?

А через год отдала её за Валентина, который был на два года моложе Тоньки и бегал за девкой с пятого класса, отбив всех ухажёров.

Тайка сидела у окна в электрички, и смотрела на рельсы встречной полосы, отполированные до матового блеска, и плывущие вперёд, а не назад, как мелькающие и рябящие в глазах шпалы.

Вспомнила выпускные экзамены в школе и, вдруг, нахмурилась.

На одном из уроков, в последнюю неделю мая, раскрыв тетрадку по русскому языку, увидела, свёрнутый в записку, листок, на котором, печатными буквами и было написано: "ЗАПИСКА".

Зыркнув по сторонам, Тайка накрыла записку ладонью, сгребла и, с бьющимся от волнения сердцем, сунула в карман передника.

Едва дождавшись звонка, выскочила из класса и побежала в туалет, единственное укромное место на школьном дворе.

Из туалета уже бежала Верка из 8-Б и, на бегу, кричала, отвечая кому-то из мальчишек - Не бзди горохом!

Её губы ещё шевелились, а из-за угла школы вышел, направляясь к туалету, Роман Анатольевич: молодой учитель математики, отработавший первый учебный год.

Верка, даже не смутилась, и убежала, скрывшись за углом школы.

Роман Анатольевич замедлил шаг, увидев, что дверь, в учительский туалет, не закрыта на вертушку.

На румяных щеках проступили красные пятна.

Тайка застеснялась и, опустив глаза, юркнула в туалет.

В туалете никого не было и Тайка, вытащив записку из кармашка, задрала юбчонку, спустила трусики и, присев над очком, развернула её.

То ли от дуста, которым обильно был посыпан дощатый пол в туалете, то ли от обиды и разочарования, глаза защипало, и по щекам потекли слёзы.

Скомкав записку, Тайка хотела бросить её под себя, но передумала.

Встав и подтянув трусики, подтёрлась ими, оправила юбчонку и, сунув в кармашек ненавистную бумажку, вышла из туалета.

Записку, Тайка, отдала Роману Анатольевичу, который был классным руководителем. Развернув листок, учитель удивлённо взглянул на девушку, но тут же догадался, что означал рисунок.

Румяные щёки стали ещё румянее и буркнув - Заходи в класс, Смирнова - зашёл следом.

Математика была последним уроком и после звонка, Роман Анатольевич, отпустив девочек, мальчишек задержал, сказав, что проведёт коротенькое собрание.

Мальчишки расселись по партам, негромко переговариваясь.

- Что означает этот рисунок? И кто подбросил, эту записку, Смирновой?

Двенадцать пар любопытных глаз уставились на развёрнутый листок.

- Чё там, чё там? - зашуршало по рядам.

Не все видели, что нарисовано и Роман Анатольевич, взяв мел, воспроизвёл рисунок на доске.

Мальчишки, один за другим опуская глаза и пряча улыбки, примолкли.

Пушка на колёсиках!

Этот рисунок, и был в записке!

Пушка на колёсиках.

Этот рисунок мелом украшал стены девчачьего туалета.

Любочка, уборщица, беззлобно ворча, всякий раз, аккуратно стирала рисунок со стен.

Но уже через полчаса, после уборки, как мифический Феникс, рисунок вновь появлялся на стенках девчачьего туалета!

Поражало одно, каким образом, мальчишкам, удавалось сделать это, оставаясь незамеченными?

Да и мальчишки ли?

Любочке было давно за пятьдесят, но по имени отчеству, к ней, никто, даже первоклашки, не обращался.

С одной стороны, это объяснялось тем что, представляясь, Любочка, всегда и неизменно, говорила - Любочка!

С другой ... немного того! Разговаривала вслух. С невидимым собеседником.

От вокзала до техникума, Тайка доехала на тройке; трамвай ╧3.

Раскачиваясь на рельсах и дребезжа стеклами, весело бежал трамвай. Тайку удивило, что на стенке трамвая было вырезано ножичком сердечко. Ведь стенка железная!

Но присмотревшись, и постучав костяшками, поняла - фанера! Стенки трамвая были сделаны из фанеры.

Приёмная комиссия. Общежитие. Экзамены.

Тайка не прошла по конкурсу.

В общаге делали ремонт.

Пол коридора был застелен бумагой, потолок выбелен. Одна стена выкрашена и матово блестела, на другой, грязной и с облупившейся старой краской, потёки известки, как высохшие слёзы.

Тайка, с постельным бельём в руках, спускалась по лестнице в подвал, к кастелянше. Сдав бельё, и заполучив подпись в обходном листочке, сходила в приёмную комиссию и забрала документы.

Она стояла на остановке, ожидая трамвай.

В одной руке узелок, а в другой зажат рубль; всё, что осталось от материной десятки. Рубля хватало на проезд в электричке и ещё оставалось на мороженое.

Подошёл трамвай и народ ломанулся в полураскрытые двери.

Час пик.

Втиснулась, кое-как, и Тайка, уцепившись за стойку.

Вагоновожатая, давя кнопку и ругая пассажиров, потихоньку тронулась, не дожидаясь, пока закроются створки.

Но сразу-же, затормозила и закричала - Освободите двери!

Тайку стали выталкивать, и она соскочила на асфальт.

Вагоновожатая вдавила кнопку, створки сдвигались, трамвай поехал.

Тайка прыгнула на ступеньку, нога соскользнула. Но Тайка успела схватиться за чью-то руку.

Трамвай набирал ход и, хотя Тайка, вцепившись мёртвой хваткой, держалась, её медленно затягивало под вагон.

Кричали люди на остановке!

Закричала женщина в вагоне - Ой-ой! Зарезало девушку!