Тропа спустилась вниз и вышла на прибрежные луга, с кое-где торчащими из земли серыми валунами. Над лугом возвышались, заросшие кустарником и одинокими соснами, склоны прибрежного хребта, а справа, расстилалась водная, темно-синяя равнина озера, морщащаяся небольшими волнами.

Противоположного берега из-за тумана не было видно. На траве, торчащей щеткой из земли, кое-где видны были тропинки, пробитые за многие годы пасущимся скотом, а чуть подальше, виднелись две овчарни - деревянные строения в форме восьмиугольников с низкой дощатой крышей, спускающейся от центра к краям. Я заглянул в одну из них и увидел, что овчарни на полметра заполнены навозом, засохшим и покрывающим всю поверхность помещений. "Наверное, буряты пасли здесь десятилетиями, еще год-два назад много скота, а сейчас здесь заповедник" - понял я.

За большим лугом, теряясь в песчано-галечных отмелях, шумела чистая холодная речка. На берегу, под ветками сохнущего кустарника, я развел костерок, вскипятил чай, пообедал и немножко поспал, завернувшись в спальник - было прохладно.

Дальше тропа пошла почти рядом с береговым обрывом, и часа через два, я снова вышел на луг, а за ним снова была река. Речная долина уходила вверх, и там, превратившись в узкое ущелье, прорытое водой в скалах, скрывалось среди утесов. Место было таинственное, мрачное, неприветливое. Тропа вдруг пришла на край обрыва, и внизу я увидел скачущую по камням воду. "О-го-го - подумал я. - Наверное, я шел по звериной тропе. Но как звери могли преодолеть этот обрыв?... Страшно!".

Я пошел вправо, вниз по течению, и когда обрыв сошел на нет, по большим береговым валунам, перешел, перепрыгнул речку, шумно текущую где-то внизу, под камнями.

Погода переменилась. Появилось темно-синее небо, заблестело солнышко, заиграл отраженным блеском, повеселевший Байкал. Прибрежный хребет придвинулся к озеру, и казался мне гигантской театральной кулисой. Почти равные луговины у воды, кое-где на склонах гигантская кулиса гор, синеющие на гребнях и в затененных долинах леса, напоминали мне фотографии Тибета. "Очень похоже на тибетские святые места. Здесь, на Байкале, словно ожила малая копия Тибета..."

Зимовье открылось мне неожиданно.

Я устало шагал по озерному пляжу, покрытому плоским, круглым, почти черным галечником, поднял голову и увидел в глубине бухточки, аккуратный домик, чуть приподнятый на сваях над землей. Я почти побежал, и с облегчением сбросив потяжелевший к вечеру рюкзак, вошел внутрь. Это был уютный, чистый сухой дом, с хорошей печкой и нарами, пристроенными к боку печки. В стеклянное окошко с видом на береговую линию, светило заходящее солнце. Крутой, береговой склон уходил вверх, почти сразу за домиком, а на берегу, в низине росла трава.

Было тихо. Ветер остался где-то за поворотом берега. Я прогулялся по травке, чувствуя летящую легкость в плечах после рюкзака, и увидел выкопанные кем-то ямки в земле. Я присмотрелся и увидел следы оленей-изюбрей, которые тут, на виду, у зимовья устраивали солонец. "Дикие места - улыбаясь, радовался я. - Олени может быть и сегодня придут" - и сев на землю стал осматривать склоны...

Постепенно наступили сумерки. Я "внедрился" в избушку, набрав на пляже, замечательно красивом, ровном и черном, как городская мостовая, веток и веточек, выброшенных штормами на берег. Развел огонь в печке, вскипятил чай, поужинал сытно и вкусно, после разложился на нарах, и слушая потрескивание угольков в гаснущей печке, заснул крепко и надолго...

Проснулся на рассвете...

С воды, шумевшей за стенками дома, на берег наплывал серый туман. Я вылез из спальника, сходил на улицу, вернулся и снова растопил печку - в домике было прохладно. Поставив варить кашу, я подрагивая всем телом прошел к озеру умылся чистой холодной водой и назад уже вернулся бодрой рысью - сон помог восстановить силы, а ледяная вода пробудила их.

Скоро каша была готова. Я поел, вскипятил чай, попил горячего и прилег на нары. И так мне стало тепло, свободно и уютно, что я задремал и проспал около часа. Когда открыл глаза, то увидел в окошко яркий солнечный свет, услышал шум волн, почувствовал приятный запах сухого, теплого дерева в зимовье. "Да тут жить хорошо - подтвердил сам себе, - но надо идти. Сегодня может быть, я дойду до Покойников".

Идти было легко и приятно. Я любовался озером, солнечной дорожкой, на волнующейся, маслянисто-блестящей поверхности, вглядывался в линию горизонта впереди, задрав голову осматривая скалистые вершины на гребне склонов.

Тропа стала шире, натоптанней, но я понимал, что по этой тропе ходят только дикие звери. Вглядевшись, различил следы медвежьих лап. Чуть погодя я увидел медвежий помет прямо на тропе и понял, что здесь ходит медведица с двумя медвежатами. Место было такое пустынное, дикое, что я вдруг испугался: может быть, медведица с детенышами идет где-то впереди меня, и я могу на нее выйти неожиданно!

Я остановился, достал из бокового кармана рюкзака фальшфейер и пошел, держа его в руке. Тропа, то поднималась, то опускалась вниз, и каждый раз я ожидал, что с очередного верха тропы я увижу перед собой зверей.

Но все обошлось. Тропа, вскоре разделилась надвое, потом еще и еще, и потерялась. Склон придвинулся к воде и становился все круче.

В поисках тропы я вдруг оказался очень высоко, почти над спускающимся вниз, обрывом. Пришлось осторожно сойти к воде и по большим валунам, вдоль реки долго обходить громадные скалы, уходящие вверх, в синее небо. Валуны были в человеческий рост, идти по ним было тяжело. Приходилось прыгать, балансировать, хвататься руками за каменные выступы. Пройдя так несколько километров, я наконец вышел на тропу, которая шла по краю леса, подступающего, здесь, почти к самой воде.

Солнце поднялось и растопило туман. Теплом повеяло сверху, от нагретых серых скал, торчащих из склона, то тут, то там. А ниже, сосновый, чистый лес, с моховой подстилкой поверх корней, запахом хвои и кустами багульника, с проклюнувшимися уже бутончиками розово-фиолетовых цветочков, на тонких веточках.

- А что там за горными вершинами? - спрашивал я сам себя. - Надо будет обязательно туда сходить, - ведь где-то там, за хребтом, берет начало одна из самых крупных рек России - Лена. - Странно, но ее начало образовано природой, совсем рядом с громадным природным водохранилищем чистой пресной воды, в котором вместилась одна пятая всей пресной воды на земле. Это просто фантастика!

Я шел и рассуждал так про себя, когда, вдруг с озера раздался звук лодочного мотора, а вскоре появилась и сама лодка с людьми. Она плыла вдоль берега, навстречу и люди, вскоре заметили меня. Мотор сбавил обороты, и лодка повернула к берегу.

Я помахал рукой. Лодка подошла к берегу метров на тридцать, но было мелко, и один из мужиков, в длинных резиновых сапогах, спрыгнул в воду и побрел ко мне. Я ждал. Достал рекомендательное письмо и свое ТВ-удостоверение.

Мужик, выйдя из воды, взобрался на метровый береговой обрывчик и подошел ко мне. Представился: - Егерь заповедника Василий... (фамилию я сразу забыл).

Я показал документы, объяснил, что иду в заповедник, и имею рекомендательное письмо директора заповедника. Строгий тон Василия сменился на нормальный человеческий: - Вам тут немного осталось до базы, километров семь-восемь. Мы перегружены, поэтому взять вас не можем, но на обратном пути прихватим! - проговорил, переминаясь с ноги на ногу.

Я сказал, что пойду пешком. Василий, неловко повернулся, и прыгнув вниз, зашел в воду, и подходя к лодке, начал что-то громко и неразборчиво объяснять сидящим в ней. Я не дослушал и зашагал по тропинке...

Действительно, через час, пройдя через лес, я вышел на галечный берег, поворачивающий далеко влево, и там, в глубине бухты увидел серые, дощатые крыши нескольких домов. "Пришел!? - с облегчением констатировал я, и присел отдохнуть. Надобно дождаться егерей"- подумал я, достав из рюкзака спальник. Лег, завернувшись в него. Солнце светило сквозь чистейший, прозрачный воздух. Байкал лежал у моих ног огромной глыбой холодного хрусталя, неподвижный, но живой, чуть дышащий глубинной прохладой...