Проехав так больше часа, он свернул в последний раз, на малоезженую, заброшенную дорогу и, тарахтя мотором на малых оборотах, медленно огибая, а то и переезжая с ревущей прогазовкой, упавшие на дорогу деревья, осторожно приближался к токовищу. Раза два с обочины слетали рябчики и без страха садились на голые ветки осин, растущих вдоль дороги.
... Лес становился все глуше. Солнце, опускаясь, вот-вот должно было коснуться гористого, синеющего вдали таежного хребта...
Пройдя через крупный и чистый сосняк, дорога по большой дуге повернула вправо и вниз. И минут через пять, спустившись к, небольшой покосной поляне перед болотом, закончилась.
Наверное, когда-то было и продолжение пути, гать, а потом и мост через Курминку, но это было давным-давно, после войны, когда здесь стояли войска, в ожидании строительства военных городков. Здесь чувствовалось еще это давнее присутствие многих людей, и потому места были ухоженные, необычайно красивые: повсюду полу заросшие лесные дороги, поляны среди бора, на берегах, заросших, болотистых таежных речек остатки мостов и гатей, все поросшее мхом и осокой, полусгнившие деревянные столбы, и даже скамейки в красивых местах. На полянах ещё видны были заросшие малиной и крапивой остатки фундаментов и квадратные валы оснований под большие армейские палатки.
На одной из могучих лиственниц, догнивала бочка наблюдательного пункта, с металлическими, поржавевшими скобами лестницы...
Закатив мотоцикл в кусты, Артур, по едва заметной тропинке, обогнул сосновый мыс и вышел на следующую сенокосную поляну с старой березой посредине. Перейдя ручеек, журчащий под березой, он, поднявшись на несколько метров, вышел на крошечную полянку, посреди которой чернело старое кострище, и торчали рогульки для тагана.
Сбросив рюкзак, он огляделся, разминая ноги и спину, походил, чуть припадая на левую ногу, в пять минут набрал сушняка и, не спеша, развел огонь, иногда прислушиваясь к шуму соснового леса за спиной...
Похолодало. Незаметно тень от леса надвинулась, укрыв поляну. Потемнело. Костерок, разгораясь, затрещал. Пахнуло ароматным дымом.
Подвесив над костром котелок, Артур разобрал рюкзак, достал войлочную подстилку, полотняный мешок с продуктами. Заварив чай, отставил его в сторону от костра. Снял с рогулек и отбросил в сторону таган. Разобрав продукты, сел и вытянул уставшие ноги в резиновых сапогах, (весной в лесу очень мокро) налил в кружку чаю и стал, есть пирожки, поджаристые, ароматные, еще почти теплые, запивая чаем...
Солнце село на вершины деревьев на хребте, и неторопливо, показывая золотой с отливом край, скоро исчезло, опустилось куда-то вниз, за горы. Стало ещё темнее, хотя охотник различал ещё, впереди, далеко за речкой, краешек освещенного осинового леса.
Наевшись, остатки чая Артур выплеснул в костер, хромая, спустился к ручью, кружкой набрал воды в черный, покрытый коркой сажи, котелок. Подойдя к костру, плеснул из кружки и из котелка через край. Угли под струями воды зашипели, фыркая. Ногой в резиновом сапоге притоптав костер, Артур убедился, что огонь погас полностью, отставил котелок с водой подальше, под корни упавшего дерева, спрятал рюкзак в кусты и, надев полушубок, не торопясь, пошел в глубь леса.
Когда он поднялся на холм, над головой пролетел крупная птица, шумя крыльями, и вскоре впереди, в маленькой полукруглой долинке, с большими хвойными кронами старых сосен, раздался шум, хлопанье крыльев и даже, как показалось Артуру, недовольное кряканье... "Ага - первый глухарь прилетел" - подумал он.
Выбрав место на склоне, опустился под сосной на землю и оперся усталой спиной на ствол...
Откуда-то снизу, из пади, поднялись ночные сумерки. Однообразно пели тонкими голосами птички в кустах на дне долинки. Сбоку из-за спины раздалось близкое шуршание серой сухой травы, и раздалось квохтанье. Замерев, охотник скосил глаза: на полянке стояла пестрая, коричнево-серая копалуха. Она деловито осматривалась и квохтала, в такт, дергая маленькой головкой с черными бусинками глаз. Артуру стало трудно косить глаза, и он поглядел перед собой. Шорох возобновился, и глухарка стала уходить в лес... Изредка останавливалась, она встревоженно квохтала и пережидая, прислушивалась, словно ожидая ответа.
Через какое-то время она скрылась среди стволов.
Прошло ещё несколько минут и Артур увидел далеко внизу, в сосняке, какое-то копошение и, достав бинокль из чехла, разглядел, ясно увидел глухаря, который, разгребая прошлогоднюю травяную ветошь, что-то клевал, совсем как петух на просторном колхозном скотном дворе.
Артур невольно улыбнулся, и его строгое серьезное лицо смягчилось - такой занятой вид был у этого петуха...
Сделалось совсем темно и тихо, и только холодный ветер налетал порывами...
Невдалеке шумели сосны, и человек не услышал, когда глухарь взлетел на дерево.
В наступившей ночной тишине, его ухо, вдруг, различило тревожную, шелестящую музыку глухариного токового пения: "Тэке, тэке, тэ-ке, - стучали глухариные "кастаньеты" из невидимого сосняка, а потом шипящий яростный звук точения... А потом, вновь: тэ - ке, те-ке..."
- Ох, разошелся, - шептал Артур...
... Уже, уходя, на гребне холма, его слух, ещё улавливал чуть различимую песню...
...Привычно, даже в темноте не сбиваясь, выйдя прямо к биваку, охотник, не спеша, снова развел огонь и, немного погодя, стал пить чай...
Темнота объяла землю, и в небе, высыпали бесчисленные блестки звезд. Привычно найдя взглядом, Большую Медведицу, охотник долго осматривал небо вокруг; высчитал Полярную звезду, в очередной раз, удивляясь этому небесному "гвоздю", вокруг которого все небеса крутятся...
... Потом, повозившись, устроился поудобнее, застегнулся на все пуговицы, подложил рюкзак под голову и задремал. Костер прогорел, стало сосем тихо. Изредка по небу пролетал неяркие светлячки - спутники...
Стояла обморочная, полуночная тишина...
Проснулся Рыжков от холода. Глянув на часы, - всего два часа ночи. Побаливала натертая протезом левая нога, и устало ныли мышцы плеч - вести мотоцикл по лесным дорогам нелегко.
Не торопясь, поднялся, потоптался на месте, разминая ноги, хромая, сходил к ручью за водой. Разгреб угли и раздул огонь. Подкинул веток в костер. Поставив котелок на огонь, сел, устраиваясь поудобнее. Не вставая, снял котелок, заварил чай, достал из рюкзака сахар и бутерброды. Закусил и долго пил чай, заглядевшись в разгоревшийся огонь...
...Часа в три, почти посередине ночи, далеко и страшно заухал филин. "У-у-ух - долетало из темноты, и где-то, далёким эхом вторил этой угрозе ещё один...
Дождавшись, пока костер прогорит, охотник залил угли остатками чая, притоптал его. Постоял, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте.
Потом сходил в чащу кустов и достал спрятанное там ружье. Вернулся. Вынул из бокового кармана рюкзака коробку с патронами, заряженными единицей (это номер дроби). Несколько штук положил в нагрудный карман энцефалитки, неловко попрыгал, проверяя, не гремит ли. Спрятал рюкзак и с остановками, через лес, пошел к току...
... Не спеша, вышел на вчерашнее место и тихонько сел под дерево, опершись спиной о ствол.
Пока шел, разогрелся, а, посидев немного неподвижно, начал подмерзать. Застегнулся, подоткнув полы полушубка и снова замер.
Через время, опытный слух Артура уловил шевеление и хлопанье крыльев, на одном из тёмных деревьев и потом осторожное тэ-ке - тэ-ке...
И снова всё замолкло...
Через время это вкрадчивое тэ-ке повторилось, и вдруг, костяная дробь тэканья разнеслась по округе и сменилась точением.
Артур напрягся, осторожно поднялся, чтобы лучше слышать, постоял, определяя направление и расстояние до токующего глухаря. Потом не торопясь, делая по два-три шага под точение, двинулся к токовому дереву...
Довольно быстро подойдя на выстрел, он затаился за стволом и, подняв голову, высматривал птицу в густой кроне толстой сосны. Но было еще темно, и Артуру чудилось птица то слева, то справа от ствола...
