Всё это любого человека сделало бы заложником своих страхов, и заставило бы каждую ночь считать долгим ужасом, в котором могут неожиданно явиться его враги. Но почему-то многодневное путешествие без происшествий по нормальной дороге уменьшило страхи, и они уже не бросали меня в дрожь, заставляя широко раскрывать глаза, а стали чем-то почти абстрактным. С одной стороны от меня ехал Снорри, с другой Кара, солнце неожиданно светило в спину, парень скакал впереди… и казалось просто невозможным, что в мире есть такие кошмары.

– Думаю, что-то от викингов передалось и мне. – Я устроил целое представление, отряхивая рукав, когда Снорри медленно ехал на своей лошади мимо Убийцы. Мой жеребец во время путешествия несколько смягчился, и уже позволял иногда другим лошадям вести, предположительно рассматривая их в качестве герольдов, которые выступают перед великим королём, возвещая о его скором прибытии. – Эта поездка на север уже не кажется мне такой ужасной, как прошлая.

– Это магия фьордов, – ухмыльнулся Снорри. – Они зовут тебя назад. Викинги заплывают так далеко, как никто другой, но мы возвращаемся – Север зовёт нас домой.

– Сентиментальная чушь. – Кара догнала нас, и ехала теперь слева от меня. – Во всём Норсхейме викингов живёт меньше, чем на Затонувших островах или к югу от Карловых вод.

Я чувствовал, что надвигается очередной их бесконечный спор.

Эта пара могла часами занудно спорить по малейшему поводу, как это свойственно норсийцам. Они до хрипоты ругались из-за какой-нибудь совершенно неважной вехи в истории викингов. У них всё вдруг зависело от того, отплыл Олааф Торгулсон, четвёртый сын Торгула Олаафсона, из Хаагенфаста в двадцать восьмом году Железных Ярлов, или в двадцать седьмом… Я спешно оглянулся вокруг, в поисках того, что бы могло их отвлечь, пока они не начали спорить.

– Ни хуя себе! Это ж папесса, – сказал я, сам в это не веря, поскольку встретить её святейшество на просёлочной дороге вдоль Аттарско-Загрской границы казалось не более вероятным, чем увидеть выскочившего из-за кустов нерождённого. – Невероятно. – Снорри привстал на стременах, чтобы разглядеть получше.

Дорога впереди шла прямо, разделяя землю, поднимаясь и опускаясь на каждом бугре. Из скрытого углубления в следующей долине появился длинный караван и начал подниматься на следующий холм. Даже с расстояния в милю я легко разглядел папский флаг – на белом знамени трепетал пурпурный крест. Около дюжины человек несли большой паланкин, крыша которого щеголяла золотым крестом, кричавшим "укради меня". Спереди и сзади от паланкина шли два отряда алебардщиков по двадцать человек, которые несли столько острой стали, что даже самые безбашенные бандиты не захотели бы с ними связываться.

– Что ж, если это и не папа, то всё равно кто-то чертовски важный. – Отец хоть и был кардиналом, но никогда не получал такого эскорта.

– Надо держаться от них подальше, – сказал Снорри.

– Не волнуйся, церковь давно уже перестала сжигать язычников. – Я протянул руку и снисходительно похлопал его по плечу. – Тебя не тронут. Нынче они охотятся только на ведьм… ой. – Я оглянулся на Кару. – Возможно, нам действительно лучше держаться от них подальше. Наверняка в таком большом караване есть как минимум один инквизитор.

Разумеется, когда люди, с которыми не хочешь встречаться, едут в том же направлении, что и ты, по лучшей дороге в незнакомой местности, только медленнее… это значит, что тебе остаётся замедлить шаг и следовать за ними.

Мы ехали позади со скоростью пешехода, держась от них в полумиле позади. Время от времени папский конвой показывался на глазах, взбираясь на очередную складку местности. Начался дождик.

– Мы могли бы просто проехать мимо, – сказал Хеннан.

– А парень дело говорит, – сказал Снорри. – Галопом мы проедем мимо них за десять секунд.

– Они перекрывают всю дорогу. Им придётся посторониться, чтобы пропустить нас, – сказал я. – Они могут спросить нас, куда направляемся, а если среди них есть инквизитор, то они это довольно скоро выяснят. – Мои пальцы нащупали бугорок ключа Локи под курткой. У инквизиторов нюх на такие вещи – хотя обвинять их в использовании чар, это всё равно как привязать себя к столбу и попросить поднести факел.

Объяснять ключ агентам Рима мне совершенно не хотелось. Людям вырывали языки уже за то, что они произносили имена ложных богов.

Смеркалось, дождь усиливался, а церковники и их стражи всё не собиралась сворачивать с дороги в поисках убежища для ночлега.

– Похоже, будем ехать за ними до самого Ошима, – сплюнул я дождевую воду.

Сгущавшийся мрак всё сильнее давил, и казалось, полнился теми опасностями, о которых я в последнее время стал уже забывать. Мне на ум пришёл непрошенный образ Дарина – мой брат, лежащий у Аппанских ворот… а мгновением позже я увидел руку своей нерождённой сестры, ищущую выход наружу. Я упокоил Дарина своим мечом, но спустя несколько часов сестра отыскала нужные ей ворота, и прогрызла путь в этот мир через всё ещё тёплый труп Мартуса. Где она сейчас? Создание Ада, всё ещё влажная от фальшивых родов и жаждущая забрать мою жизнь?

– Ял? – Ладонь на моём плече. Рука Кары.

Я вздрогнул и чуть не бросился на неё.

– Что? – сказал я слишком резко.

– Кто-то едет сюда, – сказала она.

Раздался стук копыт, и мы отъехали влево. Судя по грохоту, кто-то сильно гнал лошадь.

Из мрака и дождя показался человек и чуть не скрылся из вида снова, но остановил недовольно заржавшую лошадь и направил назад.

– Мимо вас проезжал кардинальский эскорт? – Он откинул капюшон.

Чёрные волосы прилипли к его лбу, лицо оказалось очень сухопарым, зубы стиснуты от истощения или страха.

– Нет, – сказал я. – А что за кардинал? И что он делает в этой глуши? – Мужчина проигнорировал меня, натянул капюшон и повернул лошадь обратно на дорогу. Возможно, его оскорбила "эта глушь". Я всё время забываю, что люди не из Красной Марки нередко считают свою страну центром империи.

– Кардинал какого города? – крикнул я.

– Геммалунга, – его крик через плечо был почти не слышен из-за дождя и грохота копыт.

– Какая разница, как его зовут? – спросил Хеннан.

– Её, – сказал я. В голову начала протискиваться идея – такая большая, что пока внутрь пролез лишь её краешек. – Геммалунг – это второй по величине город Чарланда. – По правде говоря, я не смог бы вспомнить первый, или любой другой, или хоть что-то об этом королевстве – но знал, что Геммалунг это город. Потому что знал тамошнюю кардинальшу.

– И как её зовут? – Снорри наклонился, чтобы услышать ответ, проводя рукой по короткой чёрной бороде, словно хотел выжать из неё дождь.

– Гертруда. – Я помнил её как коренастую женщину лет пятидесяти, с тонкими губами, глубоко посаженными глазами и седеющими локонами. Она не раз навещала отца в Римском Зале. – Я поеду вперёд и заново представлюсь милой кардинальше.

– Зачем? – Кара выглядела такой же грязной, как её лошадь, и у обеих с носа падали капли дождя. – Мы могли бы найти гостиницу. Взять кров на ночь. Скорее всего, к завтрашнему дню их уже не будет на нашем пути.

– У неё есть то, что мне нужно. Снорри может рассказать тебе, что именно.

– Не могу, – отозвался он.

– Нам говорили об этом в Хель… – Я выжидающе склонил голову, и, заметив, что Снорри всё ещё выглядит озадаченно, а моё ухо наполняется холодной водой, я покрутил рукой: – Тёмная душа, заслуженно прибитая гвоздями к одному очень большому дереву…

– Марко? – Снорри недовольно махнул рукой. – Не верь ни единому его слову! – Он повернулся к Каре. – Ял думает, что кардинальская печать отделит его сестру от нежити, которая вытащила её из Хель.

– Печать отделит! – Я был в этом уверен. – Мёртвые не могут лгать. – В этом я был уверен куда меньше. – Так ведь?

– В любом случае это чушь. – Снорри ударил лошадь, и та пошла. – Если кардинальская печать настолько священна, то как ты получишь её у кардинала Гертруды?