– А вот и очаровательная миссис Торн! Да еще с пирогом! Что в данных обстоятельствах равносильно обращению воды в вино. Вы отлично постарались, милочка!

Стелла просияла – похвала исходит от столь возвышенной персоны. Особенно ей польстило, что епископ, пусть косвенным образом, похвалил и Чарлза за его выбор.

В коридоре гуляли сквозняки, и тем теплее показалось в кухне, тем соблазнительнее был запах говядины, которую Стелла тушила практически весь день. Жилистая грудинка, завернутая в бумагу, не выглядела особенно заманчивой, однако Ада Броутон, которая в мясной лавке Фэйракра дышала Стелле в затылок, заверила: если как следует протомить говядину на медленном огне, получится отличное рагу. Стелла очень на это надеялась, тем более что на текущей неделе им с Чарлзом не светил другой кусок мяса. Она сочла, что вултонский пирог[7] с сырной корочкой стоит усилий. Накрыла субботний ужин в столовой, зажгла камин в гостиной. Невесело усмехнулась.

Усилия! Куда больше трудов она положила, чтобы пробить брешь в стене, внезапно выросшей вокруг Чарлза. После возвращения из Брайтона Чарлз с каждым днем все безнадежнее ускользал от Стеллы. Ей даже казалось, что их отношения теперь более официальные, чем в ту пору, когда Чарлз был хозяином, а Стелла – экономкой. Возможно, проблемы вызваны скудостью рациона. Тогда дело исправит сравнительно сытный ужин в спокойной обстановке, с последующим концертом по радио, который они будут слушать в гостиной, при свечах, у камина…

Возможно…

Стелла сунула ноги в грубые башмаки на шнурках, шагнула в густую вечернюю синеву. Пахло землей, холодом и печным дымом. Она стала искать падалицы под яблоней и складывать их по-деревенски – в оттянутый фартук. Яблок было мало – сезон прошел, основной урожай давно собрали. В редком доме не объелись яблочного пирога из второсортных плодов и почти без драгоценного сахара. В сахарницу, которая часом ранее отправилась в кабинет, Стелла положила приличный минимум – зато теперь ей хватит на крамбл[8] и на заварной крем. Чарлз слишком отощал. Щеки ввалились, скулы с каждым днем все четче, нижняя челюсть положительно обтянута кожей. Наверное, все оттого, что жена из Стеллы никудышная.

Стелла медлила войти в дом, смотрела на город. Субботний вечер. Небо утратило розовый тон, теперь оно густо-лиловое, и несколько звездочек уже выкатились, посверкивают рядом с восковой луной. Скоро осеннее равноденствие. Полнолуние еще недавно называли пособником бомбардировщика. Слава богу, ночные налеты позади. Едва ли кто верит в возможность их возобновления. Стелла подумала о Нэнси. Наверное, прихорашивается сейчас для выхода в компании девушек, вместе с которыми работает в парикмахерской. Уже не раз Нэнси звала и Стеллу («Ты – жена, а не пленница, так ведь?»), но у Стеллы всегда находилась отговорка. Она отлично помнила атмосферу танцулек: потная толпа, оценивающие взгляды. Замужней не пристало подобное времяпровождение.

Правда, на прошлой неделе они с Нэнси ходили в кино. Кларк Гейбл и Лана Тернер. «Где-нибудь я найду тебя». Перед основным показом, как всегда, демонстрировали полезный документальный фильм – рецепты блюд из черствого хлеба. Стелла принялась записывать на обложке своей продовольственной книжки, а Нэнси расхохоталась так громко, что на нее зашикали из заднего ряда.

В кухне, при свете, Стелла разглядела: яблоки битые и червивые. Удалив пятна и червоточины, она поняла, что яблок хватит лишь на мини-крамбл. Ладно, по крайней мере меньше сахара уйдет. Она оставила яблоки томиться и пошла проверить, нет ли огрехов в сервировке стола.

Огрехов не было. Наоборот, сердце забилось чаще от законной гордости. Например, скатерть, старая-престарая, Стелла обнаружила ее в комоде. Она сама вышила маргаритки там, где ткань попортил чересчур горячий утюг. Чарлз, конечно, был недоволен, что Стелла целых три вечера занималась ерундой, вместо того чтобы вязать носки для моряков. Стелла знала: с носками она наверстает. Главное, она не верила, будто бесчисленные изделия из колючей шерсти способны повлиять на ход войны. В то время как вышитые маргаритки произвели немедленный эффект на домашнем фронте, изрядно подняли поникший было дух. На их фоне даже унылый зеленый фарфор и тот веселее смотрелся. Что уж говорить о розовой хрустальной вазе – подарке мисс Бёрч! Вазу Стелла поставила посередине. Жаль, что вместо роз в ней вялые гортензии. Стелла вдруг метнулась к камину, схватила два бронзовых подсвечника, установила по обе стороны от вазы, полезла в ящик за свечами.

Заколебалась. Не сочтет ли Чарлз, что она чересчур хлопочет? Взгляд упал на свадебную фотокарточку, ту, где они с Чарлзом режут торт. Стелла взяла рамку, мысленно перенеслась в недавнее прошлое. Тоненькие волоски на предплечьях зашевелились при воспоминании о ладони мужа, накрывшей ее запястье; о тайном предвкушении, вызванном этим жестом.

О желании, которое не нашло выхода.

Стелла осторожно поставила фотографию на место и чуть отступила, не отрывая, впрочем, взгляда от девушки в белом платье, с огромными темными глазами. Полно: да она ли это? Слишком многое постигла Стелла за два коротких месяца. Например, как стирать пасторские воротнички, как готовить молочный пудинг из черствого хлеба и воды. А еще Стелла поняла, что прелестная наивная невеста гарантированно становится счастливой женой только в кино.

Когда Кларк Гейбл обнял Лану Тернер и стал целовать жадно и страстно, Стелла отвела от экрана взгляд. Нэнси даже локтем пихнула подругу, спросила, все ли у нее в порядке. Стелла ответила кивком и порадовалась, что вокруг темно, а сзади сидит раздражительная дама, и, значит, можно не вдаваться в подробности. Тем более что шанс на откровенность Стелла потеряла еще раньше, когда говорила с Нэнси после возвращения из Брайтона. Нэнси жаждала узнать «об этом». Стелла не рискнула сказать правду: брачная ночь обернулась фиаско, пристыженная невеста возвратилась девственно-чистой – такой же, какой была увезена в свадебное путешествие.

Разве можно в таком признаться? Стелла живо представила сожаление (а то и насмешку) в глазах Нэнси, поняла, насколько неубедительно прозвучат объяснения насчет свадебных треволнений, дорожной усталости, сырой неуютной комнаты. Торны-старшие, невзирая на протесты сына, сняли номер для новобрачных. Хозяйка гостиницы неприлично похихикивала, усугубляя смущение. Было уже поздно, но Стелла скользнула в ванную и, вся трепеща, надела шелковую сорочку. Вернувшись в номер, она застала следующую сцену: кровать не тронута, а Чарлз, по-прежнему при полном параде, сидит за столом у окна, спрятав лицо в ладонях.

От всей его фигуры веяло таким отчаянием, что Стелла произнесла его имя и бросилась к нему, раскрыв объятия. Однако, приблизившись, она увидела, что глаза Чарлза закрыты, а губы шевелятся. Чарлз молился.

Ближе Нэнси у Стеллы не было подруг. Но о том, что произошло дальше, Стелла никогда не смогла бы ей рассказать. Никогда не рассказала бы она о том, как Чарлз, открыв глаза и увидев молодую жену, содрогнулся от гадливости. И выдал, цедя слова:

– Какой срам. Я подобного не ожидал. Я никак не думал, что ты способна… напялить… эту мерзость.

Стелла была слишком несчастна, слишком унижена, чтобы ответить. Тем более не повернулся бы у нее язык объяснить, что в ее представлении примерно такого наряда ожидают молодые мужья от своих жен в первую брачную ночь.

Назавтра у Стеллы начались месячные. Обстоятельство усугубило неловкость, зато отсрочило дальнейшие попытки скрепить брачный союз. Супруги гуляли по набережной, заходили в брайтонские церкви и один раз даже побывали на гостиничной танцплощадке. Короче, в глазах окружающих они выглядели вполне счастливыми новобрачными. По ночам они лежали в кровати на приличном расстоянии друг от друга, не шевелясь, точно две мумии.

Стелла вздрогнула от скрипа открывающейся двери, от выплеска голосов из кабинета.