— Однако здравствует его правнучка.

«Так вот о чём хлопочет царица! Брат её единокровный Фёдор Кириллович женат на правнучке Дмитрия Пожарского», — вспомнила Софья и примиряюще сказала:

   — Ох, матушка моя, станем ли считаться пустяшными резонами! Можно припомнить и давнее. Дмитрий Пожарский был женат на Голицыной Фёдоре Андреевне.

Наталья хмуро отвела глаза в сторону, что означало неприятное затруднение и досаду. Она тут же надумала посоветоваться со своим другом Патриком Гордоном. Он был докой во всякого рода спорных делах.

О Патрике Гордоне Наталья узнала ещё в пору своего девичества, когда жила у Матвеева, привечавшего многих иноземцев. Он поступил на русскую службу ещё в 1661 году. К этому времени в России было войско из служилых иноземцев. Это были люди, готовые служить «в семи ордах семи королям». В поисках выгодного устройства они меняли одну страну на другую, не думая о том, под какими знамёнами им придётся служить.

Эти пришельцы из разных земель были космополитами по духу, равнодушными к судьбам державы, куда их привела охота за счастьем и чинами. Вместе с ними в Россию прибыла и целая орда виноторговцев, ремесленников и всякого рода служилых людей. Эти, ничем не привыкшие себя стеснять, люди часто вели себя как хозяева и сильно досаждали коренному населению. Правители отвели им особую слободу, которая стала называться Немецкой. Здесь был особый мир со своими особыми нравами. Люди жили сегодняшним днём, любили весело провести время, попировать. Их не пугали крутые повороты судьбы. Сегодня пан, завтра пропал — это считалось делом обычным. В погоне за удачей они не стеснялись в средствах. Главное — не терять присутствия духа.

Таков был и типичный представитель Немецкой слободы Патрик Гордон. Но этот человек был примечателен ещё и тем, что вёл подробный «Дневник», который содержал в себе много материала, интересного для историков.

Заслуживает внимания, прежде всего, сам характер Гордона, храброго вояки Русско-турецких войн. Шотландская дружина, где он служил, занималась разбоем, грабежами. В «Дневнике» он сам рассказывает, как отнял у крестьян лошадей, подобно разбойнику, подкарауливал добычу в лесу, грабил ночами. Утомлённый беспокойной разбойничьей жизнью, он осел в Немецкой слободе, но и здесь зажил отнюдь не спокойно. Продолжалась всё та же охота за добычей, только мирными средствами. Гордон умел сорвать куш даже с опытных мздоимцев, с помощью взяток ловко обделывал свои делишки. Но в душе он считал себя честным человеком: на жалованье трудно было прожить.

Этого обитателя Немецкой слободы, знавшего обычаи московской жизни лучше, чем иные русские, и призвала к себе Наталья, чтобы рассказать о своём споре с Софьей и получить совет.

Она давно не видела Гордона, и поэтому он поразил её своим видом. Стал как будто ниже ростом, голова ушла в плечи, но вид важный, генеральский. Белый шёлковый платок, повязанный по моде наподобие галстука, концами падал на грудь. Кафтан отменный, из особого сукна в тканых узорах, рукава с широкими отворотами.

Сняв шляпу, Гордон поклонился.

   — Рад видеть тебя в добром здравии, великая государыня. Благодарствую за память.

В лице мрачноватая серьёзность много пережившего человека, под большими чёрными глазами старческие складки. А ведь ему не более пятидесяти двух лет...

Царица подошла к нему, ласково поцеловала в плечо, повела к богатому креслу.

   — Садись, Пётр Иванович, дорогим гостем будешь.

Гордон поблагодарил за любезный приём.

   — А ты, матушка, всё красотой цветёшь.

   — Ох, Пётр Иванович, заботами многими цвету ныне.

   — А ты укороти их, заботы!

   — Дай совет, батюшка Пётр Иванович, как их укоротить.

И Наталья рассказала о споре за Медведково.

   — Или такую великую силу имеет правительница над тобою, царицей? — удивился Гордон. — Или ты не можешь написать указ о передаче вотчины правнучке князя Пожарского?

   — Да что ей указ! — вырвалось у Натальи. — Она правительница и сама горазда указы писать.

   — А дума Боярская? Или ныне воли не имеет?

   — Я же тебе и сказываю про то, что у Софьи своя воля. Мой указ она возьмёт да и положит под сукно, сколь ни пиши.. Нет, на этой затее Софью не одолеть.

Она вспомнила, как Гордон некогда одержал победу. Слово «указ» имело магическое действие в Москве. Когда хозяин заявил Гордону, чтобы он съехал с квартиры, Пётр Иванович, в свою очередь, потребовал показать ему указ. Но, когда подьячий принёс указ, Гордон порвал его. И так повторилось несколько раз. Выселить Гордона силой не удалось: он ответил силой. На помощь ему пришли денщик и солдаты. И хотя Гордон неминуемо потерпел бы поражение, если бы не представился благоприятный случай, он всем рассказывал о своей победе.

Вспомнив эту историю, Наталья покачала головой и повторила:

   — Нет, Пётр Иванович, на этакой затее Софью не изловишь. Она любой указ напишет.

   — Так ведь надобен указ царский.

   — Она и царский напишет. И кто волен ей запретить?

   — Добро, матушка. Посоветуйся ещё с Францем Лефортом. Он большой дока в кляузных делах.

Наталья и сама думала, что неплохо бы посоветоваться с Лефортом, знала, что они с Гордоном были в большой дружбе. Лефорт был женат на родственнице Патрика Гордона и чин капитана получил по его протекции.

Одно удивительно, почему Лефорта так долго не брали на русскую службу? Наталья была наслышана о его ловкости. Он довольно быстро освоился с обычаями страны и скоро понял, что в России лучшей протекцией являются подарки. Поэтому в начале своей карьеры Лефорт съездил в Женеву, откуда привёз кучу подарков, и скоро получил ожидаемую награду — чин подполковника. Но начальство видело и понимало, что Лефорт не сегодня завтра полковник, а там и до генерала недалеко. И действительно, в тридцать четыре года Лефорт уже был генералом.

В получении чинов Лефорт заметно обскакал своего приятеля Гордона, и Гордон, признавая его особые дарования, порекомендовал этого ловкого человека и баловня судьбы в советники Наталье Кирилловне, когда надобно было решать мудрёное дело.

Но у Натальи были ещё и другие соображения, связанные с Петрушей. Юный царь был много наслышан о необыкновенном швейцарце и готов был одарить его своей дружбой. Однако ни для кого не являлось секретом, что у Лефорта была репутация авантюриста.

Царица Наталья обычно не прислушивалась к чужому мнению, если оно не отвечало её интересам. А хотя бы и авантюрист! Зато как заботится о своём достоинстве и приличиях! Он не хвастался чинами и нажитым добром, подобно иным выскочкам.

Наталья приняла Лефорта в тех же покоях, что и Гордона, только занавеси были сильно приспущены. Не хотелось ей, чтобы этот представительный и красивый иноземец видел, как увяла её кожа в последние годы в борьбе за власть. Она и от самой себя не ожидала, что станет так волноваться. Она не поспешила ему навстречу, как некогда Гордону. Будто что-то сковало её движения, и лишь привычка помогла ей произнести приветливое:

— Будьте моим гостем, Франц Яковлевич!

Гость поклонился. Какая красивая выправка! Спокойный смелый взгляд. И что за учтивость! «Вот бы моему Афанасию поучиться у него», — подумала Наталья о брате. Что значит по Европам ездил! Парик, надо думать, оттуда вывез. Какая приятная и достойная мода! И как владеет своим лицом! Ни за что не догадаешься, о чём он думает. Не то что наши простецы...

Лефорт с удовольствием отметил про себя, что произвёл впечатление на царицу, и с достоинством занял указанное ему кресло неподалёку от неё.

От него не укрылась скованность царицы, ранее неизменно любезной с ним. Он объяснил это по-своему. На минувшей неделе он дал Петруше пороху для его потешных игр. То-то стрельба была, и треск, и крики, так перепугавшие жителей Преображенского! Но всё обошлось благополучно. Не было убитых и раненых. Только самого Петрушу немного опалило порохом. Вреда его здоровью не учинилось. Однако на лице обозначилась красная сыпь. Царица Наталья в тревоге позвала лекарей, но уже на другой день пластырь с лица сняли, и она успокоилась. И конечно же она не думала винить Лефорта за пособничество её сыну в опасных играх. Напротив, она одобряла военные увлечения юного царя. Ей было известно также, что Петруша бывает у Лефорта в Немецкой слободе, между тем как многие остерегали её от дружбы со швейцарцем, у которого была недобрая слава. Говорили также, что он с презрением относится к москвитянам, осуждает русские обычаи и нравы. Но Наталья, слышавшая всё это, склонялась к другим мнениям — о благодатном влиянии Лефорта на молодого царя. Что же касается Немецкой слободы, то ей самой нравилось в ней бывать. Там чувствовалось европейское влияние, там была свобода, вольность. Весёлые пирушки? Но они способствуют общению людей. За доброй бутылкой вина развязываются языки, и не для того, чтобы ославить кого-либо, как это водится на Москве, а чтобы рассказать что-нибудь весёленькое, узнать новости.