Лейтенант пожал плечами и, пожалуй, чересчур равнодушно ответил:

– Ничего не слышал, товарищ полковник! Да я сразу за вами уехал. А разве было нападение?

В любом случае такое равнодушие выглядело странным, особенно для работника милиции. Неужели он и в самом деле мог ничего не слышать? Или, может быть, хочет устраниться?

– Было нападение, брат Сиволапов! – сказал Гуров. – В том дворе какие-то отморозки мужчину застрелили.

– Надо же! – вежливо отозвался лейтенант. – А я не в курсе. Сразу за вами уехал.

– А сегодня у вас ничего об этом не говорили, что ли? – сердито спросил Гуров. – Новости, в конце концов, ты смотришь?

– Новости не смотрю, – угрюмо произнес Сиволапов. – А что у нас говорили, не знаю. Мало ли сейчас у нас в кого стреляют – за всеми не уследишь!

– Вообще-то мы для того и поставлены, чтобы следить, – проворчал Гуров и добавил: – Значит, нечего тебе мне рассказать, лейтенант?

– Абсолютно, товарищ полковник! – с облегчением сказал Сиволапов. – Не в курсе я…

– Ну-ну, – покачал головой Гуров. – Но все-таки если вдруг вспомнишь что-нибудь, загляни ко мне в главк, ладно?

– Я попробую что-нибудь вспомнить, – смиренно сказал Сиволапов.

– Вот и чудненько! – весело заключил Гуров. – Ну, работай, лейтенант!

Он повернулся и пошел к машине. Спиной он буквально ощущал напряженный, немигающий взгляд Сиволапова, и точно такой же взгляд украдкой проводил их с Крячко, когда они отъезжали с перекрестка.

– Этот симпатяга и есть тот грозный инспектор, чуть не съевший самого Гурова? – дурашливо спросил Крячко. – Мелкий какой-то… Мелкие вообще-то самые злые. Ну и как разговор – получился?

– Разговор не получился, – объявил Гуров. – А вот мысли кое-какие у меня в голове появились…

– Этот факт заслуживает пристального внимания! – сказал Крячко. – Мысли? В количестве скольких штук?

– Хватит трепаться! – добродушно оборвал его Гуров. – Дело-то серьезное. А мысль у меня такая: странно себя ведет этот Сиволапов!

– Помнится, эта мысль тебя осенила еще до того, – прокомментировал Крячко.

– А теперь я в ней еще больше укрепился, – не моргнув глазом, пояснил Гуров. – Ты можешь себе представить, что этот лейтенант ни сном ни духом не слышал о вчерашней перестрелке? Говорит, сразу уехал!

– Бывает, – пожал плечами Крячко. – Напугался полковника и по-быстрому смазал лыжи. Или слышал, но не хочет с тобой лишний раз связываться. А что? Вполне реальный вариант.

– Может, оно и так. Но если он не хочет со мной связываться, то зачем тогда сам сознается в том, что шакалил в переулке? На такой вопрос ты мне можешь ответить?

Крячко с видом полнейшего недоумения посмотрел на Гурова.

– Он тебе признался, что сшибал левые бабки? – пораженно спросил он. – Ничего подобного никогда не слышал! Твой знакомец действительно очень странный гаишник! Откровенный до неприличия. Конечно, дело было без свидетелей, но все равно делать такие признания старшему оперуполномоченному главка – это выше моего понимания. И какие теперь выводы?

– Думать надо, – сказал Гуров. – Зачем ему нужно было сознаваться в неприглядных, прямо скажем, делишках? Не думаю, что таким откровенным его воспитала пионерская организация. Просто ему понадобилось, чтобы ответ на мой вопрос прозвучал максимально правдоподобно, вот что я думаю. А вопрос касался того, что он делал вчера вечером на месте убийства. «Я там занимался машинным доением, товарищ полковник!» Искренне, правда? Едва ли не со слезами на глазах. Вот что хочешь с ним делай, с таким откровенным! Только не спрашивай его об убийстве…

– А что? Логично, – серьезно сказал Крячко. – Тогда не понимаю, почему ты не хочешь тряхнуть его как следует?

– Еще не вечер, – отозвался Гуров. – Тряхнем еще. Сначала посмотрим, что нам экспертиза приготовила, что следователь по личности убитого раскопал…

– Ты полагаешь, что уже раскопал? – недоверчиво спросил Крячко.

– Не исключено. При убитом имелся паспорт на имя Григорьева Павла Сергеевича, пензенского уроженца, временно зарегистрированного в Москве. Все чин чином – не похоже, чтобы фальшивый. Проверить пара пустяков. Вот я и хочу переговорить сейчас со следователем, выяснить, чем мы располагаем. Чтобы дальше можно было тряхнуть Сиволапова не просто так, а аргументированно. Кстати, для тебя у меня тоже работенка найдется. Ты у нас общий язык с любым найдешь – значит, покрутишься в том районе, где убийство случилось, расспросишь местных жителей хорошенько, кто что видел. По горячим следам не всегда получается вспомнить все детали. А вот теперь…

– Ты мне психологию не объясняй! – сказал Крячко. – Что и как вспоминать, я не хуже тебя знаю! А сам чем планируешь заняться?

– Если Григорьев – лицо реальное, займусь им, – сказал Гуров. – Какими путями в Москву попал, где обитал, чем занимался… Если документы все-таки фальшивые, попробую докопаться, где взял… Информаторов потрясти надо – кто из них что знает. В общем, работы хватит!

Когда Гуров говорил о работе, которой им с Крячко предстояло заняться, он еще отчетливо не представлял, какой объем она может составить на самом деле. Но интуиция подсказывала, что дело может оказаться исключительно сложным.

Его ожидания получили первое подтверждение уже в кабинете следователя Саленко, которому было поручено вести это дело об убийстве. Он уже получил некоторые данные из криминалистической лаборатории, и они нисколько не проясняли ни мотивов, ни обстоятельств преступления.

Работа с идентификацией оружия еще не была закончена, но по первым прикидкам эксперты предполагали, что с обеих сторон применялось импортное огнестрельное оружие. Поэтому почти наверняка можно было ожидать, что эти стволы нигде и никем не регистрировались.

Со следами было еще хуже – ни удовлетворительными отпечатками покрышек автомобилей, на которых приехали преступники, ни тем более следами самих убийц криминалисты не располагали.

Без оговорок они давали только одно заключение – по отпечаткам пальцев погибшего. И из этого заключения следовало, что подобные отпечатки в архиве внутренних дел не числятся. Гражданин Григорьев Павел Сергеевич никогда не вступал в конфликт с правоохранительными органами – можно сказать, до самой своей смерти.

Тем не менее смерть он встретил с пистолетом в руках, на грязном московском асфальте, который топтал, судя по дате регистрации, всего каких-то три недели, – обстоятельства, необычные для законопослушного гражданина.

Гурову ничего не оставалось делать, как отправиться по тому адресу, где был временно зарегистрирован Григорьев. Он прекрасно понимал, что это может оказаться пустышка, но другого варианта пока не было.

Судя по имеющимся у следствия данным, гражданин Григорьев должен был проживать или хотя бы иметь какое-то отношение к адресу, расположенному у черта на куличках – в районе Крылатской улицы.

Гурову пришлось потрудиться, пока он нашел это место. Как-то даже не верилось, что подобные медвежьи углы еще существуют в границах такого мегаполиса, как Москва. Но не поверить было невозможно – в самом дальнем конце Крылатской улицы, среди лесопосадок, обнаружился некий жилой муравейник, представленный десятком покосившихся и почерневших от времени избушек – к одной из них и имел отношение покойник.

Гуров остановил машину на пыльной серой улице напротив нужного дома и минуту посидел, разглядывая непрезентабельный фасад и высохший палисадник под тусклыми окошками.

Его появления, кажется, никто не заметил. Никто не вышел из дома, даже не выглянул в окно. Гуров нисколько бы не удивился, если бы выяснилось, что здесь уже сто лет никто не живет. Он выбрался из машины.

Было ветрено. По небу бежали взъерошенные сизые тучи. Тревожно шелестели верхушки деревьев. Откуда-то доносился приглушенный стук молотка. Гуров вздохнул и пошел к крыльцу.

Дверь оказалась незапертой. Гуров толкнул ее и прошел в маленькие душные сени, откуда без задержек попал сразу на кухню – тоже маленькую, грязную, с низким потолком и стенами, оклеенными газетами. Беглым взглядом Гуров определил, что газеты все годов семидесятых.