И неожиданно улыбнулся с облегчением.
— Ты что, психолог?
— Нет. Я всего лишь начинающий химик и биолог. Просто я ещё и эмпат. Спонтанный, правда. Полезное свойство, но иногда напрягает. Особенно когда сидишь себе спокойно в кафе, никого не трогаешь, и тут в тебя без объявления войны вламываются чужие эмоции, желания… — Она передёрнула плечами. — И ладно бы что-то приятное. Так нет — почти всегда какая-нибудь гадость: страх, обида, зависть… Негатив почему-то лучше передаётся.
— Я тоже вломился? — смутился Крис. — Извини. Если бы знал — унёс бы свой негатив куда-нибудь в другое место.
— Нет, ты не вламывался. Ты просто сидел в углу и сдержанно фонил своим раздраем на всё кафе. Тоже не очень приятно, но гораздо легче, чем злость, например. И мне показалось, что тебе нужно с кем-то поговорить. С каким-нибудь одноразовым собеседником, на чью реакцию тебе, в общем-то, наплевать. С кем-нибудь, кто не будет высматривать странности в твоих действиях и словах просто потому, что не знает, что для тебя норма.
— Как со случайным попутчиком в поезде?
— Да, что-то вроде. Рассказываешь кому-то о своих проблемах, и этот кто-то уносит их куда-нибудь подальше от тебя и забывает. Как будто выбрасывает.
— Но мы обещали играть в откровенность, — напомнил Крис. — Твоя очередь. От чего ты прячешься за этими масками?
— От людей. — Мышь ответила неохотно, как будто не ожидала, что собеседник вспомнит о её обещании. — От привязанностей.
— Не хочешь к кому-то привязываться? Ищешь свободы?
— Ищу, — признала девушка. — Поэтому не хочу, чтобы ко мне кто-то привязывался. Это слишком большая ответственность — знать, что если с тобой что-то случится, кому-то будет очень плохо.
Крис молчал, ожидая продолжения. Мышь задумчиво разгладила воображаемые складки на белоснежной салфетке.
— Когда мне было лет десять, мама хотела завести собаку. У нас в семье не всё ладилось, и она, наверное, надеялась как-то отвлечь нас с сестрой от того, что там у них с папой происходит. Я сказала: «Нет. Если в нашем доме появится собака, из него исчезну я». А мама уже кого-то присмотрела в приюте. Говорила, что это самая замечательная собака из всех существующих в мире собак, и что как только я с ней познакомлюсь, сразу передумаю. Я сказала: «Тем более». Тогда мама стала рассказывать мне всякие трогательные истории о том, какой собака замечательный друг. Знаешь, все эти «хозяин умер в далёком краю, а преданный пёс всю оставшуюся жизнь ждал его на вокзале и встречал каждый поезд…» Она рассказывает, а меня ужас пробирает до костей. Мне до сих пор представить страшно, что какое-нибудь живое существо будет так ко мне привязано, что после моей смерти у него тоже жизнь закончится. В общем, собаку мы так и не завели, хотя Лиза, моя сестра, до сих пор на меня за это обижается. А я подкармливаю дворовых кошек. Они меня любят, ждут, узнают мои шаги, и всё такое… Но, если что, вполне обойдутся и без меня. И мне это нравится. С людьми то же самое. Это, наверное, побочный эффект эмпатии. Я знаю, как бывает больно, и не хочу, чтобы это было из-за меня.
— Как будто это твой выбор… — невесело усмехнулся Крис.
— В общем, я предпочитаю не заводить близких знакомств, — резюмировала Мышь. — Проблема в том, что мне нравится общаться с людьми. Но это, в принципе, тоже решаемо. Если с наукой что-то не сложится, есть куча подходящих профессий — проводники, экскурсоводы, официанты… Каждый раз новые люди, никаких близких контактов. А если люди те же, то я каждый раз новая. Принадлежу только самой себе, не несу ответственности за чужую боль и не боюсь всяких несчастных случаев, неизлечимых болезней и других опасностей, на которые не могу повлиять. Если уж что-то случится, то только со мной, а не с кучей привязанных ко мне людей.
Крис задумался. Он прекрасно понимал Мышь и, если предположить, что ей действительно удаётся претворять в жизнь эту философию, даже немного завидовал. С другой стороны… Возможно, он сейчас жив только потому, что кому-то было очень больно.
— Ты думаешь, это справедливо? Решать за людей.
Девушка неуверенно улыбнулась.
— Но они же ничего не лишаются.
— Кроме тебя, — напомнил Крис, допивая остывший кофе.
— Невелика потеря.
Он с сомнением хмыкнул:
— Откуда ты знаешь? Может быть, кому-нибудь именно тебя не хватает для счастья? Вот живёт где-то грустный и одинокий человек. Во всех отношениях замечательный, умный, добрый, достойный всяческих благ. Но жизнь у него пока безрадостная и унылая: одна серая бытовуха. И вот Мироздание решило, что надо этому человеку помочь, и послало ему тебя. Такую яркую, весёлую и разноцветную. И всё у вас должно было быть хорошо — любовь, всякие радости и приключения… Счастье, в общем, и полная идиллия. А ты раз — и мимо. Чтобы не привязывался. И вот он увидел мельком, краем глаза, этот цвет, которого в его жизни больше никогда не будет. И даже понять ничего не успел, как цвет махнул хвостом и исчез. — От сочувствия к гипотетическому человеку Крис сделался серьёзен и мрачен, лоб пересекла драматичная складка. — И жизнь человека отныне и навсегда сера и пуста. Он просит у Мироздания помощи, а Мироздание только молчит удивлённо и сочувственно: оно же так старалось, оно же послало человеку спасение! Но спасение отвернулось и решило никого не спасать. Пусть лучше человек всю жизнь мучается и никогда не узнает счастья, чем рискует когда-нибудь это счастье потерять. А глупый человек не ценит этой заботы. И всё рыдает ночами о бессмысленности своей жизни, всё зовёт: «О Мышь, приди!» Но Мышь не придёт. Никогда…
Он ещё продолжал говорить: негромко, прочувствованно, с надрывом, но собеседница уже не слушала.
— Всё, всё, хватит! — она одновременно хохотала и плакала, растроганная трагической импровизацией. — Прекрати немедленно, фигов манипулятор!
Крис послушно замолчал и довольно улыбнулся.
— Вот видишь. А ты говоришь — ничего не лишаются…
Смех Мыши вдруг прервался. Она обернулась и напряжённо замерла, глядя на мужчину, только что вошедшего в «Тихую гавань». Посетитель решительно прошагал к стойке и, казалось, собирался грохнуть по ней огромным кулаком, но под ласковым взглядом Ланы сдержался и просто попросил пива — куда более спокойно, чем можно было ожидать. Тихих слов хозяйки кафе Крис не разобрал. Только увидел, как она, прежде чем достать высокий пивной бокал, положила перед посетителем ярко-жёлтую конфету из узкой стеклянной банки. Поступок казался нелепым, но мужчина вдруг неловко, будто вопреки собственным ожиданиям, улыбнулся, развернул фантик и закинул конфету за щёку.
Мышь снова повернулась к собеседнику. Плечи её расслабились, руки, скомкавшие было салфетку, разжались, хотя взгляд остался тревожным.
— Это кто? — негромко спросил Крис, кивая в сторону нового посетителя.
— Понятия не имею. Просто очень агрессивный и взвинченный человек. Сейчас таких много.
Она поёжилась.
— Хорошо, что здесь эти эмоции долго не живут. Отличное убежище. — Мышь помолчала и вдруг спросила: — Ты знаешь про «Грань возможного»?
— Кто ж про неё не знает… — поморщился Крис.
— Слышал вчера новости? Про финал.
Он покачал головой.
— Не успел ещё. А что там?
— Они объявили Роковой поединок. Между финалистами. По тем же правилам, что полуфинальные сражения: любые приёмы, любое оружие. На старой столичной арене, как в довоенные времена. С трансляцией в прямом эфире.
Крис ошарашено моргнул, но быстро взял себя в руки.
— Бред. Это просто идиотский пиар-ход. Вот увидишь: скоро народ возмутится, и этот Иномирец скажет, что просто неудачно пошутил. Или его посадят за нарушение Закона о неумножении агрессии. Давно пора уже…
— Я тоже думала, что все возмутятся, — вздохнула Мышь. — А на самом деле сейчас весь город бурлит азартом, предвкушением и любопытством. Все уже готовятся болеть за «своего» финалиста. Я как-то давно с папой была на футбольном матче в Миронеже. Вот там был похожий эмоциональный фон, жёсткое деление на своих и чужих, где свои — герои, а чужих нужно порвать на части. Только сейчас ещё сильнее. Как будто игра стала реальностью, и после финала ничего не закончится. Это давно уже висит в воздухе. Что-то неконтролируемое, нечеловеческое. И я боюсь, что ничего не отменят, и что люди действительно готовы на это смотреть. Понимаешь, тысячи людей хотят в прямом эфире увидеть, как один человек убивает другого!