– Я закончил, – объявил Цвейг.
– И что ты выяснил? – спросил, обернувшись, Сириус, но потом, увидев побледневшего Цвейга, забеспокоился. – Ты в порядке?
– Да, все со мной хорошо.
– Итак, что ты можешь сказать? – вернулся к теме Марк.
– Ничего нового, – с сожалением ответил Цвейг, – все тоже самое, что удалось выяснить вам. Она не могла видеть убийцу, тело тоже его «не запомнило», хотя все остальные воспоминания целы, я не смог прочитать, что было после того как девушке нанесли удар, – он обратился к Красавчику. – Возможно, что–нибудь прояснится, если я осмотрю другие тела.
Красавчик водил молодых людей по отделению из одного кабинета в другой, в каждом их встречали люди, не отличавшиеся друг от друга абсолютно ничем, они были одинаково несимпатичны, безрадостны и слабы, в этих людях было что–то неуловимо отталкивающее. Нет, они не были противны, грубы или уродливы. Эти люди казались неживыми – в белых халатах, в масках, перчатках – уставшие, измученные, пустые.
Во второй палате лежала девушка, разорванная в клочья. Пытаясь привести хоть какие–то примеры, Красавчик с огромным сомнением в голосе, сказал, что в документах медики списали эти раны на гигантского медведя, но понимая, что эта версия высосана из пальца, как бы в свое оправдание добавил, что такие ранения не мог нанести человек. В третьей палате лежал мужчина из шестнадцатого отряда, в четвертой палате лежала его напарница, из их воспоминаний Цвейг тоже не смог ничего узнать. Они были убиты так же как и остальные жертвы – со спины, а затем разорваны, некоторые из них были растерзаны животным, другие ножом или мечом, один был расстрелян, его тело практически изрешетили. Изучение памяти жертв ничего не дало, целы были все их воспоминания, но в этих воспоминаниях не было ни секунды, в которой появлялся бы убийца. Выяснить, кто мог совершить такое преступление, не удалось, тогда Цвейг попросил о встрече с выжившим после первого нападения. Немного замявшись, Красавчик вышел из кабинета и, вернувшись через минуты три, объявил, что распорядился, чтобы свидетеля привезли, но придется подождать около получаса, а пока гостям было предложено ознакомиться со всеми материалами дела. Молодые люди согласились, Красавчик привел их в свой кабинет: небольшую комнату, в ней было не очень много мебели, несколько стульев, два стола, стеллаж, заставленный папками и книгами. Почти сразу в комнату вошла полная женщина, которая ранее раздавала халаты, на этот раз она предложила напитки, узнав предпочтения посетителей, она вышла, вернувшись, раздала каждому из отряда по папке с документами и пропала, Красавчику пришлось самому ухаживать за гостями. Атмосфера здесь совершенно отличалась от той, что царила в кабинете Виктора, там сложно было расслабиться, у вошедшего сразу возникало чувство, что он в чем–то провинился и его вызвали «на ковер», в кабинете Красавчика было спокойно и тихо – уютно. Из документов ничего нового отряды не узнали, в основном это были медицинские заключения и свидетельства о смерти, подписанные несколькими врачами и заведующим отделением, которым был некий Елисеев И.Н., как предполагала Лидия этим И. и был Красавчик. От раздумий над тем, что же за имя у Красавчика, Лидию оторвал Сириус, который копошился в бумагах и полушепотом пересчитывал всех жертв настолько безразлично, что Красавчика трясло.
– Итак, сколько же у нас жертв? Номер один, Взбесившийся охранник умер, номер два Иван – первый из семнадцатого отряда выжил, третья, его напарница Аня умерла. Далее, Марта из девятого отряда умерла, напарник Марты – без вести пропал, скорей всего тоже умер, девушка во второй палате – мертва, мужчина и женщина из шестнадцатого отряда мертвы. В итоге у нас, один выживший, один без вести пропавший и шесть убитых, никого не забыл?
Не реагируя на возню Сириуса, Цвейг задал вопрос Елисееву:
– Здесь написано, что в теле жертвы найден яд.
– Да, это заключение после осмотра тела охранника.
– Разве могут быть точные данные, если он сгорел? От него как я понимаю ничего не осталось?
– В самом деле, к нашему приезду он практически весь сгорел, главный свидетель пытался его потушить, но ему это не удалось. Охранника облили странной смесью (которою мы именуем ядом в отчетах) и бензином, видимо для того, чтобы мы не смогли обнаружить яд, но нам это удалось, судя по всему, он и привел к сумасшествию.
– Что за яд?
– Мы столкнулись с такой смесью впервые, – ответил Красавчик.
– Ужас, бедный охранник! – сказала Лидия.
– Да, это ужасно, – он посмотрел на нее оценивающе холодно.
– У нас семь погибших и один пострадавший, – подвел итог Сириус, на протяжении всего разговора между начальником отдела и Цвейгом, он разыскивал на страницах жертв.
Лидия только сейчас поняла, что не сочувствовала искренне этим людям, ничего не чувствовала, говорила слова, которые просто считала уместными, а не те, что ей подсказывали сострадание и жалости. Теперь она поняла, почему Красавчик наблюдал за ней внимательно и оценивающе, он чувствовал, что Лидия не говорила правды, хотя причин врать у нее не было никаких – она не знала этих людей, они были именами и цифрами в отчетах.
– Надеюсь, что это последние жертвы, – постаралась реабилитироваться она.
– Мне тоже хочется в это верить, – согласился Елисеев, – но сомневаюсь, что убийца остановится.
В кабинет вошла полная женщина с докладом, что главного свидетеля привезли. Елисеев не позволил зайти в комнату для допросов всем, с собой он взял только Цвейга, остальные наблюдали, оставаясь за стеклом.
За столом сидел «постаревший добрый мальчик с обгоревшим лицом». Лидии казалось, что он был очень красивым до того, как большая часть его лица покрылась ожогом, вся кожа была странного и неприятного цвета, морщинистая, из незаживающих волдырей сочилась желтая жидкость, она капала как кровь, так что он периодически проводил платком по лицу, чтобы ее смахнуть. У молодого человека был очень уставший вид, около двух лет прошло с тех пор, как его положили в больницу, как же раны до сих пор не зажили? Долго рассматривая свидетеля, Лидия не могла понять, что ее еще смущало в его лице, кроме ожога, к которому она уже привыкла, но потом, приглядевшись, поняла, что у молодого человека не было ни бровей, ни ресниц – конечно, это вполне естественно, если Иван чуть не сгорел заживо, нашла чему удивляться! Когда свидетель заговорил, мускулы на его лице не двигались и не было понятно, где его губы.
Обняв Лидию за плечи, Марк попытался ее успокоить:
– Не смотри на него, лучше закрой глаза и просто послушай.
Лидия кивнула в ответ и закрыла глаза, продолжая внимательно слушать разговор, который вели мужчины за стеклом. Цвейг задавал вопросы, свидетель отвечал то же, что было в отчетах, показания не изменились, голос его хрустел, как битое стекло, которое растирали в пыль – почему–то девушке захотелось плакать, бесконтрольное странное желание плакать не давало никакой возможности сопротивляться, Лидия была рада, что закрыла глаза.
– Охранник что–нибудь говорил вам?
– Нет, ничего.
– Вы уверенны?
– Да, я не помню ничего подобного, – ответил свидетель, – и я надеюсь, что скоро все окончательно забуду.
– Как ты можешь такое говорить? – вмешался Елисеев.
– Я понимаю, что неправ, глава, – обратился юноша к Красавчику, – мне стыдно за такие мысли, но вы не представляете, как невыносимо все время видеть это пламя перед глазами.
– Успокойся, извини меня.
– Ты согласишься на то, чтобы я тебя загипнотизировал? – спросил Цвейг.
– Да, если это поможет найти убийцу, делайте, что нужно, – ответил свидетель.
Ивана положили в другой комнате на кушетку, сначала Цвейг заставил свидетеля вспомнить все то, что его подсознание скрывало, из коротеньких обрывков выяснились некоторые детали. Сгорая охранник, видимо из–за болевого шока, вернулся в сознание, он очень радовался, что умирает и не будет больше представлять собой угрозу окружающим – он невольно убивал, кто–то управлял им, это не мог быть ментальный подселенец, значит, это был психологический контроль. Вторым открытием стало то, что убийцей был низкий мужчина, не отличавшийся большим количеством энергии и не обладающий никакой способностью, как и предполагалось, убийца был не один, его сообщники подожгли охранника, Цвейг решил, что их было трое. Полностью изучив все воспоминания юноши, Цвейг заставил его забыть болезненные переживания.