Пролог

В своем кабинете Виктор собрал трех человек, которые бывали здесь самое большее два раза. Рея сидела в кресле, выпрямившись как струна, Тумин полулежал на диване, Марк стоял, прислонившись к подоконнику, не участвуя в беседе. Он опустил голову, впитывая каждый звук, выглядел как жертва, которая прячется от преследователя, превращаясь в слух и стараясь дышать как можно реже и тише, чтобы не выдать себя.

– Если она, правда, ничего не знает о своей связи с нами, то, когда вернется, будет испытывать нечто похожее на ломку. Но повторяю, я очень сомневаюсь в ее амнезии, – слишком громко поведала свою точку зрения Рея, посмотрев в сторону Марка.

Марк сглотнул, доберман, который лежал у его ног, поднял голову и навострил уши, хозяин сделал жест рукой, и пес спокойно опустил голову.

– Есть вероятность, что она притворяется? – спросил Виктор, по привычке обводя взглядом всех присутствовавших, и остановился на Марке – тот отвернулся к окну.

– Зачем? Это не имеет никакого смысла, не понимаю, отчего ты так думаешь, Рея, – возмутился Тумин.

– Я знаю, что говорю, – твердо ответила она и опять перевела взгляд на Марка, он почувствовал ее пристальное внимание, но не повернулся, а собака подошла к Рее, уткнулась носом в ее ладонь и, через секунду зарычав и презрительно фыркнув на девушку, вернулась на свое место, на что Рея отреагировала звонким смехом.

– Даже если это говоришь ты, нельзя быть на сто процентов уверенными, – с сомнением возразил Тумин, он не мог спорить с девушкой и поэтому за помощью обратился к главе. – Скажи ей, Виктор.

Виктор молчал, опустив подбородок на сложенные руки, он лишь наблюдал, не дождавшись его реакции, Рея раздраженно воскликнула:

– Так и спросите у нее, меня оставьте!

– Что будет, если она не сможет ответить на ваши вопросы? – наконец подал голос Марк, все также, не отрываясь от вида за окном.

– Ничего, – ответил Виктор, – она будет жить в поместье и понемногу вспоминать нас.

– Что она будет чувствовать? – снова спросил Марк.

– Ты хочешь, чтобы я описала эту психоделическую картину? – улыбнулась Рея, скорее радостно, чем иронично.

– Да.

– Она будет очень мучиться, страдая в доме чужих людей, боясь всего и не желая возвращаться в прошлое, – Рея расслабленно откинулась на спинку кресла, казалось, она получала удовольствие, описывая возможные страдания дорогого Марку человека. – Она, скорее всего, испугается, ей будет больно оттого, что она возвращается к прошлому, но больнее оттого, что не хочет вернуться к нему.

– Тогда может стоит оградить девочку от этого? – спросил Тумин тревожно.

– Как ты себе это представляешь? Оставить все как есть? – задал встречный вопрос Виктор.

– Как надо поступить, чтобы не причинить ей боль? – обратился Марк к Рее.

– Никак, но ты можешь помочь, если будешь рядом, – успокоила Рея.

– Рядом? Разве вы пустите меня в свое убежище? – не поверил мужчина.

– Виктор сделает это, ведь правда? – Виктор кивнул в ответ. – Кстати, пусть недельку поживут с тобой в городе – привыкнут друг к другу. – Виктор снова кивнул. – Отлично, поедем домой, Тумин? – потом Рея добавила, снова обращаясь к Марку. – Не переживай. Я сама с ней поговорю, когда придет время. Она будет в порядке.

Часть первая. Убежище

Глава первая. Лидия

Лиза забрала из городской квартиры Лидию и Марка, сообщив, что они направляются в поместье Виктора.

– Проблем со здешним языком у тебя нет? – спросила девушка.

– Нет, чудесным образом я говорю по–русски, – ответила Лидия, которая до недавних пор не знала и слова, – как такое возможно? Что вы сделали?

– Это Лука, – объяснила секретарша, видимо считая, что этой информации должно было хватить.

После этого короткого заявления секретарь замолчала, и на протяжении всего пути не проронила ни слова, Лидия тоже не разговаривала, а Марк, по натуре своей молчаливый, не чувствовал себя дискомфортно в тишине. Дорога из города до нового дома занимала примерно полтора часа. Стояло раннее утро, по дороге почти не встречались машины, на обычно загруженных улицах было свободно. Покинув черту города, молодые люди ехали по трассе. Лидия смотрела в окно, пытаясь отвлечься от волнения, хрипотой подступающего к горлу. Мимо пролетали многоэтажки, они все реже встречались, по дороге за машиной гнались белые полоски, сливаясь в одну большую черту, черный асфальт блестел, напоминая о ночном дожде, который от души пошумел по крышам. Девушка чуть поеживалась, окна были закрыты, но прохладный воздух все равно проникал в салон и, прикасаясь к щекам, оставлял на них легкий румянец. Заговорить не получалось, сейчас могла быть только одна тема для разговора, а именно ее не хотелось затрагивать. Думать о возвращении в семью не хотелось, слишком много боли и горечи приносило одно лишь слово «семья», мысленное упоминание о ней. Это слово за последние годы приобрело для Лидии совершенно другой смысл, семья – любящие люди, мама и папа, теплый и уютный дом, кот, а теперь все это рушилось, в голове всплывали картинки полные боли: кровь на асфальте, больничная палата, две свежие могилы на кладбище, надпись: «Любимым родителям», переезд. После того, как Лидию вырвали из идеальной жизни, с корнем вырвали из счастья, такие фразы, как «возвращение в семью», «настоящая семья», «близкие», «знакомые» вызывали приступ тупой ярости и отвращения, будто скрывали самую большую ложь, будто были самими обидными оскорблениями. Возможно, будь у нее родственники, два чудака не смогли бы сгрести ее в охапку и вывести неизвестно куда. Лидия вернулась к тому, от чего бежала вечность назад и сейчас она, не задумываясь, убежала бы, снова скрылась, спряталась, пытаясь изо всех сил, которые остались, не дать остальным малейшую возможность, отыскать ее. Бежать, бежать, бежать, только теперь она была одна. Не было плана, не было убежища, не было того, с кем, а главное ради кого, хотелось все бросить и спасаться. В этот раз он с ними заодно, что теперь скажешь, что теперь поделаешь… Девушке хотелось как–то выпустить эту боль из груди, хотелось, нет, не выть, а скулить, от того, что нет сил и надежды.

Холодный ветер касался щек и белокурых волос настойчивее и упорней – Лиза приоткрыла окно, пахло не дорогой, не мокрым асфальтом, не лужами, а деревьями, мокрой корой, сладковатый запах размытых до жилок листьев щекотал горло. «Mercedes» чуть проваливался, время от времени продавливая рыхлую землю, они ехали по лесу, наконец, достигли огромного забора из скал, обросших плющом и еще каким–то сорняком, с первого взгляда казалось, что эта граница создана самой природой, и человек не прикладывал никаких сил к ее возведению. Здесь было очень тихо, оглушительно тихо, хотя от человеческого присутствия должны были исходить хоть какие–то звуки, способные развеять тишину, бьющую молотом по барабанным перепонкам. Лиза остановила машину возле огромного валуна, который как электронные ворота отъехал в сторону, открывая путь, подъездная дорога петляла между деревьев. «Mercedes» остановился на небольшом расстоянии от огромного особняка, стоявшего в гуще деревьев и кустов, никому бы и не пришло в голову, что посреди леса может находиться такое большое здание с несколькими пристройками. Стены дома были сложены из белого, но со временем посеревшего камня. Дом старый, немного пугающий и холодный, если бы Лидию не предупредили, что с ней будет жить несколько человек, она бы подумала, что сюда не заглядывали несколько столетий, казалось, на заднем дворе точно должен быть склеп или семейное кладбище с часовней.

Лидия немного волновалась, помедлила выходить из машины. Пока спутник не подал ей руку, она сидела, съежившись, и смотрела на дом перепуганными глазами, как будто он был ожившим чудовищем из ее кошмаров. Девушка не знала никого из тех людей, с которыми ей предстояло жить в одном доме, кроме Марка, постоянно сопровождавшего ее везде, впрочем, то, что он не покидал ее ни на минуту пугало девушку последние две недели не меньше, чем незнакомый мужчина, ждавший ее возле машины. Лиза передала Лидию из рук в руки одному из жильцов дома, кажется, он здесь был главным.