Платье — у старухи в руках. Другое, не ее, но сухое и чистое. Сойдет. Шпага — лежит чуть правее. Раз, два, три!

Одной рукой вырвала из рук женщины одежду, через разворот второй схватила шпагу, воткнув ее в стену так, чтобы никто не помешал ей одеться, но и не смог подойти. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, руки дрожали от страха и ненависти. Дура! Купилась на водные процедуры! Пока она тут голову моет, они убивают Милфорда! Не выйдет!

Взгляд упал на Красную Шапочку. Девочка испуганно таращила на нее свои кукольные глазенки, явно не понимая, что происходит.

— Мне нужно вернуться! Пожалуйста, — Тая умоляюще смотрела на девочку, понимая, что если Шапочка ей не поможет, сама она из лабиринтов этой пещеры не выберется никогда.

Они шли сюда довольно долго, а она, вместо того, чтобы хотя бы попытаться запомнить дорогу, открывала рот на местные красоты! Дура…

— Покажи ей дорогу, Ума, — старуха тихо смеялась.

Смех…Будто падали в парке осенние сухие листья. Этот смех не был зловещим, леденящим душу, коварным или злым. Он был…добродушным, теплым. Даже сочувствующим. И что уж совсем никак не вязалось с ситуацией — одобряющим. Все это девушка почувствовала и услышала, но решила, что разбираться во всем будет потом. Когда убедится, что имперец жив.

— Туда нельзя! Женщины не вмешиваются в дела мужчин, — мама Красной Шапочки попыталась загородить Тае дорогу, но девушка лишь поудобнее перехватила шпагу, давая понять, что при попытке ее остановить, пустит оружие в ход.

Красная Шапочка нахмурилась. Тая испугалась, что ребенок не станет помогать тому, кто угрожает маме, но в этот момент девочка вытащила из кармана плаща небольшое красное яблоко, и бросила его на землю.

Яблочко покатилось, и Тая, каким-то шестым чувством поняв, что нужно делать, бросилась следом. Сказка продолжается! Вот она уже бежит за наливным яблочком, что показывает ей дорогу. Или там был клубок? Может, она все-таки сошла с ума? Очень похоже…

Яблочко катилось быстро, но девушка была еще быстрей! Собрав в кулак всю свою волю и неудобное длинное платье, она неслась, сбивая в кровь босые ноги, сжимая рукоять шпаги до побелевших костяшек, а в голове пойманной в клетку птицей бьется: «Только бы жив! Только был бы жив!».

— Стоять! — маг вытянул вперед руку.

Недд замер, открыв рот.

Самой большой неожиданностью для всех оказался тот факт, что пришлый маг, похоже, боится собственной магии. То, что между соперниками вдруг появился огромный дикий кот и злобно зашипел на Недда, никого особенно не удивило. Договаривались же, что магию в поединке использовать дозволяется. Такого они, конечно, не видели, но ведь маг — чужеземец. А в других мирах какой только магии не бывает! Странно только, что имперец побелел, как снег, палку в сторону отбросил… Может, переборщил со своей магией? И что теперь? Этот зверь всех раздерет в клочья?

Мужчины стали медленно подниматься, передавая друг другу палки, вилы и топоры.

— Эдвард! — Тая, сжимая шпагу, готовая драться с кем угодно, растолкав всех, выскочила вперед.

Мужчины так удивились, что девушке никто не препятствовал. Женщины не вмешиваются в дела мужчин. Это — закон. По крайней мере, у них…

— Успокойся, — Милфорд старался, чтобы его голос звучал мягко. — Мне никто не причинит вреда. И тебе тоже. Успокойся! Дыши. Дыши и позови его.

— А ну иди сюда! Живо! — Тая смотрела на Недда, приняв боевую стойку…

— Не его! — Милфорд приложил все усилия, чтобы не улыбнуться, — Тая! Позови Анук-Чи!

Только сейчас она заметила, что между Эдвардом и парнем с палкой стоял ее манул. Кот шипел, от шерсти белыми искрами шли волны такой силы, что все, кроме нее, уже еле держались на ногах.

— Иди сюда, слышишь? Иди ко мне, — она присела на корточки, положила шпагу, и вдруг почувствовала, как же она любит своего снежного зверя!

Манул медленно обернулся и пошел к ней.

— Молодец! Спас Эдварда…Спасибо! — она уткнулась на прощание в холодный туман исчезающего призрака, а потом, не помня себя от счастья, бросилась к имперцу.

Они целовались, не обращая внимания на то, что были в другом мире, и что кругом стоят, покашливая и сжимая палки, вилы и топоры мужчины, выглядывает из-за дерева Красная Шапочка, улыбается инкогнито присутствующий в собственном государстве король, а красное яблочко катится себе дальше, туда, где в сером пепле песка тонул горизонт.

…

Арвину хотелось, чтобы этот день поскорее закончился. Его никто как будто бы и не замечал, лишь внимательный, буравящий душу взгляд черных, как ночь глаз старухи иногда останавливался на его лице.

Остальные… Нет, это невозможно! Какой-то ночной кошмар. Эти люди… Все эти люди. Именно их, ни в чем не повинных, тех, что сегодня делились с ним кровом и едой, он приговаривал когда-то к сожжению на костре. Безжалостной, мучительной смерти за то, что у них были магические способности. Нет, он никогда не был любителем зрелищ. Крики осужденного. Вой матерей. Все это отзывалось в нем болью, но он верил! Верил в то, что вершит правосудие! Как он мог? Где была его душа? Почему он не усомнился? Почему не предпринял усилий, чтобы докопаться до правды?

Арвин знал ответ. Знал, но боялся себе в этом признаться. Чувство вины разливалось по телу, плескалось чудовищной болью в голове…

Он просто не хотел ничего знать! Так было проще. Зачем идти против могущества системы? Он — король. Его жена — прекраснейшая из женщин, дети — чистые ангелочки. Даррин и Элеонора. Все хорошо. Все счастливы…

Как он мог? Он, отец, как он мог не задуматься о том, за что другие должны терять своих родных дочерей и сыновей? Почему не представлял себя на их месте? Почему?

Да потому что знал! Знал, что ему это не грозит! Он же король! Славный Арвин!

«Вернется славный Арвин, песком в страну гоним…»

Простые слова, простая мелодия. Песенка вертелась на языке с того самого мгновения, как он ее услышал. И с того самого момента она сводила его с ума! Весь день! День, который, наконец, закончился.

Ему просто надо заснуть. Он провалится в сон и забудет, наконец, эту песенку!

Здесь, под землей, было тихо. Тихо и тепло. Пахло хвоей, смолой, дымом костра от одежды, грибами и яблоками. Наверное, где-то тут хранили запасы еды. Король свернул плащ, подложил под голову, и изо всех сил зажмурился, умоляя сон сжалиться и прийти на помощь.

Во сне Арвин видел цветущий луг, залитый солнцем! Легкий ветерок качал полевые цветы. И никакого песка! Маленькая девочка бежала ему навстречу. Белое платье, золотая корона в золотых волосах. Принцесса! Его маленькая принцесса! Доченька, Элеонора! Беги сюда! Беги к папе!

Дочка бежит, и от ее звонкого смеха солнце светит еще ярче! Ее голосок, как хрустальный колокольчик, поет какую-то песенку…

— Нет! — Арвин резко сел, проснувшись от собственных криков.

Больше заснуть он не смог. Просто лежал, стараясь успокоить дыхание. Сколько времени он так лежал? Он не знал. Было тихо. Тихо и темно. Пахло грибами и яблоками…

— Привет! — раздался над ним детский голос. — Ты спишь?

— Нет, — почему-то не соврал Арвин.

Здесь, под землей был не то, чтобы город. Нет. Просто большое количество закутков, где можно было спрятаться от вездесущего песка. От этого тихого, выворачивающего душу хруста под ногами.

Девочка, та, что утром вышла из леса к их костру, стояла рядом. Глаза Арвина привыкли к темноте настолько, что он отчетливо различал ее бледное личико:

— А меня сейчас мама искать будет. Она плачет часто. И сердится на меня за что-то. Ты не знаешь, за что?

— Думаю, она просто беспокоится. Переживает.