А уж потом Вильгельм и себе подручных находил, правда, каждого из оных согласовывал со мной. Критерии же отбора были не то чтобы очень жёсткие, но жёсткие разумно. Откровенная шушера не требовалась, безумцы тем паче, равно как и религиозно озабоченные. Я нуждался в тех, кто мог нормально воспринимать новые подходы к науке, не крестясь поминутно и не объявляя знания "дьявольскими кознями". Для этого больше всего подходили те самые алхимики, которые и без того одной своей принадлежностью к сей "социальной группе" ставили себя на грань, а порой и за грань местных законов. И уж чего-чего, а излишней религиозности там сроду не водилось. Ведь какая была основная цель алхимиков? Получение философского камня, который. как всем известно, должен быть даровать два результата: золото из свинца и напиток бессмертия. Бессмертие же, полученное для тела, оно фундаментально противоречило церковной идеологии. Получалось, что алхимики почти все уже по одной своей сути проходили тест на здравомыслие и отсутствие мракобесия..

Работа с Гортенхельцем… сложилась. Почуяв, что я не сынок влиятельного папы, а более чем понимаю в научных делах, немец, получивший роскошную лабораторию, шикарное по его меркам финансирование и возможность творить, окончательно перестал задирать нос и впрягся в работу. И его совершенно не заботило то, что направление творчества указывалось исключительно мной.

Медицина! Вот что было важнее всего прочего. Меня ни разу не прельщало загнуться от какой-нибудь плёвой по меркам моего времени болячки, тут представляющей собой воистину смертельную угрозу. И самыми первоочередными задачами, которые следовало решить, и можно было это сделать в довольно краткие сроки, являлись: отсутствие дезинфекции при лечении ран и особенно проведении операций, отсутствие нормальных болеутоляющих и наркоза, а также вакцинация против оспы. Вот этим я и озаботился за прошедшее время.

Наркоз? А что тут изобретать велосипед, если материал не просто есть, но и применяется, пусть и не так. как оно требуется. Это, если что, про опий, который и в это время любили курить ловцы кайфа, выжигающие себе мозги сей ядрёной отравой. Разумеется, никаких инъекций, пока на такое замахиваться не стоило, но вот соорудить спиртовой раствор опийной настойки было более чем реально.

Соорудили, при этом заодно составив таблицу расчёта дозировки, исходя из массы тела пациента и конкретных случаев. Более того, не раз успели проверить, погружая в забытье тех, кто, будучи в сознании, вряд ли перенёс бы операцию, померев от банального болевого шока.

Про дезинфекцию инструментов, бинтов и рук проводящего лечение врача и говорить нечего — тут в принципе особых проблем возникнуть не могло. Ну, кроме косности человеческой и инерции мышления. Только дело в том, что пока это было лишь опытами, единичными случаями. Было несколько врачей в Риме, которым я просто приказал врачевать пациентов именно так и никак иначе. В противном случае каждого из эскулапов ожидали большие проблемы, причём каждого свои, по вполне реальным их прегрешениям, за которые могли и повесить. В общем, слушались как миленькие, используя кипячение бинтов с последующим хранением в запечатанной воском упаковке, тщательное мытьё рук перед работой и последующее протирание их спиртом, равно как и пациента в области раны. Что характерно, смертность и тем более осложнения у экспериментальных партий больных резко пошли на убыль.

Зато оспа… тут следовало быть очень и очень осторожным, к тому же самому и близко не подходить к этой заразе до получения рабочей вакцины. Привычка с детства читать много и разное позволила запомнить, что было два способа вакцинации — рискованный и нормальный. Само собой разумеется, второй привлекал куда больше.

Известная с древних времён вариоляция, описанная ещё Ар-Рази и Авиценной, и вакцинация. Первая могла привести к смерти прививаемого, пусть и ориентировочно в трёх-пяти процентах случаев, а также иногда, хоть и довольно редко, не страховала от повторного заражения оспой. Надо ли оно мне было, играть в "русскую рулетку" со смертью? Конечно же нет.

Зато была вакцинация, по сути схожая с вариоляцией, но за вычетом одного маленького нюанса. То же самое прививание здоровому человеческому организму нескольких "нитей" ткани из оспенной "язвы", иначе пустулы, но не человеческой, а… коровьей или лошадиной. До понимания близкой связи оспы коровьей и человеческой дошли лишь в конце XVIII века, тогда же были проведены и соответствующие опыты. Успешные! Прививание коровьей оспой давало иммунитет к натуральной, да к тому же смертность от прививок отсутствовала и повторные заражения не наблюдались.

Грешно было не воспользоваться опытом веков грядущих в собственных целях. Вот я и того, воспользовался, приказав парочке помощников Гортенхельца найти в окрестностях Рима больных оспой коров и использовать поражённую болезнью ткань для прививания человеку. Добровольцев, понятное дело, найти было бы сложновато, зато имелись мавританские рабы, которых спрашивать точно никто не собирался. Им это и прививали. А затем, выждав некоторое время, привили человеческую оспу. И она, как и следовало ожидать, не вызвала никакого эффекта. Именно это было в доставленном от помощников Вильгельма сообщении, которое я и прочитал.

— Замечательно! Как и предполагалось, две разные болезни, у людей и коров, оказались родственными, — произнёс я не для себя, а для Бьянки и Гортенхельца. — Более того, неестественное заражение коровьей оспой защищает от заражения той, что у людей. Выждем ещё немного и…

— И что?

— Защитим от этой угрозы самих себя и всё окружение, само собой разумеется. Чтобы никто не сомневался, я буду в числе первых.

— Опыты убедительны, — процедил Вильгельм, но его аж перекосило от застарелого и естественного для этого времени страха перед этой болезнью. — Я… готов пойти на такое.

Моранца кивнула, соглашаясь. Верит она мне с некоторых пор, чего уж скрывать. А страх перед многим у неё давненько перегорел, оставшись лишь перед… известно какой областью. В других же — нет, шалишь.

— Но осмелюсь предупредить Ваше Преосвященство, — придавая своим словам предельно официальный тон, вновь заговорил алхимик. — Очень многие будут всеми силами уклоняться от этого действа. Возможны разные действия со стороны тех, кого вы, руководствуясь несомненно добрыми намерениями, захотите защитить от болезни.

Правильное предупреждение… для Чезаре Борджиа, каталонского аристократа. Зато наёмному убийце по прозвищу Кардинал, родившемуся во второй половине XX века, и без предупреждений очевидно, что облагодетельствовать людей против их воли — то ещё занятие, радующее лишь склонных к мазохизму идеалистов.

— Всё по доброй воле, Вильгельм. Кто хочет помирать от оспы в то время, когда другим она в принципе не грозит, используя молитвы вместо действенного лекарства… Это их проблемы, а не мои. Дуракам и бог жить не велел. Умные же, увидев, что предложенное лечение действенно, сами обратятся к тебе или другим, кто будет это делать.

— Слухи всё равно поползут. О колдовстве.

— Понимаю, тебе это знакомо. Только тявкать на кардинала открыто мало кто осмелится. А подобные Савонароле… Когда его казнят у всех на виду, заодно с самыми значимыми последователями, другие бесноватые сильно задумаются, прежде чем идти по тому же пути, выдавая себя за пророков, святых и прочих.

Алхимик лишь тяжко вздыхал, не возражая, потому как хотел в это верить, но и не спеша соглашаться, будучи сильно пуганым в недавнем и не только прошлом. Понимаю его, успел уже собственными глазами увидеть силу местного мракобесия, источником которого были даже не князья церкви, в большинстве вполне адекватные, а бесноватая шваль из Орденов вроде доминиканского. Монахи, а точнее исповедуемая ими идеология, вообще являлись главной проблемой, которую предстояло решать. Хорошо ещё, что не в ближней и даже не в среднесрочной перспективе.

— Это будет… великое достижение, — с нотками явного восхищения в голосе произнесла Моранца, имея в виду средство от оспы. — Одна из двух жутких болезней вдруг возьмёт и станет безопасной.