– Да он вообще не женат, – удивленно ответила Светлана Игнатьевна, отрываясь от пирожного. – Что, понравился? – тут же улыбнулась она понимающе. – На него многие заглядываются. Даже беременные.
– А он на них?
– На кого? – еще более удивленно спросила Светлана Игнатьевна.
– На беременных, – не моргнув глазом, ответила Женя.
– Да господь с тобой! Они же беременные! К тому же пациентки. Жень, ты чего? – совсем забыла про пирожные Светлана Игнатьевна и с недоумением посмотрела на Женю.
– Да просто я на днях видела, как он с одной беременной общался, даже подумала, что это его жена.
– Да ну, ерунда какая! – отмахнулась от журналистки акушерка. – Ну, кому захочется с чужой беременной женой заигрывать? Хотя, конечно, – каким-то заговорщицким тоном проговорила Светлана Игнатьевна, – бывают такие мужики, которые от беременных баб ну просто тащатся! Ну, пунктик у них такой, – покрутила она пальцем у виска. – Но Дмитрий-то Александрович вполне адекватный, он у нас не один год уже работает, мы бы заметили.
– М-м, м-м, – покивала Женя, но слова Светланы Игнатьевны ей в голову запали. – Скажите, а как часто младенцы умирают при родах, ну или сразу же после? – родился в Жениной светлой голове очередной спонтанный вопрос.
– Умирают? – снова удивилась Светлана Игнатьевна. – Да как вам сказать? Единая статистика, как раньше, не ведется, но в целом по стране показатели выше, чем в развитых европейских странах, причем в разы. В Петербурге ситуация наиболее благополучная по стране. Все же у нас и реанимация, и реабилитационные центры, и роддомов хватает, и специалисты квалифицированные, не то что в каком-нибудь поселке на краю света. В нашем вот роддоме уже больше года таких случаев не было. – Светлана Игнатьевна плюнула через плечо и постучала кулаком по столешнице.
– Как не было? – замерла с чашкой в руках Женя. – А совсем недавно, у знакомой моей, она у вас рожала, Елена Матвеева? У нее мальчик родился и сразу после родов умер.
– У Матвеевой ребенок умер? – недобро нахмурилась Светлана Игнатьевна. – Нет. Вы что-то путаете. У нас определенно никто не умирал. Возможно, уже после выписки?
– Она сказала, что ребенок умер, едва родившись, без всякой причины, вроде бы это синдром какой-то необъяснимой младенческой смерти, – запинаясь от собственной неуверенности, проговорила Женя, пытаясь вспомнить, что точно говорила Лена. И никак не могла. Раньше она была твердо уверена, что младенец умер в роддоме, но тогда бы Светлана Игнатьевна знала?
– Да, такое случается, – тяжело вздохнув, покивала Светлана Игнатьевна. – Как правило, в возрасте от одного месяца до четырех. Никаких симптомов, никаких логических объяснений. Чаще всего такое происходит во сне.
– Да? – переспросила Женя, пытаясь что-то сообразить. – Но ему еще не было месяца, только неделя, может, две.
– Вы же говорили, что он умер в роддоме? – как-то сердито встрепенулась акушерка, вероятно, обидевшись на то, что Женя бездумно бросила тень на их медицинское заведение.
– Мне так показалось, а про две недели я сказала, потому что со знакомой этой встретилась недели через две после ее выписки, – поспешила объясниться девушка, совершенно не желавшая ссориться с акушеркой.
– Так уточните у нее, где умер ребенок, – посоветовала та.
– Не могу. Она погибла несколько дней назад. Ее какой-то наркоман из-за очередной дозы убил в собственном подъезде, – проговорила, внутренне поежившись, Женя.
– Ужас! – выдохнула Светлана Игнатьевна. – Вот бедолага! – Она покачала головой и добавила: – Зато теперь она уж точно вместе со своим ребеночком, наверное, пожалел Господь.
Жене очень захотелось ей поверить.
А когда она увидела в коридоре спешащего по делам такого симпатичного, благополучного, деловитого доктора Синельникова, то не удержалась и, бросившись к нему наперерез, с ходу огорошила вопросом.
– А вы знаете, что Лена Матвеева умерла?
– Что? – дернулся от неожиданности доктор. Глаза его мгновенно потемнели, и он, сглотнув появившийся откуда-то в горле комок, просто кивнул. Но потом, вероятно оправившись от неожиданности, всмотрелся в Женьку, собрался с мыслями и, сосредоточенно сведя брови к переносице, спросил запинаясь:
– А вы кто такая? Мы разве знакомы?
– С вами нет. Я подруга Лены. Она показывала мне вас несколько недель назад, еще до родов. – Доктор еще больше побледнел, а глаза его стали почти черными. Вероятно, Женя за пару минут разговора успела пройтись по его самым болевым точкам, как то: гибель Лены и смерть их новорожденного сына.
– Она специально приводила вас в роддом, чтобы показать меня? – спросил он какую-то глупость, и было видно по его лицу, что он вообще как-то плохо понимает, о чем ему говорить с Женькой и что делать.
– Нет. Я тут по делам была, случайно встретились, – неохотно пояснила она, а потом снова набросилась, чуть ли не тыча в доктора пальцем. – А когда похороны, вы знаете?
– Ну да. Послезавтра, в половине первого встречаемся в морге, а оттуда на кладбище, – так же заторможенно ответил ей Дмитрий Александрович.
– И вы пойдете? – тем же менторским тоном продолжила допрос Женька.
– Ну да, конечно, – кивнул он. – А вы?
– Тоже, – припечатала девушка.
Так она пошла на похороны. Одной идти на такое мероприятие ей было жутковато и неловко, и она сперва уговорила Лизу, отличавшуюся невероятно добрым сердцем и покладистым нравом, а потом Ольгу, нрав имевшую непреклонный, а насчет сердца у Жени и вовсе были сомнения, есть ли оно?
Но вот прошли похороны, Женя перестала так часто бывать в роддоме, и поглощенная новыми делами и заботами, стала забывать и о Лене, и о ее докторе. И возможно, никогда бы о них не вспомнила, если бы не случайная встреча.
Хотя нет. Сперва был звонок из роддома.
– Евгения Викторовна? Из третьего роддома вас беспокоят, Светлана Игнатьевна, – раздался в трубке официальный строгий голос. – Я звоню по поводу вашей покойной подруги, Матвеевой Елены Борисовны. Я подняла ее карточку. Ребенок родился здоровый, мальчик, три шестьсот, восемь и девять баллов по шкале Апгар. Родила сама. Ребенок выписался здоровым. – Последнее предложение она произнесла максимально раздельно. По слогам.
– Спасибо, – растерянно проговорила Женя. – А какого числа она выписывалась? – вдруг спохватилась журналистка, которой неожиданно вспомнился тот самый день, когда она видела Лену выходящей из роддома, похудевшую и без ребенка.
– Сейчас посмотрю, – пообещала Светлана Игнатьевна и через минуту сообщила: – Двенадцатого числа. Все по графику.
– А роды кто принимал? Синельников? – Уже другим, полным скрытого сарказма тоном спросила Женя.
– Совершенно верно. У вас к нему вопросы? – с едва уловимой ноткой язвительности уточнила акушерка. Все-таки обиделась, поняла девушка.
– Нет, никаких, просто уточнила. Спасибо вам большое. Наверное, я сразу что-то неправильно поняла, – прощаясь, поблагодарила акушерку Женя. И закончив разговор, крепко задумалась.
Ей стоило немалого труда восстановить в памяти подробную картину последнего месяца и точно вспомнить, какого числа она видела Лену выходящей из роддома, и по всем Жениным расчетам получалось, что число было именно двенадцатое.
История выходила какая-то непонятная. Лена рожает ребенка, роды принимает отец ребенка, оба заинтересованные в благополучном исходе дела люди. Ребенок рождается здоровым, по документам его выписывают из роддома вместе с матерью. А фактически Лена покидает роддом одна. Потом сообщает Жене, что ребенок умер вскоре после родов. Что здесь не так и кто врет? Кто и зачем?
Однозначно не Лена. Или все-таки Лена? Тогда зачем? Женя сидела в своей каморке в редакции, которую ее начальство гордо называло «кабинетом», и остановившимися глазами смотрела в белый прямоугольник двери. Кабинет был очень узким и длинным, позади окно, впереди дверь, посередине стол, за который с трудом протискивалась даже такая худосочная особа, как Женя. Журналистка Потапова предпочитала сидеть лицом к двери. Вероятно, в ней срабатывал инстинкт самосохранения. Со стороны окна успешная, восходящая звезда телеканала нападения не ожидала, а вот со стороны дверей… Коридоры редакции кишели амбициозными, завистливыми, энергичными, неразборчивыми в средствах, жаждущими славы и денег коллегами, большинство из которых спали и видели, как бы ее подсидеть, подставить, придушить, задавить и занять ее место.
