Отакчан уловил в голосе сестры злые нотки. Он далее спросил:

– А тогда откуда твой достает водку?

– Есть тут несколько точек, которые ночами торгуют водкой. Люди последнее отдают за водку. Эти торговые точки грызутся между собой из-за покупателей. Там свои разборки. Все шито-крыто. Не думай, что кто-то выдаст. На самом деле все знают, у кого эти ночные точки, но все делают вид, что не знают. Просто беда, – женщина тяжело вздохнула.

Отакчан задумался. Вынул трубку и закурил. «Что происходит с сородичами? Их словно подменили за короткое время. Бывало, и раньше пили. Но тогда знали, когда и сколько пить. Исправно трудились. Не лодырничали. Беда, ох большая беда, когда все пьют. Так можно и свое будущее пропить…» – сокрушался в душе Отакчан. Ему жалко сестру. Совсем обеднели.

– Мавра, почта работает?

– Работает. Хоть она не дает нам падать духом. Без нее не знаю, как бы мы жили.

– А Сэмэкэ как поживает?

– Что с ним сделается, неплохо живет. Правда, давно не видела его.

…Попив чаю, еще раз покурил. Потом встал и пошел к выходу.

– Мавра, я скоро вернусь.

Оставшись одна, женщина пригорюнилась. «Вот старший брат приехал. Я так рада. Ведь мог погибнуть. Врачи спасли. Чем же я его попотчую? В магазин пойти, что ли? Хоть несколько банок рыбных консервов в долг попрошу. Неудобно перед братом. Ей-богу, неудобно… Где я его уложу спать? Изба тесная. Но ничего, как-нибудь поместимся. Лишь бы муж пьяным не заявился…»

Мавра принялась подметать пол. Тихо приоткрылась дверь. Зашел Отакчан.

– На почте был. Ты была права, она работает. Возьми вот это, Мавра.

– Это что ты мне даешь, ака?

– Пенсию получил. Возьми, не стесняйся. Купи что-нибудь в магазине.

– Спасибо, ака. В самом деле сбегаю в магазин, – по-детски обрадовалась сестра, глаза заблестели, будто помолодела даже.

– А я пойду проведаю друга детства. Говорю про Сэмэкэ.

Дед Отакчан любуется оленьим стадом. Его взор ласкают оленьи рога. У самцов рога растут быстрее, чем у остальных оленей: упряжных, верховых, важенок, молодняка. По ним легко можно определить состояние стада. Рога можно сравнить с обыкновенным зеркалом, в котором отражается лик человека, когда он смотрится в него. Там все видно. То же самое с рогами оленей. Когда видишь оленя с красивыми ветвистыми рогами, можешь не сомневаться, что перед тобой не подверженный болезням здоровый олень. У такого оленя все ветви симметрично одинаковы на обоих рогах. Отакчан за свою долгую жизнь это хорошо усвоил. Он всегда настоятельно просит, чтобы без надобности не рубили рога. Нутром чувствует, что все жизненные силы оленя сосредоточены в рогах. Вот что значит житейский опыт.

«Рога у самцов не трогайте. Нельзя их резать. В этих рогах кроется будущее здоровое потомство. Когда-нибудь вспомните мои слова», – настаивает он при каждом удобном случае.

В пору роста рогов у оленей Отакчан советует, чтобы оленеводы пока воздерживались от ловли их арканами. В это время неокрепшие рога легко ранимы, неосторожными действиями можно сломать их. Много крови, так нужной и полезной для организма, теряет тогда олень. Поэтому верховых и вьючных оленей лучше и удобнее заманивать солью. Олени с охотой лакомятся ею.

Сегодня Отакчан пасет стадо с Виктором. Ему по душе молодой оленевод. У него ровный характер, толковая голова. Прежде чем что-то сказать, он сперва подумает. Это свойство характера во многом придает ему больше степенности. Он сам-то, возможно, не замечает этого. Но сородичи прислушиваются к его голосу. Даже Айчима с его заносчивым характером слушает Виктора.

…Стадо разбрелось по широкой долине речки Буркат. Олени не спеша пасутся. Зелени сколько угодно. Торопиться некуда, потому, видать, они с особым удовольствием поедают сочную листву тальников.

Отакчан с Виктором сидят на бугорке. Чувствуется, что земля оттаяла, можно сидеть на ней. Здесь же коротенькие кроны ягоды умтичан-шикши округлыми ковриками стелются по земле. Прошлогодние ягодки, как черные бусинки, заманчиво блестят на солнце. Умтичан – самая живучая из всех ягод, какие растут на Севере. Она под толщей зимнего снега не замерзает, весеннее солнце встречает живой. Рядом появляются блеклые плоды новых ягод.

Отакчан сидит и молча с умиротворением сосет трубку, втягивая в грудь табачный дым. А вот Виктор собирает в ладонь ягоды-бусинки и по мере того, как ладонь наполнится, с умилением опрокидывает большую горсть умтичана в рот и с хрустом жует.

– Ты чем там хрустишь, как абага? – подал голос Отакчан.

– Вон сколько ягод, дед. Вкуснятина такая, – живо отзывается парень.

– По весне только абага балуется умтичаном. Он голоден, потому для него это спасение. Ты поосторожнее, как бы желудок не расстроился.

– Ничего. Не волнуйся, дед. Зато желудок промоется, – смеется Виктор.

– А ты посмотри на себя, на кого стал похож.

Взглянул Виктор на свои руки. Они были синие, как будто измазаны чернилами.

– Губы и зубы тоже синие. Хоть бы прополоскал, – продолжил дед.

Виктор молча зашагал к ручейку. Нагнулся, чтобы руки помыть. Из зеркальной глади воды на него глянула безобразная испачканная рожа, губы и зубы черные. «Неужели это я? – усмехаясь подумал он. Поневоле залюбовался чистотой горной речки. – Вот где наше спасение от всяких напастей, наша отрада».

…Я в детстве тундровом еще застал

картины первородные, когда

стада, казалось, затмевали свет

качающейся порослью рогов,

где норовило солнце затонуть,

но выплывало, чтобы на рогах

оленьих мягким золотом сиять.

То чудо не забудешь никогда:

из поколения в поколение им ребенок

восхищался, ощутив

веков и дней связующую нить –

сообщество

оленей и людей… [21]

Конец весны и раннее лето – золотое время на Крайнем Севере. Природа стремительно пробуждается и преображается с необычайной силой. Быстро набухающая тайга наполняется всевозможными нежными ароматами, радующим сердце пением птиц. Кругом светло и тепло. Белые ночи вступают в свои права. Человеку от души хочется, чтобы такое благо продолжалось как можно дольше. Но всему есть предел. На свете не бывает невероятных и вечных чудес. Все меняется. Природа-мать по своим таинственным и неотступным законам все распределяет сама. Она несет на землю и хорошее, и плохое. Если бы все всегда было хорошо и гладко, не было бы проблем и трудностей, жизнь потеряла бы свою прелесть и неповторимость. Все живое, включая человека, в некотором роде эгоистично, желая почивать только на прекрасном, вечно светлом. Но такого не бывает. После незабываемой прекрасной поры, как некая альтернатива, наступает пора хаоса в природе…

Так в одно прекрасное утро все переворачивается вверх дном, вчерашнее состояние блаженства мигом улетучивается. Настают ужасные, удручающие дни и ночи. Во всем виноваты комары. Неизвестно откуда вдруг черной тучей налетает эта неведомая страшная сила, заполняя собой все пространство вокруг. В тайге не остается ни клочка земли, свободного от них.

Комары, эти ненасытные твари, ни перед чем не останавливаются. Дико издавая надоедливый монотонный пискливый звук, лезут во все дыры. Нет никакой силы, способной противостоять им. Ученые доказывают, что в мире существуют три тысячи разновидностей комаров. Есть ли от них хоть какая-то мало-мальская польза? Скорее всего, нет. Разве только дед Отакчан на этот счет имеет свое устойчивое мнение. Как он считает, комары защищают Север от нежелательных пришельцев, быстро отнимая у тех всякую охоту поживиться на Севере. Возможно, дед по-своему прав. Нынче сильно расплодилось бродяжничество по бывшим золотым приискам. Бродяги эти не всегда имели такое обличье. В свое время они были классными специалистами, рабочими высокой квалификации. После развала Союза позакрывались золотые прииски. Мертвая, как на погосте, тишина воцарилась в закрытых рабочих поселках. В советское время в них жизнь кипела и била ключом. В чем провинились эти прииски и рабочие поселки? Может быть, те, кто много кричал о демократии, поиграли на чувствах защитников окружающей среды, потому быстро превратили Север в безмолвие? В последние годы советского периода пошла мода критиковать власть за загрязнение окружающей природной среды. Многие из демократов на волне такой критики нашли себе теплые места. А теперь по заброшенным приискам бродят тени… Они знают сезонный характер комариного нашествия. Они не уходят. Спасаются в заброшенных избах. Многие из этих изб хорошо сохранились. Почему бы не пожить в них? Такая жизнь порождает браконьерство. Бродяги убедились в том, что после закрытия рабочих поселков в тех местностях появилась всякая живность: медведи в лесных урманах, близ озер и прочих водоемов в тенистых березовых и тополиных рощах сохатые, в отрогах труднопроходимых хребтов снежные бараны, много лисиц и соболей – и удачно охотятся на них. Полученную продукцию сбывают на городских и районных рынках. Они наконец нашли для себя хоть какое-то занятие, пусть временное, но все же свое дело. Плохо то, что за ними на бросовую охоту массово бросились оголтелые браконьеры на современных вездеходах-внедорожниках, на вертолетах. Они все из числа состоятельных чиновников.