– А почему так долго не возвращался, дед? Что случилось?
– Да абага надумал было напасть на важенок и телят.
– А где он, абага-то?! – у Виктора в глазах загорелся огонек охотничьего азарта.
– Целый день стояли друг против друга. Я костром, дымком отпугиваю его, а он то уйдет назад и ложится, то поднимется и с ревом идет ко мне. Знает, что мешаю ему. За моей спиной оленята.
– А где он сейчас? – в руках у Виктора карабин. Парень внимательно осматривается вокруг.
– Ушел недавно. Однако учуял, как ты приближаешься.
– Может, пальнуть из карабина в воздух, дед?
– Зачем? Важенок вспугнешь. Может, в это самое время запоздавшие важенки телятся. Не надо стрелять.
– Тогда я поеду за медведем. По снегу догоню без труда.
– Давай вдвоем поедем. Но прежде костры обновим, чтоб больше дыма было, – предложил Отакчан.
Так и поступили. В трех местах развели костер. А сами, разговаривая, поехали по медвежьим следам. Было светло. Медведь, если даже проявит агрессивность, незамеченным не останется. Природная осторожность не позволит ему действовать безрассудно. Он хитер и умен, потому безропотно уходил от погони.
* * *
– Айчима, опасный сосед далеко не уйдет. Он теперь знает, где может найти себе трапезу. Вернется он, – после того, как опорожнил пару кружек чаю, степенно заговорил дед Отакчан.
– Что будем делать? – Айчима пристально посмотрел на старика.
– Нужно организовать круглосуточное дежурство, – после некоторого раздумья проговорил дед Отакчан.
– А как долго ехали по следам медведя? – Айчима спросил у Виктора.
– Абага, как показывают его следы, сначала кружил, затем уходил, поворачивал то налево, то направо. Снова возвращался. В двух местах отлеживался, видно, прислушивался. Он же зверь предусмотрительный и осторожный.
– Стало быть, не хотел уходить, – добродушно заулыбался бригадир.
– Вот именно. Потом, видно, учуял, что мы едем по его следам. По подножью горы, по оврагам шастал. Потом резко ушел, не останавливаясь, – Виктор ловкими движениями пальцев рук подтверждал свои слова. У него это получается.
– Он хитрее нас. Без подготовки преследовать его – пустая трата времени и верховым оленям излишняя нагрузка, – Айчима взглянул на деда, будто спрашивая, верно ли говорит.
– Вернется он. Вот увидите, – откликнулся Отакчан на слова Айчимы.
– Тогда надо объявить ему войну. Организуем облаву, пока снег не растаял, – воодушевляясь, сказал Айчима, известный своей легкостью на дела, требующие быстрых действий.
– Ты хочешь его убить? – ни на кого не глядя, спросил дед.
– Мы должны обезопасить новорожденных оленят от хищника. Только так. Другого способа не вижу. К тому же зачем с ним церемониться, дед?
– Голодный по весне зверь примет твой вызов. Это однозначно, – вроде соглашаясь с аргументами Айчимы, ответил дед Отакчан.
– Нам этого и надо. Я согласен с тобой, дед.
– С одним карабином повоюем? – Виктор посмотрел на Айчиму, как бы сомневаясь.
– Все зависит от нашей сноровки и умения выследить зверя, – Айчима беззаботно хохотнул. – Один охотничий карабин тоже сила.
На некоторое время в палатке воцарилась тишина. Каждый, казалось, думал о своем.
– Абага, как почует, что за ним охотимся, начнет действовать назло нам, – первым нарушил тишину дед Отакчан.
– Каким образом? Устроит нам засаду? – быстро спросил Айчима. Судя по его быстрой реакции, он сидел и думал только о медведе.
– Говорят, когда надо, он стелется по земле. Не увидишь, проедешь мимо, а он сзади нападет, – заговорил Виктор. – Я много слышал таких баек.
– Не спорю. Он способен на это, – Айчима вроде согласился с Виктором, но смотрел он на деда, с невозмутимым видом сосущего трубку. Видно было, как он жаждет услышать мнение деда Отакчана. Тот, будто нарочно, молча дымил трубкой, но спиной чувствовал, чего от него ждет Айчима.
Кирилка примостился рядом с Айчимой и весь превратился в слух. Ему интересно слушать разговор взрослых об абаге – самом страшном на Севере хищнике. Ему хочется его увидеть, с другой стороны, боязно.
– Абага больше опасен для отельного стада. Он начнет гоняться за важенками. А те, когда с испугу массой помчатся, могут затоптать слабеньких оленят. Стадо тогда понесет потери. По-моему, чем тратить время в погоне за абагой, лучше круглосуточно установить дежурство. Скоро важенки все отелятся, – дед Отакчан говорил медленно и рассудительно. При этом он, по своему обыкновению, ни на кого не глядел. Казалось, его не заботило, слушают ли то, что он говорит или не слушают.
– Тоже верно. А как ты думаешь, Виктор? – Айчима посмотрел на Виктора.
– Я согласен с тем, что сказал дед.
– Деду жалко убивать медведя, – тихо засмеялся Айчима.
Дед Отакчан пропустил мимо ушей слова Айчимы. Его глаза заметно потеплели. Понял, что Айчима пошел на попятную. После этого все притихли.
Наконец тишину нарушил тихий голос деда:
– Абага ведь тоже хочет жить. От нас сам уйдет, когда поймет, что мы пуще глаз стережем оленей…
– Надо же, дед, ты о медведе говоришь, как о человеке, – улыбаясь глазами, миролюбиво молвил Айчима.
– Он же умен и хитер, как человек, – добрая улыбка осветила смуглое лицо Отакчана.
Виктор и Байбал засмеялись.
– Выходит, мы отпускаем его на все стороны? – ни на кого не глядя, будто для себя, проговорил Айчима.
– Земля, по которой мы кочуем, его вотчина, – Отакчан, прикрыв глаза, сосал трубку.
Айчиму вдруг прорвал громкий смех.
– Вот как получается: медведь нам бэгэн[9], а мы его кэлмэ[10].
В палатке снова воцарилась тишина.
– Каждый волен принимать абагу, как хочет. А я вот с давних времен знаю, что абага в свою вотчину других зверей не пускает. Разве это плохо, что он защищает наши земли от других хищников? – Отакчан приоткрыл глаза, метнул на Айчиму быстрый взгляд, в котором были и досада, и сожаление, и раздражение.
– Ладно, с тобой, дед, спорить не стану. Пока абага пускай поживет по-соседству, – хохотнул бригадир. – Вот мы с Кирилкой завтра поедем его выслеживать. Ты поедешь со мной, Кирилка?
У Кирилки от неожиданности округлились глаза. Он потянулся к уху Айчимы и тихо-тихо шепнул: «Я боюсь…»
– Ладно. Тогда поедем потом. Подрасти малость, Кирилка.
* * *
Весна
желанной девушкой
пришла
на Север.
И холодный, и суровый,
согревшись
ее огненной любовью,
оттаял он
и разом подобрел…[13]
Оленеводы теперь дежурят по очереди. Днем по одному, а ночью по двое. Важенок не тревожили. Без нужды в стадо не выезжали, издали, обычно с бугорка, в бинокль следили за оленями. Громко заговаривали в голос, обращаясь к стаду. Так они приучали новорожденных оленят к себе, чтобы те привыкали к голосу человека, рядом с которым отныне им предстоит подрастать и стать взрослыми оленями. Виктор, когда дежурил, больше пел. Пел сначала по-эвенски, затем переходил на якутские песни. Знал много русских песен. У него хороший голос. «Тебе бы петь в театре», – говорил подобревший Айчима. Виктор улыбался.
Теперь Айчима на ночное дежурство ездил на пару с Байбалом. А Виктор с дедом. Днем к оленям выезжал старик Гаврила. Виктору не сиделось на месте. Чуть прикорнув, просыпался и снова под разными предлогами уезжал к стаду. Объезжал и холостых. Так он называл быков, молодняк, пасущихся отдельно от важенок. Они тоже нуждаются в человеческом внимании. «Поеду к своякам», – говорил за чаем. Все понимали суть его слов. «Такой видный парень, обзавелся бы семьей», – подавала голос Танмак. «Никто за меня замуж не пойдет, – отвечал Виктор. – Ведь на оленевода женщины совсем не обращают внимания». «Конечно, не обратят внимания, если сами пассивны и прячетесь от них», – не унималась Танмак. Айчима многозначительно посматривал на жену. Виктор обычно не ввязывался в дискуссию с молодой женой бригадира. Мало ли что, еще заревнует Айчима.