– Через перевал, что ли?

– Надо оленей спасать.

– Пожалуй, ты прав, дед. Завтра откочуем, – немного подумав, согласился Айчима.

С вечера до поздней ночи готовились к кочевке. На нарты положили продукты, хозяйственную утварь, палатки. Остальные вещи навьючат на оленей.

Утром проснулись рано. Стадные олени с первыми солнечными лучами сами прибежали к людям. Комары по-прежнему сильно гудели. Олени, как обычно, не остановились, а продолжали бежать вкруговую, поднимая пыль. Это стоило им большого напряжения сил. Оленеводы привычны к любому труду. Они делают свое дело при любых условиях. Так случилось и на этот раз. Без криков и ругани прошла ловля оленей. На нервозность и плохое настроение человека олени весьма чутки. Иным может казаться, что олень ничего не понимает, а на самом деле у этого животного тонкое чутье. Как только в очередной раз стадо умчалось к верховью реки, не мешкая, даже не попив традиционного чаю перед кочевкой, люди выехали. Их прочь гнали комары.

…Путь через перевал был трудным. Особенно туго нартовым оленям. Тащить наверх груженые нарты бедным оленям тяжело. По две нарты вели за собой Айчима и Виктор. Виктору жалко оленей. Он сам, как бурлаки на Волге, длинной лямкой тянул нарты наравне с оленями. Иногда спешил на помощь к Айчиме. Вьючный аргиш с Танмак, Кирилкой и двумя стариками без особых трудностей, хотя и с частыми остановками, поднялся на перевал. Олени, высунув розовые языки, тяжело дышали. Изо рта на землю падала пена. Здесь стоял самодельный ритуальный столб, сооруженный из камней. Каждый проезжающий оставлял здесь что-нибудь в качестве дара. Без этого нельзя. Иначе Дух земли не одобрит, более того, обидится. Постояли немного. Все молчали. Каждый думал о своем. Вот зашевелились и двинулись вперед. Благополучно спустились на широкую долину речки Нолима. Здесь сразу же повеяло свежестью. Легкий ветерок, будто радуясь, слегка щекотал загорелые, вспотевшие лица оленеводов.

Вскоре по перевалу с привычным гулом спустилось оленье стадо. Вслед за ним вниз степенно сошел Байбал, ведя за собой учага.

– Молодчина, Байбал. Один справился со стадом, – похвалил оленевода Айчима. Его широкоскулое лицо было все в поту.

Байбал, довольный, молча улыбался.

Олени первый раз за последние несколько дней с упоением бросились на свежую зелень. Здесь, на продуваемой ветерком местности, комаров почти не было.

Внизу, по течению речки Нолима, белела наледь.

У всех приподнятое настроение. Танмак поманила солью дойных важенок. Поймала, повела за собой к палатке. Привязать их было негде, кругом голая без тальников местность.

– Айчима, подержи-ка, надою молока, – велела Танмак мужу.

Айчима в это время ставил палатку. Он оставил свое занятие и, подойдя к важенке, левой рукой взялся за узду, а правой стал поглаживать ее по холке. Важенка почуяла твердую руку мужчины и присмирела. Танмак подоила пятерых важенок.

– Мало молока дали. Из-за комаров толком не паслись, – Танмак отпустила важенок на волю.

После этого Танмак принялась хлопотать возле костра, разведенного Айчимой. Подправила большой медный чайник над костром. Дополнительно повесила над очагом котелок с водой. Оленеводы любят чаевничать. После кочевья хорошо заваренный чай с молоком особенно по нутру оленеводам. Когда чайник вскипел, Айчима громко подал голос:

– Приходите все. Вас Танмак приглашает на чай.

– Ты чего так громко-то? Будто у меня еды заготовлено много, – смутилась Танмак. – У меня же только чай да лепешка.

– Сама же знаешь, для оленевода чай с молоком основная еда, – смеется Айчима. Потом повернулся к Кирилке: – Кирилка настоящий мужчина. Он все выдержал.

Один за другим степенно подошли Виктор, Байбал, старик Гаврила. Некоторое время спустя появился и дед Отакчан. Все сели вокруг плоского деревянного стола и молча приступили к чаепитию… По выражению их лиц было видно, какое удовольствие получают они от горячего чая с густым оленьим молоком.

Дожди затянулись. Олени разбрелись. Пастухи выбились из сил в тщетной погоне за ними. Отакчан жалел молодых оленеводов. «Они как птенцы. Еще не оперились. Неопытны. Разочаруются и уйдут. Тогда ничем их не заманишь обратно к оленям». Старик, мягко ступая на мокрую жухлую траву, подошел к бригадиру. В сером брезентовом дождевике с высоким капюшоном Айчима выглядел еще более рослым.

– Дал бы парням малость отдохнуть, Айчима.

– А кто будет пасти оленей? – Айчима медленно повернул голову в капюшоне и удивленно сверху вниз посмотрел на старика.

Айчима сравнительно не старый, ему лет под пятьдесят. В дождевике же выглядел старше своих лет. Его вытаращенные сероватые глаза говорили, мол, в своем ли ты уме, дедушка…

– Не видишь, что ли, как парни устали?

Айчима раздраженно махнул рукой и отвернулся от старика. Он вновь молча уставился в отдаленные горы, сплошь затянутые облаками. Давеча про себя ругался с небесным владыкой из-за того, что тот нещадно поливает бедную землю водой. Кому нужна эта небесная вода? Одни убытки… Нету там никого на небесах. Еще этот старик, неугомонный такой. Помолчав, словно отрезал, бросил:

– Пускай пасут. Это же их работа.

Отакчан промолчал. Айчима повернул голову к старику и вновь заговорил:

– Сам бы отдохнул, дед. Вижу, как ты сильно устал, промок весь.

– Я не о себе говорю. О людях толкую.

– Ишь какой добрый.

– Не ехидничай, Айчима. Ты молод, чтобы так разговаривать со мной.

– Да ладно… Лучше костер бы развел, чем языком трепать. Чайку бы горяченького попить, – голос у Айчимы смягчился.

«Айчима мне в сыновья годится. А как разговаривает со мной? Потерял всякий стыд. В наше время мы уважали старших, не перечили им ни в чем. Сейчас другое время, молодежь потому со стариками не считается», – с обидой подумал Отакчан, понимая, что с Айчимой бесполезно дальше говорить.

– Однако тут ты прав, Айчима. Пойду займусь костром, – Отакчан поднял голову на небо, не замечая, как крупные дождевые капли потекли по морщинистому лицу.

«Не скоро пройдет однако. Речки потекут черной водой. Оленят водой унесет. Беда тогда», – думал старик, собирая в тальниках мокрый хворост для костра. В голове без остановки крутились мысли об одном и том же: «Часть оленей откололась. Виктор с Байбалом, несмотря на дождь, поехали на их поиски. Могли бы переждать, пока пройдет дождь. Да вот Айчима настоял, чтобы оленей нашли. Сам же караулит этих оленей. Я вызвался ему помочь. Вдвоем все же лучше…»

Он должен зажечь костер. В жизни не было случая, чтобы не сумел этого сделать. «Неужели не сумею? Айчима долго будет надо мной смеяться. Не быть этому. Эвен при любой погоде костер разведет. Вот посмотрим…» Под стружки подложил обрывок старой газеты и поднес спичку. Слабенький язычок пламени побежал по бумаге. Добравшись до первых стружек, поубавил свой пыл. Он слабел на глазах, вот-вот погаснет. А костер не спешил разгораться. Старик на всякий случай всегда хранил во внутреннем кармане пальто старую газету. Такая предусмотрительность бывала кстати. Она пригодилась и сейчас. Сухая газета быстро вспыхивает, поднеси только спичку. Язычок огня взбодрился, вцепился в стружки. Постепенно появилось малюсенькое пламя. Дым сладко пощекотал ноздри, стал густеть. Всем корпусом.

Отакчан прикрыл огонь от дождя. Огонек загорелся сильнее. Отакчан тут же смастерил над ним маленький очаг из ствола тальника и повесил копченый до черноты чайник…

Дождь поутих. Вскоре подошел Айчима. Он удовлетворенно крякнул:

– Как хорошо в такую погоду посидеть у костра, – и протянул к костру озябшие руки.

…Молча попили чай. Когда вокруг сыро и холодно, нет ничего желаннее, чем этот небольшой костер, дарящий людям свое тепло. А чай с дымком у костра?! Это поистине волшебный дар, согревающий душу таежника. Попив чаю, Айчима подобрел.

– Как без тебя я буду, дед? Живи у меня постоянно, – улыбается он безмятежно.

Отакчан молча собирал кружки, чайник в старый рюкзак. Он, конечно, слышал слова Айчимы. Знал, что тот говорил под настроение…