Как-то я спросила маму, почему посторонним вход в Тенистый Сад запрещён, и она объяснила, что в летние месяцы, когда в поместье толпятся посетители, семейству необходимо уединенное место для отдыха на природе. И как ни приятно осознавать, что сад принадлежит только нам, всё-таки жаль, что любоваться этой красотой может так мало людей.
Усыпанная лепестками гравийная дорожка разделяет сад на две одинаковые части, обсаженные по краям цветущими вишнёвыми деревьями. Их ветви тянутся навстречу друг другу, образуя над головой навес из зеленой листвы и розовых цветков, отбрасывающих на траву пляшущие тени, отчего сад и получил своё название. Именно в этом восхитительном месте семейство собирается на послеобеденное чаепитие. Миссис Малгрейв с Мэйси застилают траву покрывалом с семейной монограммой и устанавливают чайный столик с булочками, пирожными и канапе.
Пока папа оживленно болтает с дедом, дядей Чарльзом и тетей Филиппой, мама притягивает меня к себе на колени и принимается заплетать мне волосы. Я оглядываюсь по сторонам в поисках Люсии. Куда же она запропастилась? Как вдруг ловлю мамин хитрый взгляд и замечаю на её губах лукавую улыбку.
— Пришли Стенхоупы, — шепчет она мне на ушко.
Дыхание перехватывает, и я быстро сползаю с маминых коленей, пока Себастьян не застал меня в таком глупом положении. Как же всё-таки жаль, что мне только десять лет, когда он уже почти юноша — так что хотя бы вести себя надо по-взрослому.
Стоя босыми ногами на траве, я с улыбкой наблюдаю за Себастьяном Стенхоупом, который вслед за своим младшим братом Тео и родителями графом и графиней Стенхоуп проходит через ворота в сад.
Семья Себастьяна живет в Стенхоупском Аббатстве в соседнем городе Грейт Милтон. Стенхоупы дружили с Рокфордами, когда моих родителей ещё и на свете не было. «Это дружба, полученная по наследству, — пошутил когда-то папа, — две великих семьи держатся друг друга в радости и в горе, в силу близкого соседства и влиятельности».
Но для меня Стенхоупы значат гораздо больше. Особенно Себастьян.
В то время как мальчишки из школы в Нью-Йорке не обращают на меня внимания, Себастьян был моим другом, сколько себя помню. Когда я впервые села на велосипед, он придерживал меня, страхуя от падений, и каждое лето вовлекал во все свои игры и забавы. У меня замирает сердце, когда он садится рядом и закидывает меня вопросами о жизни в Америке, обращаясь по имени, которым меня позволено называть только ему: Джинни. Себастьян не похож на других знакомых мне мальчиков, он словно вспышка цвета на унылом пейзаже. Возможно, поэтому он единственный мальчик, с которым мне хочется общаться.
Как только я понимаю, что слишком откровенно пялюсь, Себастьян встречает мой взгляд и широко улыбается. И я уже готова броситься ему навстречу, но вдруг замечаю мчащуюся среди деревьев стройную блондинку. Люсия.
Приветствуя его, Люсия вся сияет — хорошенькая как никогда. Улыбка Себастьяна смягчается, и он неожиданно робеет. Они подозрительно долго смотрят друг на друга, не отрывая глаз, и мне становится дурно. Я что-то пропустила?
Я прекрасно помню, как прошлым летом Люсия сказала: «В будущем он станет графом, и хотя наши родители дружат, в остальном он обычный глупый мальчишка, такой же, как все».
Этим же летом Люсия, кажется, запела по-другому. Она беззастенчиво хватает Себастьяна за руку, подводит к столику и усаживает рядом с собой. При виде этого я открываю рот от изумления.
— Как здорово видеть тебя, Имоджен!
С трудом оторвав взгляд от Себастьяна с Люсией, я поворачиваюсь и вижу его младшего брата Тео — мальчика с вечным насморком.
Я выдавливаю из себя ответную улыбку и приветствую его родителей, как меня учили:
— Добрый день, лорд и леди Стенхоуп. Как поживаете?
— Спасибо, все хорошо, дорогая Имоджен, — говорит леди Стенхоуп воркующим голосом, — а как твои дела? Подумать только, как ты выросла с последней нашей встречи.
— Правда? — я немного приободрилась. — Очень на это надеюсь.
Пока Стенхоупы подходят поздороваться с остальными, я опускаюсь на траву, и Тео плюхается рядом со мной. Мама протягивает тарелку со сладостями, и я, рассеянно надкусывая черничную булочку, наблюдаю как Люсия и Себастьян, усевшись рядышком, листают один из его комиксов. Я точно знаю, что Люсия не переносит комиксы, но сегодня она выглядит всецело увлечённой последним выпуском Железного человека. Что же стало с кузиной, которую я знала?
Прежде чем Себастьян с Люсией успевают заметить мой взгляд, Оскар отрывает их от комиксов и подводит к нам с Тео.
— Как вы смотрите на то, чтобы вчетвером посадить в Тенистом Саду новые цветы? — предлагает он. — Макс покажет вам, как это делается.
— Дайте угадаю, — говорит Люсия, закатывая глаза, — папа попросил нас отвлечь, чтобы выпить и опять опозориться, не так ли, Оскар? — она с горечью улыбается.
— Выпить чего? — спрашиваю я, ошарашенная её неожиданным выпадом.
Во всеобщей тишине Оскар смеривает Люсию суровым взглядом.
— Придержите-ка свой острый язык, леди Люсия. Разве можно отзываться об отце в таком тоне? — он прокашливается. — И раз Макс любезно согласился организовать для вас, дети, интересное занятие, я надеюсь, вы выразите ему свою признательность тем, что будете вести себя благовоспитанно.
Шумно вдыхая воздух, Оскар проводит нас к цветнику в другой конец сада. Кроме родителей Люсии и нашего дедушки, Оскар, похоже, единственный человек, способный её отчитать. И что самое удивительное — моя своенравная кузина его слушается. Но, даже молча следуя за Оскаром вместе со всеми, она не перестаёт хмуриться. И поймав ни в чём не повинную пролетающую мимо муху, раздавливает её и небрежно выбрасывает в траву. Я вздрагиваю и отворачиваюсь. Неужели Себастьян ничего не заметил, или ему просто всё равно, и мне одной есть дело до мёртвой мухи?
У незасеянной клумбы нас ожидает пожилой садовник Макс. Он протягивает каждому небольшое ведро воды, лопатку и мешочек с семенами, и мы выстраиваемся у грядки. Оказавшись рядом с Себастьяном, я чувствую, как заливаюсь краской.
— Сегодня мы посадим дивные цветы, известные как кентерберийские колокольчики, — объявляет Макс, — боюсь, зацветут они не ранее чем через год, стало быть, у вас, Имоджен, появится прекрасный повод посетить нас будущим летом.
Я пытаюсь изобразить энтузиазм, которого явно ожидает от меня Макс.
— Вашим первым заданием будет очистить почву от всевозможных сорняков, — продолжает он, — затем вырываем небольшую ямку, поливаем её водой, опускаем семена и присыпаем их землей вот таким образом.
Мы вчетвером, следуя указаниям Макса, принимаемся за дело. Люсия работает, напевая себе под нос грустную песню, которую я никогда раньше не слышала:
«Я знаю, что путь мой извилист и крут.
Пусть тёмные тучи по небу плывут,
Но ждут золотые поля вдалеке,
Где ветер осушит слезу на щеке…»
Копаясь в земле, я вдруг ощущаю, как по пальцам пробегает электрический разряд, и с дрожащими руками отскакиваю назад.
— Всё в порядке? — спрашивает Себастьян. В его зелёных глазах читается беспокойство.
— Мм… хмм… — я в замешательстве отворачиваюсь и возвращаюсь к работе. Но, зарывая семена, снова чувствую удар тока и зажмуриваюсь от боли.
Тут же слышу удивлённый возглас Себастьяна и голос Люсии:
— Откуда взялся этот цветок? Здесь какой-то подвох?
Я ошарашено смотрю перед собой… и едва сдерживаю крик. На месте, где я только-только высадила семена, вовсю цветет великолепный кентерберийский колокольчик. А на лиловых лепестках застыли капельки воды, которой я поливала землю.
Я смотрю на это нереальное зрелище и не верю своим глазам.
— Эта грядка была пуста, — неуверенно произносит Макс и потирает виски, — готов поклясться, здесь не было никаких цветов. Как вы… вы же не могли…