На одном из учений с боевой стрельбой цели пристреляли заранее -- по сценарию завтрашнего дня. Сценарий "боя" был уже известен: туда совершить марш, здесь занять огневые позиции, а там наша мотопехота будет прорывать оборону противника.
Всё рассчитано по завтрашней "диспозиции", будто противник так и застыл в полной своей неповоротливости.
Илья, будучи на полковом командно-наблюдательном пункте, слышал, как прибывший туда комдив наставлял командира полка:
- Цели так пристреляй, чтобы завтра было, как в кино. Расход снарядов мы спишем. Ты понял, полковник?
Полковник был из "понятливых".
Палили щедро, изрыв воронками пространство в 100 - 200 метров до и после переднего края "противника".
За стрельбой и атакой наблюдало начальство из округа и обкома партии. Эффектное это было зрелище, когда вслед за танками к "передку", обозначенному видимой даже издалека имитацией траншеи, устремились боевые машины пехоты, а затем с криком "ура" спешенные мотострелки. Снаряды рвались словно по линейке вдоль "передка".
Гости на сооружённой накануне трибуне -- в восторге. Не знали, что у каждого орудия, ведущего огонь, возле наводчика стоял прикомандированный офицер из другого полка и бдительно следил за установками прицела и угломера.
Вот уж, действительно, кино: продуманы сценарий, режиссура. В итоге -- захватывающее действо. Ничего не скажешь, впечатляющая игра! А чем обернутся подобные игры в реальном бою -- в этом Илья уже не сомневался.
Слава Богу, войны ни с американскими империалистами, ни с китайскими милитаристами, об агрессивности и коварстве которых твердили в газетах, лекциях, на политзанятиях, не случилось.
Задумался и над другой "несуразицей" армейских реалий. Боевая техника в их полку периодически обновлялась. Появились новые, более совершенные радиостанции, лазерные дальномеры... А вот с жильём для служивых -- полный застой. Как жили в хибарах, так и живут. Полковые старожилы говорили: эти бараки стоят ещё с 60-х годов, и с тех пор в гарнизоне не построили ни одного приличного жилого дома, чтобы хоть как-то решить этот проклятый "жилищный вопрос".
Это что же получается? -- пробивался к своим прозрениям Илья. -- Техника у нас важнее человека? Выходит, что так.
И всё-таки старался как-то развеять нарастающее в нём недовольство. Где их нет недостатков? Но ведь Отечество остаётся Отечеством. Вот и служи ему. Без конца критиковать -- то не так, это не так -- ума много не надо. А у тебя во взводе идеальный порядок? И припоминал какую-то свою недоделку: то времени устранить её не хватило, то в сумятице забот-хлопот просто забывал о ней.
Однако обнаружил в себе педагогическую жилку. В артучилище таким премудростям, как методика, военная психология и педагогика не учили. Всё это постигал самостоятельно. И вскоре убедился: а ведь может! Может без особой натуги, раздражения на "непонятливость", терпеливо, а то и весело научить тому, чему нужно. Значит, эта способность жила в нём изначально. Откуда она -- от склада мышления, характера, природной доброжелательности -- чего тут копаться! Что есть, то есть. И сам придумал для себя девиз: "Если можешь, то давай!"
"Давал" весьма успешно. Добился во взводе взаимозаменяемости: механик-водитель мог заменить наводчика и наоборот, заряжающий -- вычислителя, сержант -- командира взвода: по буссоли соориентировать орудия в основном направлении. На подчинённых в напряжённые моменты не кричал, как некоторые офицеры, не допекал упрёками и занудливой наставительностью. В записную книжку внёс высказывание Суворова: "Весёлость в войске говорит о его крепости". Эту "весёлость" поддерживал во взводе без натужности спокойно-деловитой интонацией, хотя иной раз хотелось и рявкнуть. Иногда на контрольной тренировке позволял себе неуставное обращение к подчинённым:
- Ну, мальчики, покажите, на что способны!
И мальчики старались во всю. На состязаниях по огневой службе заняли первое место в дивизионе.
"Человеческий фактор". При всём уважении к технике именно его выводил на первое место.
... Рядовой Онищенко на полосе препятствий трёхметровый ров оббежал.
- В чём дело, Онищенко? Почему спасовал перед этой канавкой?
Солдат опустил голову.
- Ну что молчишь? -- стал терять терпение лейтенант. -- Или я за тебя буду прыгать?
- Не могу я... Боюсь.
Ах, вот оно что... На несколько мгновений Левашов задумался. Парень из недавнего осеннего призыва, во взводе каких-то пару недель. Присмотреться к нему толком ещё не успел. Но теперь-то понял: по физподготовке повозиться с ним придётся. Ну что ж... Но то он и командир.
В глазах солдата -- тоскливая безысходность: сейчас взводный будет нудно "пилить" за трусость. Ну а дальше-то что? В молодецком прыжке ему всё равно не взлететь.
Пауза затянулась. Осенний листок бесшумным жёлтым мотыльком прилепился к носку его сапога. Секунду, другую Онищенко завороженно смотрел на него и вдруг резко смахнул каблуком. Это, казалось бы, машинальное движение подвигло Левашова к неожиданной мысли: а солдатик-то, кажись, не такой уж тюфтя, каким ему показался. Видать с характером. Но ведь страх, как листок не смахнёшь. Он уже вполз вовнутрь.
Вспомнилось... Пришлось ведь и ему на первом курсе артучилища пережить это гнетущее чувство. На занятии по физподготовке не получился у него прыжок через "коня". Разбежался оттолкнулся от мостика и... сел верхом. Ещё попытка, и тот же результат. И ведь в училище пришёл отнюдь не хлюпиком. Уже делал "склёпку" на перекладине, имел второй разряд по лыжам. А тут такой прокол. Движения сковала боязнь отбить "одно место". Стыд перед курсантами-однокашниками, ощущение своей неумелости, можно сказать беспомощности -- всё это он пережил в те переломные для него минуты.
Переломные... И по сей день с благодарностью вспоминает преподавателя физподготовки майора Бершадского. После занятия он оставил его в спортзале.
- Давай-ка, Левашов, потренируемся по моей методике. Значит так... Толчок, конечно, посильнее, но главное тут -- твои глаза.
- При чём тут глаза, товарищ майор?
- А при том... Ты, как я понял, при прыжке смотришь на ближний край "коня", который и вызывает у тебя страх. А надо смотреть на дальний край. К нему и руки тянуть. Ты же от страха поджимаешь их под себя. Поэтому и нет решительного прыжка. Решительного! Вбей себе в мозги: резко оттолкнуться от мостика и ласточкой с вытянутыми руками над "конём" к его дальнему краю. Уверяю: с тобой ничего не случится. А дальше -- хоп! -- лёгкий толчок от него, и "конь" позади.
Через пару минут Левашова захлестнула радость победителя. Закрепляя успех, снова и снова разбегался и прыгал.
- Ну хватит! -- остановил его майор. -- Вижу: допрыгался до отличной оценки.
Выходя из спортзала, Левашов усмешливо подумал: а ведь пословица "Не говори "хоп!" пока не перескочишь", нуждается в поправке. Это "хоп!" нужно взорвать в себе как раз в самый решительный момент. А после прыжка оно уже ни к чему.
Добиться, чтобы обучаемый поверил в себя, утвердился в уверенности -- я могу! -- стало для него одним из главных педагогических правил.
... Теперь, исходя из этого, напряжённо искал "ход" в случае с Онищенко, И вдруг его осенило.
- Засеки время.
- Зачем, товарищ лейтенант?
- Засеки, говорю. Через десять минут ров одолеешь.
Cолдат c недоумением:
- Я? Через десять минут?
- Ты, ты! -- И весело заключил: -- Клянусь дирекционным углом!
Отвёл его немного в сторону. Каблуком сапога провёл на земле черту. Сделал от неё три крупных шага и снова обозначил черту.
- Вот они, твои три метра. А теперь разбегайся и прыгай.
Онищенко прыгнул.
