* * * Вновь Дон Ричи и Луи Сантано шли коридорами модулей "В" и "С", и пол, по которому они ступали, излучал все тот же ровный белый свет; вновь немного впереди был командир, а за ним следовал начальник президентской охраны, и не было слышно ни шагов, ни эха. Однако в этот раз молчание было прервано.

- Сколько лет вы в космосе? - спросил Дон Ричи командора. - Больше двадцати. - Сколько раз летали на Антарекс? - Это второй полет. - Работали на периферии? - Нет... Вы, вероятно, неверно информированы. Служба, отвечающая за безопасность полетов, руководствуется особыми принципами в подборе того или иного звездолета на тот или иной рейс. Нас тасуют, точно колоду карт. Благо Земля сегодня связана только прямыми сообщениями с почти сотней планет. - И что же это за принципы? - Допустим, вы изо дня в день следуете одним и тем же маршрутом; разумеется, вы, и только вы знаете его как никто другой, знаете каждый поворот и каждый камень, и, наверное, могли бы пройти им вслепую. Но именно в этом таится главная опасность: все ваши действия доведены до автоматизма, вы не ожидаете неожиданности, вы стали рабом своей привычки... Тогда как окажись вы на неведомой тропе - всегда будете начеку. - Может быть; не бесспорно, но логично. - Оптимальным вариантом считаются второй и третий полеты. Конечно, это далеко не все, что берется во внимание... Учитываются психологические факторы, характеристики кораблей, профессионализм экипажа. - Вам нравится Антарекс? - На мой взгляд, он мало чем отличается от Земли. - А Харон? - Очень удаленная планета. Я не был там, как не был и на Новой Австралии... Но я был на Вероне, кажется, вы соседи, и условия жизни там сходны с вашими. - У нас нет времен года. На Вероне есть. Лето на Вероне - это Трэп, бесспорно. - Дон, если позволите, один вопрос... - Пожалуйста... - Трэп - ведь древнее имя планеты? Я слышал какую-то странную легенду, касающуюся его происхождения. Сколько в ней правды? - Сколько ее может быть в легенде. Они вышли из переходного отсека в ресторан-клуб, увидели президента, занятого бильярдом, охрану, стоявшую поодаль, и разговор оборвался. Президент играл лениво, но отменно, и Дон Ричи, подойдя к нему, наблюдая, как в одну, затем в другую лузу рикошетом друг от друга влетели два шара, счел своим долгом поздравить его с прекрасным ударом. - Дон, я устал от скуки, - проворчал Ля Кросс и, бросив кий на зеленое сукно, повернулся к начальнику охраны. - Рассказывайте, что у нас. - Сэр, у меня не было случая представить вам нашего командора, - отступил в сторону Дон Ричи. - Луи Сантано, - чинно кланялся командор. - Рад, что вижу вас на борту "Леонардо да Винчи", господин президент. - А я, знаете ли, не очень, - пожимая ему руку, мрачно усмехнулся Ля Кросс, и Луи Сантано должен был признать, что его обычный вежливый оборот в ситуации, когда на звездолете находились террористы, не совсем уместен. Однако президент тотчас извинительно произнес: - Полноте, командор. Мы здесь всего лишь гости... А вы, Дон, пожалуйста, помните об этом и не перегибайте палку. Повторю свой вопрос, господа. Что у нас плохого? Ля Кросс говорил насмешливо, и только Дон, хорошо знавший его, понял, что за этим скрывается страх, и раздражение, и бессильная ярость, и подумал: "Не на меня ли?" - Полагаю, сэр, что причин для беспокойства нет. - Хотелось бы верить... Играете в бильярд, командор? - Да, сэр. Сожалею, что не могу составить вам компании. Дела службы. - Прошу прощения, господин президент, но мы с командором вынуждены поторопиться. - Удачи вам, господа, - кивнул Ля Кросс, возвращаясь к бильярду. Однако после их ухода он гонял шары по столу лишь минуту, может быть, две, потом прервался и задумчиво, с расплывчатой усмешкой обратился к застывшему истуканом Росу. - Хотите домой, Рос? - Да, сэр. - А я, знаете ли, нет... Осточертел мне ваш Трэп. Дрянная планета. Скажете, что я не прав, Рос? ...Син, - обратился он к другому телохранителю, вернее, к его спине, - разве вы не считаете, что Трэп самая дрянная планета в обетованном космосе? Оба охранника молчали. - Нет, господа, эта планета не по мне. И все-таки я там живу. Живу, потому что власть, господа, - неплохая вещь... А планета - дрянь... К тому времени Дон Ричи и Луи Сантано уже стояли над густой, разлившейся широкой лужей бурого цвета жижицей, среди которой виднелись похожие на комья земли сгустки. Дон в который раз обернулся на капсулу №122 и произнес: - Он находился в вертикальной капсуле и стрелял в упор. - Он опередил вашего охранника? - Не думаю, что это возможно. Должно быть другое объяснение... Вероятно, Хон не видел его. - Технология "Стелс-Мэйджик"? - Не исключено. - Хорошо, но это-то - что за дрянь под ногами? - спросил Луи Сантано и осекся. "Как же я сразу не догадался. Значит, охранник ранен". От смерти, от прохода между седьмым и восьмым рядами пассажирского блока, где голубая река тумана, словно в разлив, с безмерной жадностью покрывала ранее недоступные ей чертоги, командора и телохранителя отделял только один ряд капсул.

* * * Носом и из ушей шла кровь. Воздуха не хватало, и перед глазами плыли радужные круги. Минуту назад Алэн перенес себя из пассажирского блока в нижнюю оранжерею и теперь платил за это по счету. "Алэн... Алэн... Алэн...", - звал его Фредерик. Алэн открыл глаза и увидел себя среди друзей. Фредерик держал его руку в своей, на пульсе. В шагах десяти, среди зеленой пыли, громоздилась груда черного металла - перевернутый и вскрытый с брюха, точно консервная банка, десантный корабль. Мигель, Арно и Алекс выносили из него оборудование, им усердно помогали роботы, а командовал всеми Клод, оседлав единственного робота-разведчика. И совершенно неожиданно повернувшийся в его сторону Клод произнес голосом, который ему не принадлежал: "Алэн, справа! Он идет к тебе!" - голосом самого Алэна. А затем лицо Клода стало оплывать, словно оно было из воска, и к нему поднесли свечу, и под ним все явственнее проступали черты лица другого - Алэна Лаустаса. Он узнал себя, и в тот же миг пелена забытья спала... Алэн полусидел, полулежал на траве, прислонясь к дереву. В десяти шагах от него по дорожке оранжереи, толстому стеклу, за которым был черный, с россыпью звезд космос, шел Хон - полупрозрачная и, кажется, невесомая тень, силуэт, призрак.

17. Наш десантный корабль лежал среди зеленой пыли, похожий на раздавленного черного жука. Небо было ослепительно ярким, ветер, казалось, почил навеки, запахи отсутствовали как категория. И только звуки: то голоса астронавтов, то мерное урчание, будто кошачье, роботов, то их же бас: "Будет исполнено", то особенно звонкий стук металла о металл, когда что-нибудь вдруг случайно падало на корпус корабля из их, порою по-человечески, неумелых рук, - да, да, только эти звуки нарушали мертвую тишину этого мертвого мира, звуки, ему не принадлежащие. Рядом со мной, держа мою руку в своей, на пульсе, сидел Фредерик. Он щурился, и оттого его маленькие рыжие глазки казались совсем щелками. Он всегда ассоциировался у меня с баскетбольным мячом. Рыжий, круглолицый и толстопузый, даже походка его чем-то напоминала то, как катится мяч. Но, несмотря на кажущуюся рыхлость, это был чрезвычайно сильный физически человек. "Со мной все нормально", - сказал я. "Нам пришлось вынести тебя на руках, ты потерял сознание при падении корабля". "Что с Крисом?" Фредерик покачал головой. Я понял, что, на беду, мое пророчество сбылось. Спросил, пытались ли они найти ZZ-II. "Мы запустили четыре зонда, - отвечал Фредерик. - Пока безрезультатно. На более активные поиски сейчас нет времени. До темноты надо поставить лагерь". Я быстро набрался сил, включился в работу. К тому моменту, когда небо Харона стало темнеть, над зеленым телом планеты на воздушной подушке зависла платформа лагеря. Мы и все наше оборудование уместились на крохотном, всего 10 метров в диаметре, клочке земной цивилизации, защищенном от внешнего мира незримым колпаком силового поля, не подвластном ни дождю, ни ветру, ни снегу, ни камнепаду, ни ударам молнии, ни, казалось, самому черту... Мы недооценили его величество Харона. Мы, - я все время говорю "мы". Мы были одной семьей. Без родных и близких. Оставлявшие любимых без сожаления, зная, что иначе придется расстаться с самым главным в жизни. Со своей профессией. Подвластные времени, но не пространству. Разведчики. Мигель - смуглый латиноамериканец с лицом, словно маска индейского божества, полного величия и загадочности; Арно - белокурый гигант, и скулы, и нос, и губы, и лоб, и глаза которого были точно отменная работа мастера, задавшегося целью высечь из камня идеал европейской расы; Алекс будто на ветру в пустыне высохшее дерево, с носом грека, с глазами немца, круглоголовый, долговязый, темнокожий "марсианин", в ком смешалась, наверное, кровь всего человечества; и Клод - древний двухметрового роста старик, с протезами рук и ног, с трижды вылепленными врачами, после катастроф, телом и лицом, и голым черепом, в который был встроен чип, стимулирующий работу человеческого мозга. "Мы" - это и Фредерик, и Крис, и я... Нас было семеро, стало на одного меньше, и было горько и больно. Дежурил той первой ночью Фредерик. Он сидел за пультом электронного мозга; в его обязанности входило управление силовым полем, анализ всей поступавшей с зондов и различных датчиков информации, обеспечение жизнедеятельности лагеря. Он сидел перед мониторами, неотрывно следя за картинками, что передавали сюда все четыре зонда. Засыпая в своей капсуле, я видел его напряженное лицо. Свет ламп брал его в кольцо и, расходясь кругами, уходил в ночь за пределы нашей крепости. Проснулся я от сдавленного крика. Крика боли. Я вскинулся со своего ложа, увидел, что Фредерик уронил на грудь голову, тело обмякло, Мы бросились к нему все почти одновременно. Он потерял сознание; его глазные яблоки были выжжены, наверное, до самого мозга. Монитор перед ним мерцал и переливался малиновым светом. Фредерика уложили в медицинскую капсулу, ввели обезболивающее, привели в чувство. "...Помню только яркую вспышку... Мониторы...", - говорил он, еще плохо ворочая языком. Проверка аппаратуры ничего не дала. Все параметры были в норме, и, тем не менее, это случилось. Мы встали перед, казалось, неразрешимой задачей: можно ли кому-либо находиться во время дежурства перед включенными мониторами? Вероятность того, что опасность исходила от них, была велика. Определились, что нельзя. И место за пультом занял Алекс. Мониторы выключили. Сон больше ни к кому не шел. Клод несколько раз вставал и прикладывался к виски. Мигель и Арно о чем-то переговаривались. Я бездумно смотрел в черную пустоту, именуемую небом. За полчаса до рассвета Алекс вскрикнул. Все как один, в миг избавляясь от навязчивой дремоты, метнулись из своих капсул к пульту и замерли, не сделав и шага. В дежурном кресле никого не было.