– Сегодня же расскажу отцу! Убить меня не осмелишься… А он узнает про этого твоего… друга! Чем ты там занимаешься с этой… шлюхой, которая в мужское вырядилась.

– Болван!

Шаг вперёд, и моя нога взрезается… не в голову, а в задницу братца, повергая того в прежнее горизонтальное положение.

– Катись отсюда, жалкое подобие человека. Убивать тебя… клинок пачкать. У тебя в жилах не кровь, а жидкое дерьмо, позор рода Борджиа. Пшёл вон!

Никто не собирался помогать… этому. Сам встал и, держась за стенку, поковылял куда-то. Наверняка к отцу жаловаться, как и обещал. Плевать! После того как Родриго Борджиа узнает, что именно учудил его проблемный отпрыск… Меня если и заденет, то исключительно рикошетом. Сейчас важнее бледная, как мел Бьянка, прячущая глаза и едва удерживающаяся от того, чтобы скрыться в своих комнатах. Всем понятно, что последние слова Хуана были правдой. Мда, не умеет девушка делать лицо кирпичом, чтобы большая часть обвинений соскальзывала, словно вода от рук, смазанных вазелином.

– Что глаза то свои уставили? – обвожу взглядом наёмников. – Вы Моранцу давно знаете. Я недавно, но это пустяки. Мы бок о бок сражались, вы тоже знаете, каков этот человек в сражениях. И называть мастера клинка шлюхой – позор не только для произнёсшего это, но и для тех, кто готов в это поверить.

– Женщина… - изумлённо покачивает головой Нино, явно выражая мнение всех своих собратьев. – Ну и дела!

– А тебе что, есть разница? – вступает Корелья. – Или от этого ты станешь лучше со своей пикой обращаться, а она короткие клинки из рук выронит.

– Не, я против Моранцы только в учебном бою выйду. Так слишком опасно,- спешит откреститься Нино. – Что два кинжала, что меч-шпага с дагой… Не приведи Господь под них попасть.

– Вот то-то! Со мной она не спала, с вами тем более. Так где тут шлюха, о которой твердил тот человек, - Мигель разражено махнул рукой в сторону, куда удалился Хуан. – Или вы что-то против синьора Чезаре сказать хотите?

Перебивающий всё остальное аргумент. Эта компания матёрых головорезов, против меня точно слова против сказать не подумала бы, без крайне веских на то причин. Причины? Даже самый тупой из наёмников понимал, что им даётся шанс взлететь наверх, занять своё место среди римской знати, если они покажут себя в лучшем виде. Да и сам я успел себя зарекомендовать как человек, не боящийся крови, готовый вставать в один строй с обычными бойцами. Это для кондотт многое значило.

– Добрый боец, и не сказать, что кардинал…

– Кондотьер бы из него хороший получился!

– Слово держит…

И прочие высказывания в этом духе раздались, накладываясь одно на другое, сливаясь в гул из более чем десятка голосов. Мигель всё правильно сделал, переведя удивление наёмников сутью Бьянки в мою сторону. А раз так, то пора и мне кое-что сказать.

– Знаю, что не удержите языки за зубами, - жестом прерываю попытавшихся было что-то возразить. – После пары бутылок вина точно разболтаете. Что я, первый раз вас вижу или плохо узнать успел?

Смотрю на знакомые физиомордии. Частью пытаются изобразить виноватость, частью открыто скалятся, признавая за собой этот грех.

– То-то. Потому и не буду просить о невыполнимом. Но если кто-нибудь будет слухи распускать или считать, что от узнанного вами что-то в отношении Моранцы изменится… Я умею смотреть и слушать и на воображение не жалуюсь. Оно у меня богатое.

– Мы сами ничего, - переминается с ноги на ногу Нино, молчаливо поддерживаемый остальными. – Только найдутся другие, особенно из других кондотт.

– Так я и не говорю, что буду разрывать с такими найм, - отвечаю, сразу поняв суть того, что пытались сказать, но не решались. – Просто…. не одобрю, и отношение к таким людям будет не такое хорошее.

А отсутствие хорошего отношения – сильно сниженные шансы подняться вверх. Умный поймёт, а до дураков всё едино не достучишься, у них лобная кость насквозь прорастает, напрочь вытесняя из головы мозг.

– Все всё поняли и до других донесут, Чезаре, - хмыкнул Мигель, после чего развил бурную деятельность. - Слуг сюда. Быстро! Раненых к врачу, кровь и прочее чтоб подтёрли. Что, я должен за этим за всем наблюдать? Увидели интересное и сразу…

Пока Корелья занимался привычным для себя в последнее время делом, то есть командовал наёмниками, я приобнял стоящую как истукан Бьянку и, словно куклу, механически переставляющую ноги, повёл за собой в её же комнаты. Что тут сказать, придётся заниматься прикладной психотерапией.

***

Прошло около часа, прежде чем я оказался в обществе совершенно другого человека – Родриго Борджиа. Весьма раздражённого, пусть и пытающегося это скрыть. Ну да, меня, словно репку с огорода, выдернули из комнат Бьянки, которую я только-только начал успокаивать. И ведь не откажешься! Пришлось брать за шиворот Мигеля, чтобы он «заступал на пост», строго-настрого предупредив о недопустимости плоских острот и попыток распускать свой павлиний хвост перед той, кому он нафиг не сдался.

– И что это было, сын? – задавая этот вопрос, глава семьи Борджиа не сидел себе спокойно, а ходил взад-вперёд передо мной, словно строгий наставник перед неучем студенческого роду-племени.

– Догадываюсь, о чём ты сейчас. Но это было необходимой воспитательной работой.

– Воспитательной? – остановившись, наконец, повысил голос понтифик. – У Хуана…

– Нет ни одной разумной мысли в голове, отец, - перебил я его. – Потому как в ином случае он не пытался бы на глазах своей, с позволения сказать, свиты и в присутствии моего друга обозвать меня любителем мужских задниц. И это только в начале нашего недолгого сегодняшнего общения.

Хм. Об этом Хуан своему отцу точно не поведал. Наверняка расписывал исключительно мои «противоправные» в отношении него любимого действия. Во всех подробностях, изображая невинного ангелочка, как он это с детства любил. Когда верили, когда нет, но привычка с той поры намертво укоренилась. Привык, что даже если не верили, ничего ему плохого не было. Вот и допотакались этому изначально гниловатому субъекту.

Так, Родриго Борджиа пару раз глубоко вдохнул-выдохнул, пытаясь успокоиться, после чего подошёл к креслу и сел в него, смотря на меня уже с несколько иным выражением.

– Он действительно сказал тебе это?

– Мигель может подтвердить.

– Мигель… Ладно. Ты сказал, это было не все.

– Само собой, отец, одним этим оскорблением он не ограничился. После, наверняка по наущению моего брата, один из его спутников обозвал Мигеля «худородным каталонским дворянчиков» и попытался оскорбить меня, но по скудости ума не смог этого толком сделать. Однако, я вынужден был наказать этих двух ничтожеств, вздумавших принимать участие в оскорблении одного из нас, Борджиа. Одного, сподручнее было ударить ногой. Второго, который схватился за клинок, успокоить выстрелом из пистолета. Ранения болезненные, но для жизни угрозы не представляющие.

Родриго Борджиа, слушая моё изложение событий, уже заметно помрачнел. Уверен, на моём месте он бы приказал убить этих двух и считал бы себя в полном праве. Я же предпочёл ограничиться болезненным и унизительным уроком, проведённым собственноручно. Это тоже было достойным действом для Борджиа.

– Только, как оказалось, мой брат затеял всё это лишь для того, чтобы отвлечь меня и потешить своё неуёмное любопытство.

– Любопытство?

– Именно оно, отец, как бы глупо это ни прозвучало. Хуана заинтересовало, почему я проявляю такую заботу к своему заболевшему другу и помощнику, Бьяджио Моранце. Ты о нём знаешь, сперва он стал моим телохранителем после того как нам довелось сражаться бок о бок по дороге во Флоренцию.

– Помню. Но любопытство… Хуан мог просто спросить. Хотя…. – снова нахмурился мой собеседник. – То, что он узнал, в некоторой мере извиняет его желание узнать причину твоего интереса.

– Обвинить прилюдно своего брата в крайне оскорбительной манере, подставить своих вроде как друзей под клинки и пули, понимая, что я спокойно могу их за это убить… И всё это ради удовлетворения любопытства? Без малейших попыток узнать, просто спросив, как брат брата? Кто-то из твоих сыновей сошёл с ума и это точно не я!