Бабикова определили в мое отделение.
Старшина отряда Григорий Чекмачев, хорошо знавший Бабикова по учебному отряду Объединенной школы, где они вместе служили, рассказал мне о новичке все, что полезно знать каждому командиру отделения о своем бойце.
Во времена давние на берегах Печоры поселялись бежавшие от царской немилости староверы-раскольники. Они занимались землепашеством, промышляли охотой, ловили рыбу. Суровый и богатый край щедро одаривал трудолюбивых пришельцев, упорно хранивших старообрядческий уклад жизни.
В далеком от железной дороги селе Усть-Цыльма, где родился и вырос Бабиков, лишь в тридцатых годах нашего века началась ломка этого уклада. Новое боролось со старым. Молодежь потянулась к знаниям и, нередко, ослушаясь отцов и дедов, уезжала на учебу в Архангельск, а то и в Москву. Строили свои школы, техникум. Детвора и та противилась сковывавшим ее обычаям. Когда девятилетнего Макарку Бабикова приняли в пионеры, он открыто повязал вокруг шеи красный галстук и так смело посмотрел бабке в глаза, что старая только перекрестилась, заохала да рукой махнула на мальца.
Отец умер рано, и заботу о маленьких - а в семье Бабиковых их было четверо - разделил с матерью старший Макарка. В зимние вечера Макарка запрягал лошадей и возил почту "на перекладных" за тридцать с лишним километров. Возвращался за полночь. Лошади сами трусили домой, а в санях, закутанный в отцовскую оленью малицу, в потайном кармане которой лежала заработанная пятерка, спал двенадцатилетний ямщик.
Утром, с уже приготовленными уроками, Макарка бежал в школу.
Когда наступало лето и Печора разливалась на десятки километров, Макарка снаряжал омулевую лодку, причаливал к облюбованному, густо покрытому зарослями, берегу, мастерил шалаш, хитро маскировал его и, выпуская на воду чучело утки - "маниху", терпеливо ждал зари. Дикая стая, пролетавшая над Печорой, кружилась над "манихой", садилась на воду и, не вспугнутая чужим звуком, приближалась к берегу.
После страдной поры уборки урожая Макарка снова садился за парту.
В четырнадцать лет его приняли в комсомол.
Книги, кружки, вечера молодежи открывали перед ребятами новый мир, полный заманчивых далей. Из тех далей приезжали в Усть-Цыльму демобилизованные, рассказывали о больших городах, в которых жили-служили, о морях-океанах, по которым плавали. Вернулся в родное село и дядя Макарки, командир запаса. Он возглавил сельскую осоавиахимовскую организацию и стал учить ребят стрельбе по мишеням. Неизменным помощником у осоавиахимовского командира был его племянник.
В семнадцать лет Макар окончил десятилетку. Ровесники собирались уезжать в разные институты, а обладатель отличного аттестата Макар Бабиков, чтобы опекать младших в семье и дать им возможность закончить школу, согласился занять должность учителя начальных классов. Сам занимался вечерами, заочно.
Через год Бабикова приняли в кандидаты партии, а еще через год призвали в армию.
Военком Усть-Цыльмы, рекомендовавший молодого учителя в партию, знал, что Макара признали годным к службе на флоте. Но будет ли в Усть-Цыльме комплектоваться команда на флот? Молодежь жила неистребимой мечтой попасть на корабли. Не было одежды, которая так привлекала бы усть-цыльминских ребят, как форменная морская, или хотя бы бескозырка с развевающимися на ветру лентами. И не было больших героев, чем те, что из кинофильма "Мы из Кронштадта".
За день до отъезда из Усть-Цыльмы остриженный под машинку Бабиков сидел в кабинете райвоенкома, и старший политрук, именем и словом своим поручившийся перед партией за Макара Бабикова, уже не как официальное лицо - как старший товарищ с младшим - беседовал с призывником о разных делах и событиях, волновавших в те годы миллионы людей. Шел разговор о Хасане, Халхин-Голе, о грядущей решающей схватке с фашизмом и главным образом о том священном долге перед Родиной, который для каждого гражданина Страны Советов, а для коммуниста в первую очередь превыше всего.
Допризывники ехали к месту службы по Печоре, потом морем до Архангельска, где в порту их ждали командиры из различных родов войск.
К строю, на левом фланге которого стоял Макар, направился морской офицер, и лица будущих моряков посветлели. Назначили еще один строгий медицинский осмотр, а после него мандатная комиссия занялась распределением пополнения в разные учебные подразделения. Пока Макар гадал, кем он будет - комендором, сигнальщиком или рулевым, - его определили в Объединенную школу, в учебную роту будущих писарей, во взвод, которым тогда командовал нынешний наш старшина отряда Григорий Чекмачев.
Началась война, Чекмачева перевели в отряд морских разведчиков, а писарь из дивизиона береговой обороны, старшина первой статьи Макар Бабиков еще целый год хлопотал и писал рапорты о направлении в наш отряд. Наконец, его просьбу удовлетворили.
И вот новичок переступил порог двухэтажного дома, где мы размещались, и увидел тех, с кем ему так хотелось разделить трудную и заманчивую судьбу разведчика.
Как его здесь примут? Как встретят?
2
Низкорослый и худощавый, светловолосый и сероглазый, с умным, иногда каким-то пронизывающим взглядом, Макар Бабиков сразу обратил на себя наше внимание, хотя в разговор не вступал и только пытливо, настороженно присматривался к окружающей обстановке. Старшина второй статьи Иван Поляков отметил появление Бабикова язвительной шуткой:
- Полундра! Писарь в разведку пришел... Смерть егерям!
Сказал, даже не взглянув на Бабикова, и, презрительно поводя широкими плечами, вышел из кубрика.
Бабиков не смутился. Только метнул острый взгляд в спину уходящему Полякову и медленно обвел нас недоуменным взглядом. Всем стало неловко от выходки Полякова. Но тут нас выручил и рассмешил Павел Барышев.
- А ты на эту балаболку Полякова не обращай внимания, - приветливо обратился он к новичку. - Мы с тобою, правда, ростом не вымахали, так ведь малый топор большое дерево рубит! В писарях служил - эка важность! Вот Семен Агафонов - тот коком был. И что же? Пошел в разведку кок и двух "языков" приволок. Так что ты не обижайся...
