- А вы их не ждите, контратакуйте! - приказал Инзарцев. - Пулеметчикам Флоринскому и Абрамову сменить позиции...

Неожиданно, как это часто бывает весной на севере, снегопад прекратился. Небо прояснилось, и ветер утих.

Наступила ночь. Высадившийся в районе Западной Лицы батальон морской пехоты устремился к дороге на Титовку, а противник не решался развернуть против нового десанта свои силы, опасаясь контратак нашего отряда.

Егеря наращивали атаки на высоту 415.

Миновал второй день боя.

Тяжелый переход, две бессонные ночи, пронизывающи холодный ветер со снегопадом и непрерывные бои утомили некоторых разведчиков настолько, что они едва держались на ногах. Никогда раньше, находясь в разведке, мы не дотрагивались до вина, а сейчас, когда забрезжил мутный рассвет, лейтенант Заседателев поднес кой-кому из коченеющих разведчиков считанные граммы разведенного спирта.

Закаленные в походах только покрякивали с досады, когда "доктор" обносил их. Семен Агафонов упросил доктора дать ему понюхать пустую мензурку.

- Порядок! - сказал он, потирая кончик носа. - Сейчас бы щей флотских!

- Цайку с калистратом! - с блаженной миной объявил Манин, имея в виду чай с клюквенным экстрактом, к которому питал большую слабость.

- Гуся с яблоками! Шашлык по-кавказски! А Манину - вологодских отбивных! весело дразнили разведчики друг друга.

- По местам! - скомандовал я, заметив сигнал наблюдателя.

И снова бой, который не прекращался уже до сумерек.

В этот день мы отбили двенадцать атак. Должно быть, у егерей был с нами, с морскими разведчиками, особый счет. Они решили любой ценой разгромить отряд.

Следующее утро выдалось пасмурным. Повалил снег. Командир решил связаться с морскими пехотинцами и договориться о взаимной поддержке.

Инзарцев приказал мне, Николаю Лосеву и Степану Мотовилину собираться в дорогу. Нужно было просочиться между сопками, занятыми неприятелем, и пройти около шести километров до высоты, где располагался Штаб батальона.

Выждав, когда буран покрыл снежной пеленой всю окрестность, мы кубарем скатились по обрывистому склону и оказались в расщелине скалы.

- Здесь проскочим! - сказал Мотовилин.

Пурга свирепствовала. Над головой ветер кружил снежные вихри. А еще выше нарастал бой.

Мы торопились как можно быстрей выйти из расщелины, но, когда буран прекратился и можно было осмотреться, выяснили, что цель еще далека от нас.

Горы скрадывают расстояние. Идешь-идешь, а, кажется, будто топчешься близ одной и той же сопки. Даже такой искусный ходок, как Мотовилин, еле передвигал ноги. Наконец, мы приблизились к сопке, на которой должны быть морские пехотинцы. Мотовилин решил не огибать ее, а пойти напрямик, через лощину, и мы поплатились за это.

На открытой местности морские пехотинцы встретили нас "с огоньком". Я зарылся в снег, съежился под свистом пуль и нещадно ругал Мотовилина за его дурацкую храбрость. Чтобы искупить вину, Степан первым встал на колени и закричал:

- Дурни, по своим стреляете! Прекратить огонь!

- Кто тебя услышит, агитатор? Ложись...- уговаривал его Лосев.

Но тут мы заметили, что хотя пулеметчик видит нас и продолжает изредка строчить, но пули летят высоко. Видимо, он на всякий случай держит нас "на мушке".

Деваться некуда - полусогнувшись идем вперед.

- Как в зайцев целятся, - зло ворчал Степан, ускоряя шаг.

Неожиданный окрик "Стой руки вверх!" остановил нас. Мотовилин сверкнул глазами. Зная его характер и опасаясь новых неприятностей, я выступил вперед.

- Руки вверх поднимать не приучены! - крикнул я невидимому за камнями пулеметчику.

- Ясно! А кто такие? - спросил тот же голос,

- А ты кто такой! - не удержался Степан и рванулся вперед. - Ослеп, что ли? Ты и по егерям так стреляешь, орел?

Пулеметчик высунул голову:

- Ладно, проходи стороной. Там разберут, что ты за орел.

- Курица общипанная! - ругался Степан. Но словесная перепалка сразу оборвалась - появился лейтенант. И, опознав нас, рассмеялся:

- Уж очень вы подозрительно выглядите. Не то финны, не то немцы...

Мы были в лыжных матерчатых шапочках с длинными козырьками, в меховых куртках и брюках с вывернутой наизнанку оленьей шерстью. Не удивительно, что, завидев нас издалека, пулеметчик открыл огонь.

Пришел капитан, заместитель командира батальона, и я доложил ему обстановку.

Морские пехотинцы знали, что своими действиями на высоте 415 мы сковали силы неприятеля и тем самым помогли десанту выполнить задание в тылу врага. Сейчас штаб батальона располагал только взводом охраны. Подразделения еще не вернулись с заданий. Как только придет взвод минометчиков, его тотчас же бросят к нам на выручку. И капитан спросил нас, сумеем ли удержаться на высоте еще одни сутки. Что мы могли ему ответить?

- Надо, - сказал я, - значит выстоим.

И стал договариваться о маршруте движения минометчиков, о корректировке огня и других способах связи.

Нам предложили отдохнуть. Плотно перекусив и начисто опорожнив портсигар лейтенанта, мы собрались в обратный путь. Проходя мимо знакомого пулеметчика, Степан подмигнул ему:

- Эй, ловец на мушку, гляди в оба! Попадешь к разведчикам, тебя научат не только руки поднимать, но и на четвереньках ползать.

Пулеметчик не обижался. Он провожал нас сочувствующим взглядом.

4

Мы возвращались с добрыми вестями и поэтому, превозмогая усталость, торопились к своим.

День выдался ясный, снег на сопках стаял. Но он еще лежал в лощине, которую егеря просматривали и простреливали. Разведчики, чтобы мы могли безопасно проскочить через лощину к подножию высоты 415, затеяли ложную атаку и привлекли к себе внимание противника. Василий Кашутин, Семен Агафонов и Зиновий Рыжечкин пошли нам навстречу, подсобили быстрее преодолеть подъем.

Пока я докладывал командиру о связи с морскими пехотинцами, мои спутники уже повалились спать. Я забрался между Мотовилиным и Лосевым. Тесно прижавшись, согревая друг друга телами, мы беспробудно спали до утра. Никто не тревожил наш сон, хотя в эту ночь егеря особенно яростно штурмовали высоту 415 и кое-где вплотную приблизились к ее вершине.