"В том, что ты проклята, виновата, безусловно, ты. Но в том, что ты умрешь - она и только она!"

- Я всего лишь наговорила ей гадостей... - прошептала Саша, сквозь плотно сжатые зубы, - а она обрекла меня на смерть.

"Ты же извинилась. Искренне. Ты правда сожалеешь. И для тебя это вопрос жизни и смерти!"

- Я не заслужила такого отношения! Не заслужила смерти!

"А вот она - заслужила!"

Саша почувствовала боль в руке и удивленно посмотрела на собственные ладони, сжатые кулаки настолько плотно, что ногти врезались в плоть. Ее собственная смерть перестала ее волновать. Самурай должен каждое утро говорить себе: "Сегодня я умру". Самурай должен примириться со своей смертью. Принять ее, как часть себя. Принять, как уже свершившееся, и тогда, лишившись страха смерти, он станет воистину непобедим. Бусидо, путь воина...

Она приняла свою смерть. Раскрыла объятия ей навстречу. Сегодня, завтра, или через год - какая разница, ведь ее пустая жизнь все равно не имеет смысла. Без Кости. Без кого-то, кто мог бы заменить Костю...

Мир вокруг потемнел, словно какая-то пелена упала на глаза. Как будто на нее вдруг наползло густое черное облако. И как ни странно, эта темнота не напугала, темнота придала сил.

"Ты все равно умрешь, терять тебе уже нечего... Отомсти за свою смерть! За свое унижение!"

- Отомщу... - прошептала Саша, не то себе, не то окутавшей ее темноте.

И темнота, приняв ее обещание, отступила, чтобы не мешать обзору в решающий момент.

Отступила, но не ушла.

Саша засунула руку в сумочку. Каким чудом она вообще ухитрилась не потерять ее во всей этой суматохе? Сейчас Саша удовлетворенно вздохнула и улыбнулась мрачной, недоброй улыбкой, не сулящей ничего хорошего тому, о ком она думала в данный момент. Рука в сумочке легла на баллончик "Ланы", антистатика, известного каждому. "Лана" не поменяла с советских времен ни дизайна, ни состава.

Женщины знали "Лану" как средство от липнущей к ногам юбки, и всякой гадости, липнущей к одежде. Мужчины знали "Лану" как свой первый баллончик от огнемета. Кто из мальчишек, когда мамы не было дома, не поставлял зажигалку под струю антистатика? Если такие и были, то точно не в России.

С портативным огнеметом Сашу познакомил, конечно же, Костя. С Костей вообще многое было впервые. Первый поход в боулинг, первый полет за границу. Первые эксперименты с огнедышащей "Ланой".

В сашиной ванной завелись муравьи. Эти маленькие рыжие твари шастали по всему дому, забирались в хлебницу и в посудные шкафы, катались в сашиной сумке к ней на работу, вылезали из клавиатуры, когда Саша начинала стучать по клавишам. Их гнездо было в ванной. Как-то лежа в горячей ванне, она увидела, как трое муравьев исчезают в неприметной щелочке меж кафельных плиток. Потом еще парочка, еще один... Недолгое наблюдение позволило выяснить, что все муравьи, гулявшие по ее дому и ее жизни, появлялись из этой щелочки и в нее же уползали.

Первой реакцией было залепить дырку чем-нибудь. Хоть пластилином! Но Костя предложил другой вариант.

- Жестокий, но действенный! - сказал он, - Есть что-нибудь типа спиртового дезодоранта? Любой баллончик с надписью "огнеопасно"?

Струя пламени ударила в кафельную плитку. Жар пламени Саша ощутила даже в метре от нее! Каково было муравьям, она старалась не думать. Способ был действительно жестоким и действительно эффективным. Муравьи больше не появлялись, то ли сгорев все до единого, то ли просто опасаясь появляться в доме девушки, готовой использовать на войне тактику выжженной земли.

"Тактику выжженного лица!"

Саша улыбнулась собственным мыслям. Выжженное лицо - это хорошо. Выжженное лицо - это то, что надо. Интересно, а глаза вспыхнут, или лопнут, растекаясь горячей жижей? Интересно, а кожа осыплется пеплом, или облезет лоскутами, обнажая черепную коробку?

"Узнаем?" - спросил внутренний голос.

"Узнаем!" - мысленно ответила Саша.

"А потом ты умрешь!"

"Да, потом я умру!"

Потом ее скрутят пассажиры. Она не будет сопротивляться. Она не желает зла никому, кроме этой мерзкой женщин, сломавшей ее жизнь. Она не будет жечь никого, кроме нее! Она даст себя скрутить, безропотно даст вывести себя из автобуса и умрет там на руках у перепуганных людей. Умрет молча, с достоинством. Как подобает самураю.

Саша встала со своего места и подошла к кабине водителя. Отодвинула небольшое окошко и наклонилась к нему, рукой отодвинув шторку, отгораживавшую водителя от внешнего мира.

- Простите...

- А? - спросил водитель, оборачиваясь.

- Кондуктор попросила спросить у вас зажигалку.

- А... На!

Синяя зажигалка "Bic" легла в сашину ладонь.

- Благодарю.

Водитель кивнул, и потерял к ней всякий интерес. Все так просто, как двум старикам-разбойникам вынести картину из музея. "Несем картину на реставрацию" вместо "Мы украли бесценный шедевр!" "Кондуктор просила спросить у вас зажигалку" вместо "Можно я сожгу вашу напарницу заживо?" Главное говорить и делать все с таким лицом, как будто ты действительно имеешь полное право выносить картину или собираешься протянуть зажигалку кондукторше. Водитель выпрямился в своем кресле, щелкнул кнопками закрытия дверей, положил руку на рычаг скоростей, покосившись на зеркало заднего вида, и пробурчав что-то про алкашей и уродов.

Автобус тронулся.

Тем лучше. На ходу Люба никуда не денется.

Саша чиркнула зажигалкой, секунду полюбовавшись язычком пламени, улыбнулась, коснувшись холодного бока баллончика антистатика в сумке, и пошла по салону.

Пассажиры отводили от нее взгляд, тут же находя что-то интересное за окном. И лишь Люба не сводила напряженного взгляда с медленно шедшей к ней женщины.

Ни она, ни Саша, не видели седого мужчину в грязной и потрепанной одежде, хромая, бежавшего за автобусом, и кричащего что-то на ходу.

- Да что ж за день-то, мля, такой... То больная с коляской, то Люба с какой-то дебилкой сцепится... Теперь бомж этот... Нет уж, нахер ты мне тут нужен... Орет еще что-то, мля... Понарожают даунов, мля. Уроды, мля...

Стрелок был пьян. Это было его нормальным состоянием в последние 9 лет. Собственно, у Стрелка было три состояние: "пьян", "с похмелья" и "спит". Третье состояние часто включало в себя одно из первых двух.

Стрелок не был бомжом, у него была своя квартира, которую ему каким-то чудом хватило ума не продать. 20-го числа каждого месяца Стрелок ночевал дома, утром получал свою пенсию по инвалидности и шел с ней на почту, платить за квартиру. Это было последним, что удерживало его от того, чтобы скатиться также низко, как многие его знакомые, ночевавшие на улицах, питавшиеся объедками и пившие все, что горит. За этот ритуал Стрелок цеплялся, как за последнюю соломинку, удерживавшую его на плаву.

В 41 год он выглядел на все 61, этим июньским утром он не брился уже две недели, от него разило перегаром и мочой (к чести Стрелка нужно сказать, что его мочевой пузырь еще ни разу его не подводил, так что мочой он пах не своей, а просто неудачно лег спать в грязной картонной коробке) и выглядел он как настоящий бомж. Но ритуал с ежемесячным походом на почту, пока пенсия еще не пропита, позволял ему с гордостью говорить, что он не бомж.

Просто бич.

Слово это давно вышло из употребления, но Стрелок упорно называл себя именно так. Бич. Бывший интеллигентный человек. Алкаш, пропойца, потерявший человеческое лицо, хромой инвалид, но бич, а не бомж.