- Неудачная шутка, - Никки принуждённо улыбается в ответ и на несколько секунд останавливает пронзительный взгляд на возлюбленном. Сомерхолдеру глубоко наплевать на глупые попытки невесты привести его в чувства. Последние три дня он твёрдо намерен пить до полузабытья. Спросите зачем? Чтобы наказать себя за самый постыдный поступок в его жизни – сознательное отречение от любви и любимой женщины. Рид нерешительно целует Йена в щеку на прощание и безмолвно уходит.
На несколько минут черноволосый мужчина остаётся в такой желанной, но в то же время напряжённой тишине. Йен раздосадовано думает, почему вся боль не может утонуть в стакане, который стоит перед ним. Если бы все страдания можно было растворить в этой сверкающей жидкости, стало бы гораздо легче. Ему, Никки, Нине, всем. Актёр отрешённо заламывает бровь и смотрит на наручные часы, словно выжидая, когда все мрачные мысли вернутся обратно в голову, раскалывая черепную коробку пополам. Светло-жёлтая дверь ванной внезапно отворяется, и на кухню заходит Боб, брат Йена. Сомерхолдер пытается поймать в его взгляде хоть каплю снисхождения, но все попытки тщетны.
- Пить с утра было не лучшим решением. Тебе так не кажется, брат? – с презрительной насмешкой бросает Боб, окидывая брата негодующим взглядом. Вспышка сдержанной злобы растворилась в серых глазах шатена, и он размашистой поступью следует к столу, на котором развалился Йен, пряча измятое лицо.
- Хоть ты не нагнетай, Боб, - оскорблено выдавливает из себя Йен, неохотно поднимая голову. Осуждающий взгляд брата исследует каждую клеточку его кожи, впиваясь волчьими клыками прямо в душу. Боб как примерный старший брат опекал Йена до лет двадцати двух, пока не женился. Тогда младшему Сомерхолдеру было всего пятнадцать, но родителям было непросто справляться с подростком. Хорошо, что Йен тогда с головой нырнул в модельный бизнес и вовремя избавил семейство от излишних хлопот. С того времени прошло почти двадцать лет, а жизнь голубоглазого мужчины, первого красавца среди актёров Голливуда, так и не обрела нужное русло. Пока Боб воспитывал младшего сына (двое старших уже учились в университете), его младший брат разгребал груду навалившихся проблем. Откровенно говоря, у него это слабо получалось.
- Боюсь тебя расстроить, но я знаю причину появления у тебя утреннего похмелья и синяка под глазом, - понимающе протягивает Боб и усаживается рядом с братом, подбадривающее похлопывая его по плечу. Йен всегда чувствует себя неловко, когда дело доходит до откровенного разговора с братом. В такие моменты ему кажется, что граница в двадцать лет стирается одним махом, и он снова возвращается в детство. Но Сомерхолдер младший, к большому удивлению, не видит в глазах брата злости и недовольства. За долгие годы они всё-таки пришли к долгожданной цели – обрели истинное понимание между братьями.
- Ты говорил с ней? – в хриплом голосе Йена колеблется слепая надежда, а глаза загораются прежним живым огнём. Дикий взор брата откровенно пугает Боба, но он пытается выглядеть совершенно спокойным. Сомерхолдер старший отчётливо понимает, что Йен измучен до края незабытой любовью, которая довела его до сумасшествия. Ему знакомы дурные выходки брата: он делает глупости от бессилия и отчаяния, когда уже не остаётся даже тусклого огонька надежды, а мир вокруг него с грохотом рушится, затягивая в пропасть. Пропасть, именуемая непреодолимым чувством вины и щемящей болью, ведёт в темноту, в сущий ад, из которого нет выхода.
- Ты всё испортил, Йен. Нина уезжает послезавтра, - надрывно вздыхает Боб и останавливает настороженный взгляд на глазах брата. Сероглазый мужчина до конца не понимает, видит ли он это на самом деле или это наваждение. В стеклянных глазах Йена сверкают слёзы, честные слёзы. Боб никогда раньше не видел, чтобы он плакал, даже в детстве тот держался смело и уверенно, не проронив ни одной слезинки. Жесткий ком подступил к горлу, а губы сжались от страха. Боб чувствовал себя беспомощным, потому что не мог ничего изменить, не мог помочь брату. Сложный выбор стал перед Йеном, но у него ещё был последний шанс всё исправить. - Если любишь, борись. Я всегда тебе это говорил.
Комментарий к Часть 25
Где Ваши отзывы, ребята? Неужели Вы забыли об этой истории? Мне нужна Ваша поддержка, мне нужно знать Ваше мнение :)
========== Часть 26 ==========
Никки суетливо мечется по комнате, гневно выбрасывая из шкафа разноцветные платья и блузки. Её свирепый взгляд блуждал по углам спальни в поисках принадлежащих ей вещей. На лакированной прикроватной тумбочке с красного дерева стояла её фотография с Йеном в литой стеклянной рамке. Она схватила фотографию в руки, сосредотачивает взгляд на лице любимого мужчины, изучая каждый уголок кожи. Красноречивая улыбка, которая никогда не сходила с лица Сомерхолдера, была запечатлена и на этой фотографии. Отменные актёрские данные позволяли умело играть на публику, натягивая фальшивую улыбку счастья при каждом случайном щелчке фотоаппарата очередного папарацци. Целый год актриса жила в иллюзиях, что построила крепкие отношения с мужчиной, который влюблён в неё так же отчаянно, как и она. Пока Рид грезила мечтами о замужестве, Сомерхолдер тонул в омуте жестоких страданий и безрассудной любви к девушке, которая его бросила. Нина Добрев бесстыдно разрушила её судьбу и пустила под откос целый год жизни. Хотя кого Никки обманывала – не было никакой любви, не было отношений. Искусная игра и обман чистой воды. Шатенка тяжело вздыхает, всхлипывает и запускает фотографию в стену. Сотни осколков рассыпаются с грохотом на полу.
На широкой кровати, укрытой бежевым атласным покрывалом, скопилась высокая гора одежды. Рид достала из нижней полки громоздкие чемоданы и с непреодолимой злобой бросила на пол. Шатенка присела на кровать, закрывая лицо руками. Горячие слёзы ручьями катились по щекам, оставляя пламенные отметины. Горькие рыдания смешивались с неудержимыми вздохами бессилия и горести. Собрав все силы в кулак, девушка неохотно поднялась на ноги и начала упаковывать одежду. Она резво хватала тонкие платья пачками, резко забрасывая в открытый коричневый чемодан, а потом всё-таки начала складывать помятые вещи более аккуратно. В голову лезли гнетущие мысли, от которых невозможно было избавиться в глухом одиночестве. Сердце вяло билось в области груди, сжимаясь все больнее с каждым новым ударом. Воспламенённые глаза застилала пелена тумана, всё валилось из рук, а голова кружилась от жуткой мигрени.
- Куда это ты собираешься? – раздаётся за спиной удивлённый голос Боба. У брата Йена была несносная привычка входить без стука. Серые глаза пытливо блуждали по измождённому лицу Никки, полыхавшему от слёз. Красные глаза блестели болезненным блеском, отражая ослепляющий солнечный свет за окном. Девушка обессилено присела на край чемодана и виновато опустила голову на бок. Боба смутило поведение невесты брата.
- Я уезжаю к родителям, - сдержанно отвечает Никки и подходит к зеркалу. Она дрожащими пальцами связывает волосы в тугой хвостик. Чувствуя на себе пристальный взгляд Боба, девушка начинает рыскать в ящике тёмно-коричневого комода в поисках салфеток. Глаза, затуманенные слезами, ужасно болели, а солёный привкус на губах вызывал тошноту. Не найдя салфеток, Рид с безразличным видом продолжала собирать вещи. Горло сдавливал острый комок, который не давал свободно дышать. Девушка боялась разрыдаться на глазах у брата Йена, потому что не хотела принимать от него мучительную жалость. Сейчас ей хотелось только одного – сесть в самолёт и улететь как можно дальше отсюда.
- Вы с Йеном расстались? – учтиво процедил Боб, хотя заранее догадывался, каков будет ответ. Ему было неприятно видеть Никки, к которой он за год уже успел привязаться как к родной сестре, в таком жутком состоянии. Непрерывающиеся всхлипы давили Никки, но она сдерживала неутешные слёзы, тяжело дыша. Бобу хотелось обнять её, успокоить и пожалеть, но это бы ничего не изменило. Предательство – это вершина самой жгучей боли, которая не иссякает, а разгорается сильнее с каждой секундой, словно большой костёр, в который постоянно подливают масло. Девушка была смелой и сильной духом, но чтобы пережить такую горесть, требовалось много времени, очень много. В таких случаях любые слова поддержки излишни, а жалость только нещадно изнуряет до края.
