– Юрик, принеси деньги из сейфа! Быстро, время не ждет!

По дробному топоту Хоуп поняла, что парень метнулся куда-то. Через пару минут он вернулся с целлофановым пакетом. За логотипом местного супермаркета отчетливо проступали пачки купюр. Сунув пакет под нос ночной бабочке, он подобострастно взглянул на старика. Тут, кивнул на деньги:

– Тут двести тысяч наличными. Они твои, если сейчас ты заткнешься и перестанешь набивать себе цену.

Хоуп недоверчиво сунулась с пакет, перебрала пачки, полистала на наличие «кукол», собралась вытащить купюры, проверить – не фальшивые ли, но тут клиент не выдержал и снова рявкнул:

– Да настоящие они! Пошла на кресло, пока я не передумал.

– На кресло, так на кресло, – не веря своему счастью, замурлыкала Хоуп. – С этой минуты я твоя рабыня, милый. С этой минуты и до утра…

– Танечка, начинайте пока, а мы с Юриком подготовимся!

Старик хлопнул в ладоши, и в зал вошла уже знакомая девушка. Она подошла к растекающейся по креслу Хоуп и со спокойным сосредоточенным лицом принялась пристегивать ее руки к подлокотникам. Затянув ремни потуже, взялась за ноги, притягивая щиколотки к креслу.

«Походу, будет жарко» – пронеслось в голове у Хоуп, но мысль о шикарном заработке вдруг распалила ее, возбудила, заставив забыть о недавнем раздражении. Сальным взглядом она оглядела Танечку, решив, что сперва старикашка захочет полюбоваться на их дуэт.      От стратегических размышлений ее отвлекла резкая боль в области шеи. Хоуп дернулась, выругалась. Ремни удержали, не дав подскочить слишком высоко. Тенечка опасливо отошла на безопасное расстояние, в ее тоненьких цепких пальчиках хищно блеснул шприц.

– Что за… – просипела Хоуп, чувствуя, как мышцы начинает сводить судорогой, а язык приклеивается к небу, не в силах ворочаться, не позволяя членораздельно произносить слова.

– Все хорошо, вы только успокойтесь, больно не будет, – робко произнесла Танечка, потом осторожно приблизилась к обессиленной Хоуп, оттянула ей веко, вглядываясь в расплывшийся черный зрачок.

– Отвали от меня! – прорычала та, заставив Танечку вздрогнуть.

Увидев, что прикованная к креслу девушка еще в сознании, Танечка достала из кармана белого халатика переговорное устройство, набрала своего «профессора» и, заикаясь, доложила:

– На нее сыворотка не подействовала… Нет, она в сознании, но уже вялая… Хорошо, но придется приготовить ещё… Хорошо, я потороплюсь…

Договорив, она двинулась к выходу, через плечо взглянула на свою жертву, вышла. В двери отчетливо щелкнул ключ.

Хоуп держалась с трудом, а вокруг все плыло и раскачивалось, дрожало маревом. Взгляд не фокусировался, скакал, теряясь в белых стенах – мир вокруг будто бы таял, готовый развалиться на куски. Вяло двинув губами, она хотела позвать на помощь, но звука не выходило, лишь какой-то скрип, какое-то шипение, словно от прохудившейся камеры. Пока тело млело, утопая в ленивой неге подступившего сна – страшного сна, не предвещающего никакого хорошего исхода, мозг судорожно бился в черепной коробке, пытаясь предпринять хоть что-то, но мысленному взору открывалось лишь одно – красная светящаяся надпись на черном фоне «Уже поздно!».

Звон разбитого стекла прозвучал, словно издали, из небытия, но зимний холод, ворвавшийся резко в душное теплое помещение немного отрезвил, совсем чуть-чуть. Хоуп этого хватило, чтобы немного прийти в себя, забиться в ремнях и захрипеть. Потом обзор загородила черная тень, в нос ударил запах дешевого табака и пивного перегара. Ремни на руках и ногах поочередно ослабли. Оказавшись свободной, Хоуп, шатаясь, поднялась. Страх пересилил слабость, заставив организм вершить невозможное…

И теперь, балансируя на качающихся ногах, она смотрела на Ярика, стоящего перед ней. Недолго думая, недавний знакомец схватил ее за плечо и хорошенько встряхнул:

– Живая? Пошли! Быстро! – дернул к окну, там грубым толчком заставил перевалиться через подоконник.

Рухнув нагишом в обжигающий снег, Хоуп окончательно очухалась. Вытаращив глаза, зашипела на спрыгнувшего следом освободителя:

– Там шуба моя и бабло…

– Забудь о них.

Поймав взгляд парня, Хоуп ужаснулась его серьезности. С этим страшным, молчаливым взглядом, он приставил ладонь к ее рту и жестом велел повернуться. Тут же крепко зажал девушке рот, силой подавив чуть не пробившийся наружу выкрик. От увиденного, Хоуп начала бить лихорадка: возле сплошного забора под двумя декоративными туями в снегу валялись человеческие останки – красно-бурое месиво с проглядывающими из него кусками костей и обрывками внутренностей.

– Уходят, держи! – раздалось из окна, и Хоуп даже вскрикнуть не успела – в воздухе что-то свистнуло, резкий укол свел лопатку, и все стало небытием…..

Очнувшись, она поняла, что вновь пристегнута к креслу. Перед ней стояли все трое – старикашка, Юрик и Танечка, в руках которой снова блестел шприц.

– Какого хрена вы творите, уроды?! – раздалось справа.

Хоуп сразу узнала голос.

Теперь она была не одинока. В соседнем кресле, прикрученный по рукам и ногам, дергался и матерился Ярик.

– Танечка, быстрее, – не обратив внимания на вопрос в свой адрес, прошипел старичок, – и смотрите, отмерьте точную дозу синхронизатора, чтобы не вышло, как в предыдущие разы. За эту ночь опять два трупа – кстати, Юрик, не забудь от них избавиться. Дохлые шлюхи в саду нам не нужны. А вы, Танечка, внимательнее – внимательнее! Кристалл-переносчик почти разряжен, и если сейчас мы потеряем подопытных, об эксперименте можно будет забыть, – «профессор» поднял глаза на исходящий синими всполохами камень на потолке. – Сегодня последняя ночь активной фазы кристалла. Если до восхода мы не осуществим перенос, его можно будет выбросить на помойку. Не бойтесь, Танечка, я пересчитал дозу синхронизатора – девке надо добавить, а этому двойную.

– Парню тоже? – Танечка в сомнении переглянулась с Юриком.

– А что с ним теперь делать? Он много видел – лишние свидетели нам не нужны. Да не бойтесь вы – его, как и баб, никто не хватится. Вы на него посмотрите – это же шпана подзаборная, рвань. Ему путь либо в тюрьму, либо в ближайшую канаву, с башкой, проломленной собственными дружками! Да колите уже скорее, колите, Таня…

…Когда Хоуп пришла в себя, вокруг было темно и тепло. Она неловко двинула рукой и почувствовала, как пальцы ушли во что-то липкое и горячее. «Дрянь! Дерьмо! Твою мать!» – пронеслось в голове. Глаза открылись, но не увидели ничего. Темнота. В ноздри ударил мерзотный мясной запах. Нет. Пахло совсем хреново – отовсюду несло тухлой вонючей кровью.

Пересилив отвращение, Хоуп стала ощупывать пространство вокруг себя. Ощущение создалось такое, будто она находится в склизком резиновом мешке. Хоуп попыталась рвануть преграду ногтями, но тут же отдернула руку – «мешок» запульсировал и дернулся, как от боли. От боли?

Хоуп сжалась в комок, лихорадочно соображая, где она может находиться. Собравшись духом, снова ткнула ногтем: сомнений не осталось – она находится внутри живого существа.

Хоуп никогда не боялась закрытых пространств, но в тот момент ее охватил дикий ужас. Она принялась судорожно вспоминать последние кадры предыдущих событий: вызов в Чернявино, «профессор», бабки, Танечка… Кресло и ремни… Укол и забытье.

«Они скормили меня живьем какой-то твари» – додумалась Хоуп, еле справляясь с собственными мыслями. От страшной догадки мозг начал отказывать, а сознание отключаться. Резкие рывки то утягивали в небытие, то швыряли на поверхность, в жуткую живую тюрьму, но раскисать было нельзя. Надо выбираться! Хоуп спешно уперлась руками в живую стенку, провела ладонями по гладкой поверхности, чувствуя, как она натянулась, сопротивляясь. «Надо попробовать разорвать ее, хотя, стоп! Может у ЭТОГО есть выход?»

И тут раздалось: «Успокойся».

Хоуп замерла, застыла, боясь двинуться. Она судорожно пыталась отыскать источник звука, но голос вновь звучал прямо в голове: «Успокойся и не копошись, ты мешаешь мне думать»…