Элайджа стоит на верхних степенях лестницы, ведущей во внутренний двор, и не сводит глаз со своей жены, которую кружит в танце его младший брат.

На Анне черное узкое платье, подчеркивающее все изгибы ее идеальной фигуры и оттеняющее бледность нежной кожи. Она смеется, склоняясь к Колу, и тот что-то шепчет ей на ухо, почти касаясь его губами. Музыка звучит слишком громко, и Элайджа не может разобрать слов, различая лишь «люблю» и «Белоснежка». Смех Анны становится еще громче, и она доверчиво льнет к ведьмаку, позволяя его ладоням скользить по ее обнаженной спине. А Элайджа чувствует, как руки сжимаются в кулаки.

За те двадцать лет, что они вместе, он никак не может избавиться от этих эмоций, что наполняют его всякий раз, когда он видит рядом со своей женой другого мужчину. Элайджа не помнит ни одного случая, чтобы Анна давала ему хоть малейший повод усомниться в своей верности, но те горячие взгляды, что бросает на нее сейчас его собственный брат, накрывают сознание липкой волной. И совершенно бесполезно думать о том, что Кол лишь отдает дань ее потрясающей красоте и то, что его любовь к Анне прошла с появлением в его жизни Бонни Беннет. Не помогает и то, что жена уже миллион раз говорила ему о том, что ведьмак ей лишь друг. Элайджа видит только ладони, скользящие по гладкой спине, и он вихрем оказывается внизу.

— Думаю, на сегодня достаточно танцев, — он изо всех сил старается, чтобы его голос был спокойным, но легкая дрожь все же выдает рвущиеся из-под контроля эмоции, когда вампир тянет на себя удивленную жену, — не хочешь выпить, милая?

Анна сводит брови, глядя в его почерневшие глаза, и поворачивается к Колу, едва заметно улыбаясь.

— Прости, — мягко говорит она, легко касаясь руки ведьмака, — меня зовет супружеский долг!

И, не сопротивляясь, идет за Элайджей к маленькому бару, скрытому за массивным старинным буфетом. Едва они оказываются одни, вампир притягивает жену к себе, и его зубы мягко впиваются в нежную шею. Он водит руками по ее спине, как будто стирая чужие прикосновения, и Анна на мгновение замирает, но затем, начинает биться в его объятьях, пока муж, наконец, не отпускает ее, позволяя отступить от него на шаг.

— Мне это надоело, Элайджа, — цедит она, не сводя с него прищуренных глаз, — ты совсем с ума сошел со своей ревностью!

— Я просто безумно люблю тебя, — шепчет он, делая шаг в ее сторону, но девушка вновь отступает. Она прижимается к стене, и выставляет перед собой тонкие руки.

— Ты помнишь наши свадебные клятвы? — неожиданно говорит Анна, и Элайджа непонимающе сводит брови.

— Ты обещал доверять мне! Так почему же, когда рядом со мной оказывается любой другой мужчина, ты ведешь себя так, будто я — первая шлюха Нового Орлеана, которая только и думает о том, как бы наставить тебе рога?

Ее слова обжигают, причиняют боль, но Элайджа молчит, не сводя виноватого взгляда с взбешенной жены.

— И Кол! — продолжает Анна, безразличная к его раскаянью, — сколько раз мы обсуждали эту тему? Тысячу? Миллион? Он влюблен в Бонни, дурья твоя башка!

Девушка замолкает, и какое-то время вампир слышит лишь ее тяжелое дыхание. Он знает, что не прав, но даже не представляет, как вымолить прощение у любимой. А еще — как побороть в себе эту сжигающую душу ревность.

— Я сегодня переночую в комнате Клер, — слышит он голос жены, когда его глаза, пытаются поймать ее ускользающий взгляд, — мне нужно…подумать.

И она исчезает в темноте узкого коридора, оставляя Элайджу один на один с накрывающим его отчаяньем. В компании бара, забитого бурбоном.

Он не помнит, сколько бокалов вливает в себя, прежде чем поднимается наверх и замирает у спальни их дочери. Тихое дыхание Анны, говорит о том, что она спит. И он представляет как тонкие руки, обхватили белую подушку, по которой рассыпались ее шелковистые волосы. Как меж ее точеных бедер сбилась простыня, и как жена, наверняка, легонько прикусила свою пухлую губу, как она обычно делает во сне, и его рука ложится на дверную ручку.

Элайджа прикрывает глаза, стараясь успокоиться. Он знает, что Анна спит крепко, и ее не разбудят его невесомые шаги. Ему нужно лишь посмотреть на ее прекрасное лицо, вдохнуть нежный запах кожи. Но он и так виноват перед ней, а потому, судорожно вздохнув, вампир убирает пальцы с дверной ручки.

Его последние силы уходят на то, чтобы оказаться в их спальне, где темноту нарушает множество уже догорающих свечей. Элайджа замирает, глядя на то, как медленно стекает воск, как на низком столе в ведерке с шампанским растаял весь лед, и понимает, что жена готовила ему сюрприз. И они могли бы сейчас заниматься любовью на их широкой кровати, а вместо этого, он стоит один в наполненной свечами спальне и думает лишь о том, какой он дурак.

Элайджа, не раздеваясь, ложится на заправленную постель и прижимает к себе подушку, на которой любит спать его жена. Через мгновение его накрывает беспокойный, душный сон, где он видит лишь туман и ускользающий от него до боли знакомый силуэт, который он никак не может догнать.

Проходит несколько дней, и Анна продолжает ночевать в спальне Клер, а Элайджа заливаться бурбоном. Они почти не разговаривают, и стоит ему лишь подойти к жене ближе, чем на полметра, она стремительно исчезает, не говоря ни слова, оставляя после себя лишь будоражащий запах до боли знакомых Элайдже духов.

А вампир все думает, почему же он не может побороть эту чертову ревность, которая разрушает их жизнь. Ведь, например, Анна никогда не закатывает ему подобных сцен. И это неожиданное открытие — словно ушат холодной воды. Она совсем его не ревнует. И черные мысли закрадываются в его затуманенную бурбоном голову. А может она и вовсе… разлюбила его?

Элайджа трясет головой, отгоняя от себя словно дурман, будоражащие воображение догадки. Он сойдет с ума, если не узнает правды прямо сейчас, и коль уж его жена не желает вести с ним диалог, есть еще кое-кто, способный его просветить. И вампир решительно направляется в комнату младшего брата.

Ведьмак хмурится, открывая дверь. На его столе свалены в кучу старинные фолианты, по которым становиться понятно, что Кол работает над каким-то сложным заклятьем, но один взгляд на бледное лицо брата, заставляет его оторваться от этого занятия.

— Что случилось? — спрашивает он, когда Элайджа садится напротив.

— Анна меня разлюбила.

Кол смеется так громко и долго, что вампир начинает всерьез опасаться за то, сможет ли он остановиться. Когда же смех, наконец, стихает, ведьмак пару минут трет глаза, приходя в себя и, наконец, бросает на брата насмешливый взгляд.

— Это ты решил потому, что она отлучила тебя на несколько дней от своего прекрасного тела?

— С чего ты… — начинает Элайджа, но брат прерывает его.

— Не нужно обладать, вампирским слухом, чтобы знать, чем вы занимаетесь по ночам. Я из-за вас переехал в восточное крыло. Поверь мне, вы ведете себя очень, очень громко! Но последние дни в доме царит полная тишина. Так что же, из-за этого?

— Она меня не ревнует, — медленно говорит вампир, — я схожу с ума от ревности, а она…

— О боже, — ведьмак закатывает глаза, обреченно качая головой, — я просто поражаюсь, как ты становишься до смешного слепым, во всем, что касается Белоснежки! Попробуй вспомнить, когда ты оставался с какой-либо женщиной кроме своей жены, дочери и нашей сестры наедине больше чем на пару секунд?

Элайджа поднимает на брата полные недоумения глаза.

— Что ты хочешь сказать?

— Белоснежка тебя не ревнует лишь потому, что не допускает даже такой возможности! Она делает все, для того, чтобы ты не находился рядом с другими женщинами больше чем минуту!

И вампир начинает понимать, о чем говорит его брат. Элайджа не ищет общества никого кроме своей жены и поэтому не замечает, что на их вечеринках почти всегда либо пары, либо одинокие мужчины. Как не замечает и того, что у Анны непременно находятся уважительные причины, чтобы не принимать приглашения на праздники их старых друзей, а если уж они и идут туда, она делает так, что весь вечер он думает лишь о том, чтобы они быстрее оказались дома. Например, шепчет ему на ухо, перед тем как постучать в чужую дверь, что забыла надеть трусики.