— О, тут я с тобой соглашусь, любимый, — почти ласково тянет Лив, склоняясь к мужской одежде, небрежной горкой, лежащей на полу, — мы ограничимся именно этим. Только шлепать на этот раз буду я.

— Оливия! — буквально ревет Элайджа, судорожно пытаясь высвободить руки, — я сказал тебе: немедленно!

— Как хочешь, — улыбается та, и в следующий миг на мужские ягодицы опускается кожаный ремень, отчего Майклсон буквально шипит от боли.

— Что такое, любимый? — невинно интересуется Лив, мстительно улыбаясь, — не нравится?

— Си-не-глаз-ка, — по слогам выдавливает из себя Элайджа, когда девушка вновь со всей силы опускает полоску кожи на его зад.

— Это тебе за твою свадьбу, — приговаривает Оливия, вновь нанося удар, — это за ревность, а это за то, что ты сделал утром, не спросив моего разрешения!

Майклсон не отвечает ей больше ни слова, стараясь с честью принять экзекуцию, пока любимая не успокаивается, и, отбрасывая в сторону ремень, не ложиться с ним рядом, поворачивая к себе его лицо.

— Ты ведь не убьешь меня, если я тебя сейчас отпущу? — тихо говорит она, заглядывая в почерневшие глаза, — ты заслужил это наказание! Особенно после того, что сделал утром.

— Не убью, — хрипло отзывается Элайджа, щурясь, — но лишь потому, что и, правда, переборщил утром. Твоя попка еще болит?

— Немного, — сводит бровки Лив, — но ты… Даже не смей думать о подобном!

— Не буду, — усмехается тот, видя, как синие глаза испуганно расширяются, занимая пол-лица, — не буду, пока сама не попросишь.

— Скорее ты, просишь повторить то, что я только что сделала, — со смешком отзывается Оливия, и ее пальцы ловко расстегивают удерживающие Майклсона наручники.

Едва она успевает это сделать, Элайджа тут же подминает ее под себя, заводя тонкие руки за голову.

— Ты обещал, — шепчет Лив, понимая, что сейчас она вновь в полной власти любимого, которого никто (в этом Оливия не сомневается) не подвергал прежде подобному наказанию.

— И я верен своему слову, — отзывается Майклсон, свободной рукой стягивая ее трусики, — напротив, я хочу еще раз попросить у тебя прощение, — и с этими словами он нежно целует ее шею, спускается к груди, и ниже, пока темная голова не оказывается между девичьих ножек.

Оливия стонет, чувствуя умелые ласки любимого, который без сомнения знает, как свести с ума, заставляя молить взять ее, и Элайджа ласкает ее, до тех самых пор, пока девушка не начинает просить его о большем.

Майклсон только улыбается, на миг отвлекаясь от своего занятия, и его губы сменяют пальцы, которые давят на набухший бугорок, между дрожащих девичьих ножек, заставляя Лив кричать от острого удовольствия.

— Элайджа, прошу, — шепчет она, глядя на любимого совершенно безумным, мутным взглядом, — я больше не могу.

— Скажи, что ты — моя, синеглазка, — приказывает девушке тот, не сводя с раскрасневшегося лица пристального взгляда, — скажи, что ты — только моя.

— Твоя, — едва дыша, отзывается Оливия, шире разводя ножки, между которых мужские пальцы играют танец страсти, от которого она почти на грани, но все же ей хочется большего, и только он — тиран и деспот, желающий быть ее вечным хозяином, может дать ей то, в чем она нуждается.

— Я — твоя, — говорит Лив уже тверже, и синие глаза смотрят прямо в темно-карие, — я — только твоя, Элайджа. Я люблю тебя.

После ее слов, Майклсон подается вперед, накрывая ее своим телом, резким толчком заполняя собой тесное лоно, и Оливия обвивает его руками и ногами, стараясь слиться с любимым как можно сильнее. И он берет ее. Сначала нежно, мягкими движениями, постепенно ускоряя темп, пока Лив не накрывает обжигающая волна, сметающая все на своем пути.

Она приходит в себя через несколько минут, в совершенно неудобной позе, и не сразу понимает, что ее запястья прикованы к спинке кровати.

— А теперь, моя очередь синеглазка, — довольно выговаривает Элайджа, склоняясь над ее часто вздымающейся грудью, — но не бойся, я не буду тебя бить. Мы займемся кое-чем гораздо более интересным…

И Лив широко улыбается, подставляя ему для поцелуя свои алые губки.

========== Часть 40 ==========

Понадобилось совсем немного времени, для того, чтобы установить, что трещина в фундаменте появилась не из-за ошибок в проектировании, а была следствием использования некачественных материалов, поставленных местным производителем, с которым Элайджа лично составил короткий, но действенный разговор, после чего все убытки были возмещены им с лихвой, и Оливии казалось, что теперь можно вздохнуть свободно.

Но не тут-то было.

Последующие дни, сливающиеся в недели так быстро, что Лив не успевала этого даже заметить, они проводили в офисе, направляя все силы не только на исправление ошибки, вызвавшей трещину в фундаменте, но и на тщательную проверку остальных зданий, при строительстве которых использовались те же материалы. Работы, действительно, было много, но это совершенно не мешало влюбленной парочке каждую ночь, без исключения, предаваться страсти, наверстывая упущенное за дни их вынужденной разлуки.

Но они не только занимались любовью, хотя порой Оливии казалось, что Майклсон заразил ее своей ненасытностью, настолько сильным было ее вожделение, которое Элайджа своими чувственными ласками день за днем распалял лишь сильнее. Утолив страсть, они проводили ночи напролет за разговорами, и Лив оставалось только соглашаться с тем, как любимый невозмутимо планировал их жизнь после возвращения в Ричмонд, совершенно забывая о том, что все еще был женат.

Его уверенность довольно быстро завладела и Оливией, которая, наконец, поверив в чувства Элайджи, стала считать Кетрин досадливым недоразумением, которое ее заказчик, привыкший в любой ситуации получать все, чего бы не захотел, решит привычно легко.

Майклсону и самому хотелось так думать, но пока адвокат, которого он осаждал с завидной регулярностью, не видел никаких способов разорвать брачный договор без дележки компании. Об этом Элайдже не хотелось даже думать. Делится с Кетрин тем, что он собственными руками из паршивой фирмешки превратил в одну из корпораций Ричмонда, с каждым днем расширяющей сферу своего влияния, ему совершенно не хотелось. Это было просто немыслимо.

Вот только и второй вариант был также невозможен. Он предполагал, что Оливия будет ждать, несколько недель, месяцев, но точно не годы. И Майклсон знал, что потерять ее, будет еще хуже, чем утратить контроль за компанией. Синеглазка наконец-то полностью принадлежала ему. Безо всяких условий, преград, без обмана и лжи. Элайдже казалось, что первый раз за всю свою жизнь он идет по правильному пути. Загвоздка была лишь в том, что открывался он перед ним лишь, если рядом была она. Упрямая. Своенравная. День за днем сводящая его с ума. Без малейших усилий получившая над ним полную власть.

Любимая.

Это презираемое им чувство, над которым Майклсон всегда смеялся, не только не сделало его слабее. Любовь к Лив будто раскрасила все вокруг яркими, новыми красками, дала ему силу, сделала счастливым. И он точно знал, что не сможет лишиться этого. Поэтому, проблему с Кетрин нужно было во чтобы то ни стало решить.

Так думал Элайджа, наблюдая очередным утром за спящей Оливией, доверчиво прижавшейся к его груди. Время приближалось к восьми утра, и им уже полчаса назад, как нужно было быть на ногах, но маленькая синеглазка, утомленная их ночными забавами, спала так сладко, что Майклсон отключив будильник, лишь любовался ее нежным лицом и локонами каштановых волос, золотящихся на солнце. Несколько раз он пересчитал веснушки на вздернутом носике, пропустил через пальцы шелковистые пряди, мягко прижал к себе нежное тело, устраивая Лив поудобнее, прежде чем синие глаза открылись, сонно оглядывая его лицо.

— Еще рано? — хрипло протянула девушка, прикрывая маленькой ладошкой зевающий рот, — я не слышала будильника.

— Рано, — легко соврал Элайджа, скользя пальцами по тонким плечам, — если хочешь, поспи немного.