Однако, к ее удивлению, то, что последовало дальше, легко позволило ей избавится о мыслей о несносном любовнике. Коллеги, завидев, что девушка закончила разговор, стали стекаться к ее столу, невзначай заводя разговоры о ее планах на новый отдел. Очень скоро, Оливия поняла, что каждый из них хотел бы видеть себя в составе ее команды, на которую у Гасса по всей видимости были самые грандиозные планы. Придя к такому выводу, Лив, хотя и вежливо улыбалась каждому собеседнику, все же старалась не распространяться о своих идеях, туманно отвечая, что состав нового отдела пока не согласован.

В действительности же Оливия еще сама не была уверена в том, что примет предложение Кемерона, определенно сулившее ей карьерные высоты и высокие гонорары. После работы в Мистик Фоллс ей хотелось немного прийти в себя, и девушка лелеяла надежду, что Элайджа разделяет ее помыслы. Она пока не придумала, как намекнуть ему об этом, но в обеденный перерыв уже начала просматривать проспекты об отдыхе на пляжах Калифорнии, который, по мнению Лив, они безусловно заслужили. Вопрос был лишь в том, как уговорить на такую поездку Майклсона, который, как и она сама, был трудоголиком, державшим помимо прочего каждый свой проект под неусыпный контролем.

Размышляя об этом, Оливия просматривала новые заказы, и совсем не заметила, как наступил вечер. Офис начал пустеть, когда она, наконец, взглянула на часы, которые показывали уже пять минут семьмого. Лив свела брови, понимая, что опаздывает, но не успела она устремится к выходу, как на пороге их офиса появился Элайджа Майклсон собственной персоной.

Оставшиеся сотрудники не обратили особого внимания на то, что он сразу же направился к столу Оливии, а вот она сама застыла, кусая губки. И хотя лицо ее любовника не выражало совсем никаких чувств, она видела, как его глаза постепенно чернеют от недовольства, вызванного ее непослушанием.

— Вы закончили, мисс Картер?

Его тяжелый, властный тон, а также то, что Элайджа неожиданно перешел на «Вы», также не сулили Лив ничего хорошего, и все же она, в очередной раз не устояв перед гипнозом его бездонных глаз, молча кивнула, выходя из-за стола.

— В таком случае, я подвезу Вас домой.

Оливия дрожащим голосом попрощалась с оставшимися коллегами, и пошла к выходу, где Майклсон уже поджидал ее у дверей лифта.

— Давай спустимся по лестнице, — попыталась возразить она, но в этот миг стальные двери распахнулись, и Элайджа довольно грубо дернул ее за руки, увлекая за собой в пустую кабину. Оливия не успела сказать и слова, когда оказалась прижата к зеркальной стене мужским телом, отмечая краем глаза, как Майклсон давит на кнопку «стоп».

— Что ты…

— Молчи, синеглазка.

Элайджа раздвинул коленом ее ноги, и его ладонь потянула вверх низ юбки, обнажая девичьи бедра.

— Прошу, я…

— Я велел тебе закрыть рот, Оливия.

Голос Майклсона был совсем глухим, и в следующий миг девушка услышала, как он с треском разорвал ее трусики, пряча остатки ткани в карман пиджака. Мужские пальцы легко прошлись по внутренней поверхности ее бедер, поглаживая нежную кожу, в то время как Элайджа прижался губами к ее шее, оставляя темные засосы.

— Ты заслужила наказание, синеглазка, — медленно проговорил он, отрываясь на миг от своего занятия, — раздвинь ноги.

Даже не пытаясь спорить, Оливия развела бедра, и мужская ладонь тут же накрыла ее промежность, скользя по горячим складкам плоти. Они уже успели повлажнеть, и Майклсон обнаружив это, довольно улыбнулся, а его ласки стали еще смелее. С алых девичьих губ полились тихие стоны, когда он сосредоточил свое внимание набухшем бугорке, умело доводя ее до пика.

Но прежде, чем Лив накрыло обжигающее наслаждение, Элайджа отвел в сторону ладонь, не позволяя ей кончить. Сильным движением он развернул ее к себе, и темные глаза впились в синие, когда Майклсон проговорил:

— Поправь одежду. Я не хочу, чтобы мои соседи подумали, что я привел к себе распутную девку.

И не дав ей сказать ни слова, нажал на кнопку первого этажа.

========== Часть 21 ==========

— У тебя отличная квартира, — улыбаясь, проговорила Оливия, когда Элайджа, усадив ее на диване в гостиной, направился к бару.

Майклсон, выплеснув эмоции в лифте, вел себя совершенно спокойно, будто бы вовсе не он, бесстыдно ласкал ее меньше часа назад, так и оставив в наказание неудовлетворенной. Лив, вспомнив об этой жаркой сцене, почувствовала, как ее щеки заливаются румянцем, и тонкая ладонь вновь потянула вниз подол юбки, под которой ничего не было. Остатки ее трусиков покоились в кармане у Элайджи, и девушка чувствовала, как низ ее живота начинает тянуть от желания при мысли о том, что ее любовник знает об этом. Ей определенно хотелось продолжения.

— Ты будешь скотч со льдом?

Майклсон повернулся к ней лицом, держав в руку пустой бокал.

— Не боишься, что он вновь окажется на твоей рубашке? — решила немного поддразнить любовника Оливия, и к ее вящему удовольствию удар пришелся прямо в цель.

— Уверена, что это хорошая идея — злить меня, синеглазка? — очень тихо отозвался Элайджа, щурясь.

— Это была просто шутка, милый. Ты уже наказал меня сегодня, — вскинула бровь Лив, скользя кончиком языка по алым губам, — и поверь, я усвоила урок. Обещаю быть послушной девочкой.

— Почему-то мне верится в это с трудом, — окинул ее подозрительным взглядом Майклсон.

— Я могу доказать, — посмотрела на него девушка, невинно улыбаясь, — скажи чего ты хочешь, и я сделаю это.

От ее слов глаза Элайджи потемнели от желания, и он, забыв про напитки, направился в сторону Лив, не сводя с ее раскрасневшегося лица жаркого взора. Оливия сдвинулась в сторону, позволяя ему сесть с ней рядом, и Майклсон опустился на диван, приподнимая вверх ее упрямый подбородок и ловя смущенный девичий взгляд.

— Все, что я хочу?

Лив только кивнула, глядя на него исподлобья, и на ее губах появилась легкая улыбка, когда Элайджа мягко притянул ее к себе, скользя ладонями по тонким плечам.

— Хочешь, чтобы я…

Оливия не стала заканчивать предложение, и ее глаза скользнули по мужскому паху. Майклсон шумно выдохнул, и девушка, видя, что ее предложение явно пришлось ему по вкусу, кончиками пальцев провела по его ширинке, чувствуя восставшую плоть. Элайджа не сводил с нее напряженного взгляда, и хотя его лицо все еще выражало ледяное спокойствие, Лив не могла не видеть, что удерживать контроль ее любовнику с каждым ее откровенным прикосновением становится все сложнее.

— Или я могу испечь пирог, — невинно проговорила она, картинно дуя губки, и отводя в сторону ладонь, которую Майклсон тут же вернул обратно, и, нависая над девушкой, довольной такой реакцией, очень тихо проговорил прямо в алые губки:

— К черту выпечку. Ты сегодня много болтаешь, синеглазка. Твой ротик и маленький дерзкий язычок определенно следует занять чем-то более интересным.

Оливия подняла на Элайджу мутный взгляд, кусая губки, и мягко надавила ладонями на мужские плечи, заставляя его откинуться на спинку дивана. Тонкие пальцы ласкающими движениями прошлись по мужской груди и замерли у ремня. Очень медленно она коснулась пряжки, расправилась с замком, и потянула вниз язычок молнии. Синие глаза расширились, обводя горячим взором вырисовывающийся через тонкую ткань белья внушительных размеров член, но прежде чем Лив прикоснулась к нему, Майклсон потянул ее на себя, заставляя встать на четвереньки. Он провел языком по алым губам, очерчивая их контур, и Оливия отозвалась на его ласку, углубляя поцелуй, который вышел коротким, но страстным. Закончив, девушка улыбнулась, и, выгнув спинку, склонилась к мужскому паху, чувствуя, как ладони Майклсона начинают путешествие по ее бедрам, задирая узкую юбку.

Оливия потянула вниз резинку боксеров, и в следующий миг ее ладонь наполнил каменный член, к которому она склонилась, мягко скользя языком по напряженной головке. Элайджа прошипел что-то неразборчивое, и Лив воодушевленная такой реакцией продолжила свои откровенные ласки, проходясь губами по всей длине мужского достоинства, прежде чем вобрать его в свой горячий ротик. С губ Майклсона сорвался хриплый стон, когда она мягко качнула головой, позволяя его плоти скользнуть еще глубже, но через мгновение, он дал ей достойный ответ, касаясь ладонью влажного местечка меж ее округлых бедер, которые Оливия развела еще шире, отчего ее поза стала абсолютно бесстыдной.