Я вышла на Рю де Флер, повернула на Роспай и тут только почувствовала холод. Я запахнула свою куртку и поблагодарила Бога, что догадалась с утра надеть брюки. Спускаться в метро не хотелось, а гулять было теперь не холодно.
Не знаю почему, я потащилась на Монпарнас, прошла несколько магазинчиков Тати, куда заходят только русские туристы и безработные, веселый клошар выпросил у меня пятифранковую монету. Повернула обратно, перешла на другую сторону и нечаянно оказаласьу длинной стелянной стены дорого ресторана, он рядом с кафе "Космос".
Ресторан назывался "Аллер". Я никогда здесь не была, да и теперь не собиралась заходить, потому что вряд ли обед здесь стоит даже днем менее пятисот франков, а швырять деньги я не люблю. Вход в него был со стороны улицы Вовин.
Возле брассре продавались жареные каштаны по три, пять франков пакетик, и прямо около лотка стоял художник, малевавший что-то на коробке из-под ботинок. Я не люблю таких нарочито "одержимых" уличных мазил. Рисовать ему не на чем, ни дать ни взять - Утрилло! Я люблю каштаны. Ими можно быстро утолить голод и до вечера шляться, чтобы потом уже основательно поесть дома; у меня забит холодильник, но я не гурмэ, я гурманка, люблю безудержно, хорошо и вкусно поесть и почти не забочусь об изысканности блюд.
Возле "Аллер" остановился большой белый автомобиль, из которого вышел толстый маленький человек в коричневом костюме и шляпе. судя по его виду и по цвету кожи, это был китаец. Меня, как это и понятно, несколько раздражало теперь все китайское, потому что оно непроизвольно рождало в моей голове цепь ассоциаций, приводящих к моей сопернице, что я не заметила сама, как уставилась на него пристально, а он, истолковав мой взгляд, видимо, как желание войти в ресторан, открыл ресторан, улыбнулся и предложил мне сделать это. Не знаю сама для чего, я вошла.
В моих действиях не было, да и не могло быть никакой логики. Я просто вошла и, уже войдя, сообразила, что у меня вряд ли с собой больше двухсот пятидесяти франков.
Я села за столик у самой двери, а он прошел в зал.
"Может быть, ресторан развеет меня", - подумала я, и тотчас же ко мне подошел официант.
Я лихорадочно вертела в руках меню, стараясь выбрать, что попроще, в конце концов соорудила себе сносный обед, с трудом уложившись в намеченную сумму.
Официант почти немедленно принес мне два ломтика дыни с кремом и, сосредоточившись на ней, я не сразу заметила чей-то пронзительный взгляд. Я подняла голову, уже зная, что я увижу, поэтому сделала это незаметно. На меня смотрели полные ужаса глаза Вадима. Он, конечно, никак не ожидал, что я появлюсь здесь во время собственной лекции, да и вообще здесь. Он, может быть, решил, что я за ним следила специально, но ни один мускул не дрогнул на моем лице, а это, поверьте, далось мне очень трудно. Я сделала вид, что не заметила его, а когда краем глаза взглянула в его сторону, то увидела, что он сидит спиной к моему столику, и это для того, конечно, чтобы было как можно меньше шансов быть мною замеченным. Я смотрела на его спину и видела, как она напряжена. Рядом с Вадимом сидел тот самый китаец, который загнал меня в ресторан, и что-то вещал ему. Его французский был для меня как говор пингвина.
Безудержная разгадка ситуации осенила меня. Конечно, этот китаец - ее папа, а этот молодой человек, мой Вадим - ни больше ни меньше как его будущий зять. Я взирала на эту семейную идиллию равнодушно, отбрасывала палочками пленки с залитых соусом гринуй и нисколько не удивилась, когда дверь ресторана распахнулась и мимо меня к их столику, улыбаясь, как принцесса, проплыла моя фантастическая соперница. Мне было мрачно и неудобно, но я не могу не быть объективной и не отметить совершенство ее движений, походки, манер; ее рост, ноги, бедра, шея, талия, цвет кожи, умеренный макияж были совершенны настолько, что будили во мне бешенство.
Расплатившись, я выкурила прямо тут же за столиком сигарету и тотчас же отправилась к себе на Пляс д,Итали. Моего спокойствия хватило только до подъезда дома и на то, чтобы вымученно улыбнуться консьержу. Он что-то спросил, открывая дверь, но, по счастью, дверь лифта была открыта, я вскочила туда и почти тотчас же со мной случилась истерика. Я не могла уже нормально выйти из лифта, я выползла из него и с трудом открыла дверь ключом, который, сволочь такая, застрял и никак не хотел поворачиваться. Я готова была уже снова спуститься и подняться по другой лестнице, чтобы войти через балконную дверь в свою спальню, но вновь видеть добродушного консьержа мне было тяжко.
И вдруг мне стало на секунду хорошо, очень ненадолго, но ровно настолько, что я успела снять верхнюю одежду, притащить в спальню все виски, которое у меня было, и включила видео. Я не так уж люблю его смотреть, но мне хотелось ни о чем не думать. Я начала пить. Видюшник показывал какой-то фильм про волков, и я еще не совсем пьяным сознанием подумала, что какой бы я теперь фильм ни смотрела, все будет рождать во мне неприятные ассоциации с моей нынешней жизнью. Я выпила еще бокал виски, отвлеклась от телевизора, оглядела спальню и опять увидела на стене ружье. Мне стало вдруг страшно. Я выпила еще виски, но все думала, думала, теперь уже окончательно не глядя в телевизор. Какой-то страшный сон сморил меня, мне стало вдруг удивительно хорошо, но только ненадолго, потому что потом вдруг затошнило, и я еле добежала до уборной. Я не знаю, как я вернулась в свою постель, но в ней, несмотря на головокружение, несмотря на то, что все еще мутило и болела голова, морально мне было чуть-чуть получше, а к тому же когда я еще вспомнила, что завтра суббота и не надо идти в институт, я успокоилась совершенно. Краешком сознания я уловила, что автоматически выключился видюшник, и, нажравшись разных таблеток, отключилась сама.
Утром я проснулась необычно рано и, зная, что в таких случаях надо делать, тотчас же полезла в горячую ванну, взяв с собой из холодильника пару стаканчиков сливочного мороженого с шоколадом. В ванне я некоторое время забавлялась с душем, и, как ни странно, это почти привело меня в норму. Мое тело расслабилось на некоторое время, перестало требовать запрещенных яств, а мое отравленное алкоголем и таблетками сознание отключилось от Вадима.
Полчаса очень приятной процедуры, и я была свежа, как листья салата. Теперь надо было придумать, как убить время, и я решила заняться осмотром своего гардероба. Но уже через час это занятие мне наскучило. Я все скомкала, сунула обратно и плюхнулась в кресло.
Волна обиды снова стала подступать к горлу, и, чтобы не разреветься, я решила одеться получше и прошвырнуться по улицам. Но судьбе в этот день было угодно еще раз сделать мне больно. Я почти немедленно остановилась возле витрины небольшого китайского магазинчика, в которой висел большой плакат, изображающий европейского молодого человека и китаянку, которые куда-то мчались на своей яхте. Это невинное совпадение произвело на меня сильное впечатление.
Я отошла от своего дома всего на несколько кварталов и опрометью бросилась назад. Никогда время не шло так медленно, как в те короткие секунды, что я бежала домой.
Перед самым моим домом мне под бок - опять перебегала где попало ткнулся серебристый "Ситроен", и от боли, от обиды, от унижения, от одиночества я заплакала теперь уже так горько, что села тут же на тротуар и закрыла лицо руками.
Из "Ситроена" меж тем вышла почтенных лет дама, подошла ко мне, постояла около чуть-чуть, а потом села рядом.
- Меня зовут Лидия, - сказала она.
- А меня Мелони, - ответила я и, неожиданно для себя зарывшись в ее шарф своими перемазанными косметикой губами, глазами и мордой, заревела снова, но уже эмоционально иначе, так, как это делает существо, надеющееся на защиту более сильного.
- Я вас не очень ушибла? - спросила Лидия.
- Нет, конечно, не беспокойтесь, тут дело в другом.
- Я это вижу.
Мы довольно долго перебрасывались репликами, пока не сообразили обе, что вовсе не хотим так быстро расставаться. Мы сперва посидели в ближайшем кафе, потом в машине Лидии, а затем поднялись ко мне.
