"Маленького хочется взять на ручки... Пузыречек кругленький... А длинный похож на худого медвежонка-переростка. И шерстка кудрявистая... А ведь они славненькие уродцы", - и Лана принялась помогать Ишаче и Кикпляскину освободившейся рукой.
13
"Интересно, а почему все-таки наша улица называется Шаговой?" - Дезидерий пешком спускался с девятого этажа. Лифт с одиннадцати вечера и до семи утра не работал.
"Вот все говорят, что название улицы связано исключительно с ходьбой. Шаг, шагать, Шаговая... Но это совсем не интересно. Уж очень тривиально! Надо бы чего-нибудь эдакого"...
Над лестничной площадкой потолок был похож на пятнистую шкуру какого-то животного. Черные пятна на белом фоне.
"Как Ланины бабочки, которых кто-то расплющил по побелке... Надо же, получилось очень похоже на горностая. Я иду под покровом королевской мантии".
Неровные пятна копоти над головой были следами сгоревших спичек.
Если у спички слегка послюнить и расщепить кончик, а потом приставить серой к коробку, направить вверх и, придерживая большим, щелкнуть указательным пальцем, то загоревшаяся спичка полетит и приклеится к потолку. Там она будет гореть несколько секунд, освещая темную лестничную площадку.
В подъезде собирались разношерстные компании, часто развлекавшиеся таким образом. Следы их деятельности и чернели на потолке.
"...да-да, Шаговая... Ага, есть... Ну, предположим, дело было так... Давным-давно в этих окрестностях жил батрак по кличке Ша... Странная какая-то кличка... Ладно, пусть кличка была сокращением от слова "шабер", столь любимого отцом батрака, который был мастеровым и часто пользовался этим инструментом... А еще отец батрака, воспитывая сына, часто приговаривал: "счас, как приварю шабер!". Со всеми вытекающими последствиями... Так и приклеилось к сыну "ша" да "ша"... "Ша, подойди сюда! Ша, пойдем погуляем? Ша, хочешь конфету?" А что? Звучит вполне... Знать бы точно, что такое "шабер"... Потом он вырос, а кличка "Ша" осталась... Так, хорошо"...
Дезидерий спускался, левой рукой чуть касаясь стены. Так было легче фантазировать.
"...трудна была безрадостная жизнь быстро повзрослевшего Ша. Батрачил он на хозяина. Каждый день в поте лица своего валял по десять пар валенок в сырой мастерской, а денег на прокорм семьи еле-еле хватало... Стоп. А какая у него была семья? Ладно, пусть для начала будет вечно злая, простоволосая жена-грымза и штук пять пооборванней и поголодней детей. Так... Валял и валял он себе валенки, но вот однажды в пуке шерсти нашел древнекитайскую игру го"...
Дезидерий остановился, прислушался и посмотрел на часы. Из-за дверей квартиры на пятом этаже раздавались стоны. Они отличались строгой периодичностью: два протяжных, промежуток в десять секунд, три коротких, почти покашливание, опять промежуток, и все повторялось.
"А ведь он парень на вид ничего. Вроде здоровый. Без видимых дефектов".
Дезидерий вспоминал хозяина квартиры.
"Вежливый. В лифте всегда здоровается. Чего ж это он так мучается? Ведь как ни пройдешь мимо дверей, то всегда слышишь эти жуткие стоны. И всегда по часам можно сверить их модуляцию... Два длинных, три коротких... Спросить бы его как-нибудь, да неудобно как-то... Может быть это у него вселенские муки совести проклевываются? Скажем, "ты в ответе за свою розу", или еще что-нибудь"...
Дезидерий возобновил прерванное движение по ступенькам.
"...как же попала игра го в пук шерсти для валенок?... Ага, шерсть была овцебычья, а овцебыков... нет, не пойдет... Овен и Телец... овнотелец славный шерстистый зверь, очень редкий... овнотельцов тех остригали монахи в древнем тибетском монастыре. Или не тибетском? Скажем, Мефодиева Пустынь... Полубратья полуордена Страха и Трепета... Но совершенно точно то, что монахи те были поклонниками го и частенько, отложив в сторону ножницы, играли. Но строгий настоятель им запрещал отвлекаться. Основной-то доход монастыря был от продажи редкой овнотелячей шерсти... Ох, чего-то и я отвлекся... Да... Монахи в страхе перед настоятелем спрятали все игровые принадлежности в пуке шерсти, а потом забыли. Шерсть же продали на валенки. Ну вот, теперь вроде складно"...
Рука, все это время совершавшая касания стенки, задела жесть почтовых ящиков.
И это означало, что спуск завершен.
Дверь открылась в ночь.
Продолжая импровизировать, Дезидерий вышел на безлюдную Шаговую улицу.
"...батрак Ша случайно нашел игру, заинтересовался, и сам, без посторонней помощи, быстро понял принцип го. Освоил нужные приемы... В общем, гением оказался по части го. Самородком... Дальше-то что? Ага... Стал батрак Ша ходить по базарам и ярмаркам, предлагая сыграть в го на деньги... Конечно же, всех поголовно обыгрывал!... Так... В конце концов, сколотил себе Ша состояние. Стал очень богатым... Жена его сделала химическую завивку, принимала ванну с пеной два раза в день, похорошела и больше не ругалась... Дети растолстели на шоколаде и целыми днями играли в супернинтендо... Ха-ха-ха! Ну, это я уже слишком! Где ты, о, мой внутренний цензор? Спишь, старый брюзга, как и всегда"...
Настроение явно улучшилось, и, при входе в парк Ристалия, Дезидерию уже не казалось, что цель его ночной вылазки совсем уж глупа и безумна.
"Ведь тянет... Тянет меня сюда, и все"...
Он посмотрел на здание Ристалия, подсвеченное прожекторами.
Два темных иноходца словно увлекали за собой квадригу, а чуть видный в ночных тенях, чем-то явно напуганный возница сейчас выглядел как обуза, лишний груз для лошадей, рвавшихся в...
"Куда они? Куда они стремятся? И я куда? А-а, все равно..."
Дезидерий вошел в темный коридор меж деревьев и быстро зашагал по хрустящему гравию туда, где редело покрывало ночи, туда, где призрачный свет отмечал изменение в монотонности растительности, туда, где центр парка Ристалия.
"...но бывший батрак Ша был добрым человеком, и, желая отблагодарить судьбу, дал много денег на постройку стадиона для конных испытаний, нашего дорогого Ристалия, и когда выстроили шикарный комплекс, то долгое время люди, проходя мимо и любуясь на красивое здание с колоннами, лепниной и скульптурами, поднимали вверх большой палец и, восторженно покачивая головами, восклицали: "Ша! Го! Во!", - мол, какой Ша молодец, что, выиграв в го большие деньги, не забыл и о простом народе! - очень скоро весь район, где разместился Ристалий, стали называть "Шагово", ну, а потом и улицу нарекли Шаговой".
Подошвы перестали чувствовать упругое сопротивление гравия, пропал хрустящий звук - гравий сменился ровным слоем песка, и в отблесках сторонних дальних огней перед Дезидерием открылись бронзовые фигуры: два коня в натуральную величину и вихрастые мальчики, сидящие на них.
Кони стояли под острым углом друг к другу. Голова одного почти касалась крупа другого.
Дети, гуляющие здесь днем с родителями, обожали залезать на коней, и бронза местами была отполирована до блеска.
Дезидерий быстро пересек площадку, вспрыгнул на плоский круглый постамент и, опираясь рукой на голову одного коня, залез на круп другого. Обхватывая ногами твердые бока, он придвинулся вплотную к мальчику и прижался к холодной металлической спине.
"Лана! Где бы ты ни была, Лана, я сделал то, к чему ты стремилась!"
Издалека донеслись слабые виолончельные переливы.
"Громоздкий? Но ведь он по ночам не играет"...
Внутренней поверхностью бедер Дезидерий почувствовал колебания. В такт далекой музыке, в теле потертого коня что-то задвигалось. Блестки-пятна отполированной бронзы дрогнули, сдвинулись со своих мест, сложились струями и быстро потекли вперед. Часть из них окрасилась и столбом поднялась вверх. Перед седоком заплясала палитра разноцветных мазков, и Дезидерий, выставив вперед руки, начал падать вперед, сквозь радужную завесу, стремительно сменившую металлическую спину мальчика...
Запах свежескошенной травы. И еще что-то, неуловимо терпкое... Пелена из радужных ворсинок перед глазами... И мысль: ведь в радуге не семь цветов, а больше... И руки обнимают что-то... И мысль: да ведь он имеет форму этот новый восьмой цвет радуги!... Порывы ветра - движение вперед... И мысль: хочу раствориться в гранатовом цвете буквы омеги...
