- Слушай-ка, ты сказал "срок существования нибелунгов истек". Куда же они делись? - Мотляр задал вопрос, полагая, что по ответу можно будет косвенно узнать и о судьбе валькирий.
Художник немного стыдился своей безумной профессиональной страсти к девам-воительницам, но желание, пробужденное появлением гостя, все настойчивее заявляло о себе.
- Каждый нибелунг состоял из скрепленных частиц Бо и Ки. Сочетание этих драхм-частиц придавало нам жизненную индивидуальность и, вообще, все то, чем мы славились. Но, в отличие от валькирий, также состоявших из похожих частиц, нибелунги были лишены способности размножаться. А время совместного контакта Бо и Ки хоть и достаточно долго, но ограничено. Наступил тот самый срок, когда частицы естества большинства нибелунгов начали отделяться друг от друга и уходить в надсферы. Нет, смерти в вашем понимании не было, а происходило быстрое истончение телесной оболочки. Нибелунг, в конце концов, растворялся в утреннем тумане. И с валькириями происходило то же самое, но они оставили детей. Им было даровано право на потомков...
- Значит, я могу встретить где-нибудь много раз "пра-пра" внучку валькирии! - не смог скрыть свою радость Мотляр.
- Да, конечно, в этом-то все и дело. - Карлик Юрик подошел к окну, приподнял уголок шторы и посмотрел на улицу.
- А настоящего нибелунга ты уже не встретишь никогда.
- Интересно, а как же ты сам?
- Моя первосущность есть квинтэссенция Совокупного Бо, временно скрепленного малой толикой Совокупного Ки. - Произнеся эту фразу, Керосинин гордо вскинул голову и повернулся к Мотляру.
- Главный Мастер Йок... Впрочем, он не совсем нибелунг... Так вот, Мастер Йок сумел наладить обратную связь надсфер и Ледового Цеппелина. Он также создал тонкую перемычку между вашим и творческим мирами. Когда возникает опасность для Ледового Цеппелина, то я под действием мощи протуберанца Совокупного Бо, энергетическим сгустком пройдя через узкий коридор Мастера Йока, материализуюсь в вашем мире... Например, тот же случай с братьями Райт. Эманация их творческой энергии была настолько сильна, что Цеппелин не мог справиться с потоком хаоса и начал греться. Пришлось мне тогда материализоваться и подсказать одержимым братьям, как усовершенствовать систему управления в воздухе и каким образом стабилизировать летательный аппарат в полете и при маневрах. Появился шедевр техники, самолет, изобретение которого круто изменило историю человечества... Ну, а Цеппелин восстановил свой нормальный тепловой баланс... Совсем недавно в надсферы поступил сигнал о новой опасности. Некто со злым умыслом завладел Ледовым Цеппелином. Это настолько серьезно, что я могу один не справиться, и велика вероятность появления еще и Совокупного Ки с добавкой Бо. Мне в подмогу... Вот, пожалуй, и все.
- А валькирии-то причем? - Мотляр прихлебнул уже остывший кофе.
Юрик погладил себя по боку и проговорил скороговоркой: "без девушки, не достигшей двадцати лет, прямого потомка валькирии, некто никак не сможет реализовать свой злой умысел".
6
Дезидерий, дождавшись лазейки в плотном потоке транспорта, перебежал на другую сторону Шаговой улицы.
Здесь начинался небольшой парк. В центре него сквозь просветы между деревьями можно было разглядеть скульптурную группу из двух коней, оседланных взъерошенными мальчиками, а чуть дальше желтели гигантские цилиндры колонн Ристалия.
Дезидерий не стал заходить в парк, а повернул направо и вдоль плотной шеренги квадратно остриженных кустов, направился по тротуару в сторону Гастрономия.
Там, слева, напротив Визионавия, не доходя ста метров до магазина, стоял пятиэтажный трехподъездный дом Ланы и Яны.
Давно и слишком долго, почти непереносимо долго и невыносимо давно, Дезидерий не встречался с Ланой...
Пару месяцев назад он познакомился с ней на трамвайной остановке
Тот майский день был ветреный и холодный. Недалеко от молочного, почему-то на некоторое время лишенного колбасного запаха (санитарный выходной?), в ожидании экипажа с железными колесами стояло несколько человек.
Только-только зацвела черемуха, растущая в изобилии на территории Крестокрасных Дебрей, и терпкий сладковатый запах, плотно упакованный воздушными струями, незаметно проникал в пространство-трубу Шаговой улицы, и словно законсервированный ненадолго, только до первого трамвая, застывал нераспознаваемым над головами.
Но в какой-то момент, эти еще непрочувствованные облачка упакованного запаха, напоровшись на веером сыпавшиеся с трамвайных дуг голубые искры, раскрывались, и из них на людей выплескивался волнующе ускользающий аромат черемухи.
Запах был настолько силен, что на несколько секунд перекрывал густые бензиновые выхлопы бестолково снующих насекомообразных автомобилей. Он толчками проникал внутрь, заставлял поднимать голову, озираться по сторонам и вдруг обнаруживать в окружающем мире какие-то новые яркие нюансы.
Для каждого это была своя собственная деталь действительности, виденная много раз, ставшая уже обыденной, но под действием флюидов распустившейся черемухи вдруг приобретшая необычный, выпуклый статус, отграничивавший и выделявший ее среди себе подобных.
Усталая женщина с роговым гребнем в седых волосах подобрала под кососимметричной сварной стойкой, обозначавшей остановку, мятый трамвайный билетик, разгладила его и долго с удивлением рассматривала, беззвучно шевеля губами.
Черноусый молодой человек в джинсах заинтересовался сверхтонкой структурой красочного покрытия на фонарном столбе, и даже понюхал серую чешуйку, предварительно аккуратно отколупнув ее.
Две школьницы гладили по жестким надкрыльям неведомо откуда взявшегося, вялого от голода, жука-хруща.
А Дезидерий вдруг обнаружил, что девушка перед ним наполовину одета в черные бабочки.
Ее вельветовые брюки, в точности соответствующие цветом своего фона кремовой блузке, были сплошь покрыты изящными контурами кружевнокрылых летуний, похожих на капустниц в негативном фотографическом изображении. Стаи нарисованных бабочек, как на водопое, теснились у пояса сзади, на кокетке и накладных карманах, потом выстраивались в шеренги и волнами спускались по обтянутым бедрам вниз, образуя концентрические окружности в нижней трети ног.
Девушка переступила с ноги на ногу, - ветер взметнул невесомые волосы, от затылка к плечам побежали задорные светлые бурунчики, - и Дезидерию показалось, что две чернокрылые бабочки - одна с левого кармана, а другая с отстроченной кокетки - вздрогнули маленькими брюшками, встряхнулись и медленно отделились от ткани.
Полет их был недолог - первая спланировала Дезидерию на грудь и исчезла, а вторая растворилась в складках его рубашки на животе.
- Девушка, зачем Вы сорите бабочками на улице? - Дезидерий чуть наклонился вперед.
Она обернулась.
Занавеска желто-прозрачных волос откинулась, открылось веснушчатое поле щек, и на нем, словно на экране, перед Дезидерием возникли два глаза с удивительными радужками.
Темный, почти черный, кантик окружал по кругу светло-коричневые основания секторов, отделявшихся друг от друга чуть видными голубоватыми прожилками. Направленные в центр острия секторов были изумрудными и, сливаясь вокруг зрачка, образовывали третий цветной слой. И все слои сложно раскрашенной радужки как бы дышали кольцевой пульсацией, меняя свою площадь и частично переходя друг в друга, а голубые радиусы-границы секторов периодически изгибались под действием сложных внутренних колебаний...
Позже Дезидерий узнал, что, когда Лана сердится, то центральный слой радужки захватывает все переливчатое пространство, и глаза становятся изумрудно-зелеными.
А если у хозяйки было хорошее настроение, то от зелени в глазах оставалась лишь узенькая полосочка, сравнимая по размеру с внешним черным кантиком...
- Мои бабочки всегда со мной. - Лана улыбнулась.
И тогда и девушка, и молодой человек почувствовали, что черемуха цветет совсем не где-то там, за домами, в неухоженном парке Крестокрасных Дебрей, а здесь, рядом, в быстро сокращающемся до минимума, почему-то и вдруг ставшим очень маленьким и общим, кусочке атмосферы между ними. И невидимые, но прочнее стали, ветки, усыпанные белыми цветками, моментально сплелись в виртуальную сеть.
